возразила она.
– Рядом – это вот так… – Он встал, притянул ее к себе и с силой обнял. – Я счастлив, Мария Климова, что ты теперь у меня есть. Боже, как же я счастлив…
Ужин они начали готовить не скоро. Когда уже стемнело. И вместо сложного мясного блюда с овощным гарниром, просто закинули все продукты в мультиварку и потушили. Потом ели, нахваливали еду и себя за сообразительность.
– Главное – полезно, – без конца восклицала Маша. – Ни тебе лишнего жира, ни…
Договорить не успела, в дверь позвонили. Открывать пошли вместе.
– Хм-м… Так и знал, что ты здесь. – На лестничной клетке стоял Осипов.
Маша с Карелиным молчали.
– Могу войти? – и не вломился как прежде – нагло, без приглашения.
– Входи. – Дима слегка сжал напряженные Машины плечи. – Если тебе есть что сказать.
Осипов вошел, разулся. Самостоятельно повесил куртку на крючок. Достал из внутреннего кармана бутылку коньяка, пошел в кухню.
– Кто со мной выпьет? – Он вопросительно глянул.
Маша с Карелиным лишь качнули головами.
– Понял. Выпью один. Как на поминках, не чокаясь.
Осипов налил стопку, выпил, закусил свежим огурцом.
– Кого поминаешь, Женя?
Маша с Карелиным присели к столу, с которого уже успели убрать грязную посуду.
– Свое доброе имя честного мента, – пробубнил тот, махнув сразу вторую и третью стопки. – Нет, по службе все нормально. Там меня чуть нагнули, но и только. А вот тут-то гадко!
Он стукнул себя кулаком в область сердца. Исподлобья глянул на Карелина.
– И перед тобой я по всем статьям виноватый, Димон. И с женой твоей спал. И закрыл тебя по ложному доносу. Гадко от самого себя. Уйду я из полиции. Не могу с такой ношей. – Он помолчал и снова повторил: – Гадко… Но ты тоже восемь лет назад проявил слабость. Мог бы апеллировать. Мог бы хотя бы в последнем слове на суде что-то сказать в свою защиту! А ты от последнего слова отказался. Почему?
– Я не помнил. Я ничего не помнил. И мне тоже было гадко. Вот здесь! – Он тоже стукнул себя кулаком в грудь. – Я все время сомневался. Вдруг это я?!
– А это Пачкин. Он забил свою подругу до смерти, урод старый! – Осипов выругался, не стесняясь Маши. – Оказывается, она передумала выходить за него замуж! Он уже кому-то из своих пообещал, что подарит квартиру, что переезжает к своей женщине, а она ему отказала. Они ссорились неделю. Так Окунев изложил в своих показаниях. Потом Пачкин пришел к Сидоровой для последнего разговора…
– С битой? – перебила его Маша.
– Ага. Начал с угроз. Она стояла на своем. Закончил убийством. А Окунев, который притащил тебя к себе, потому что не нашел у тебя твоих ключей в карманах… Он услышал шум за стеной, крики. Потом увидел какого-то мужика с битой. Со спины увидел. Вошел в квартиру, а там… Он и придумал все это, чтобы убрать тебя с горизонта.
– Так Лизу мою хотел? – горько усмехнулся Дима.
– Он хотел всю твою жизнь, Димон! Жену, фирму, квартиру, удачу… Все, чем ты владел. Потом ты вернулся раньше времени. И начал не с того, с его слов. Стал строить что-то вокруг себя неподвластное его пониманию. Творец добра! Так он тебя назвал на последнем допросе. И этого он тебе не простил особенно. Но за Лизу он не переживал. Не боялся, что она снова к тебе побежит. Выпьем?
– А как же с Пачкиным все случилось? Он сам или Окунев ему все же помог?
– Сам. Было проведено еще несколько экспертиз. Установлено, что он петлю сам мастерил для себя. Окунев к нему пришел как раз в тот момент, когда Пачкин только петлю приготовил и записку написал. Они начали говорить. И со слов Окунева, Пачкин сам запросил у него чая. Сил, говорит, нет хлопотать. Когда чай подействовал, дед разговорился, каяться начал. А Окунев квартиру обыскивал. Потом ушел. Дед очнулся спустя время и на стул встал сам.
И снова он пил один. Напившись, уснул прямо в кухне Маши на маленьком диванчике. Они не стали его тревожить. Убрали со стола. Ушли в комнату и проговорили почти до утра.
– Вы чего, не ложились, что ли? – ввалился к ним в половине четвертого Осипов с опухшей физиономией и заплывшими глазами.
– Разговоры говорим, – пояснил Карелин, полулежа на диване.
Маша умостилась рядом, пристроив голову у него на плече.
– Блин, башка трещит. А у меня сегодня допрос важный.
– Кого станешь допрашивать?
– Семейку Сироткиных! Вот они где у меня! – Осипов полоснул ребром ладони себя по кадыку. – Валят все друг на друга. И никто не признается в убийстве. А я ведь почти уверен, что это кто-то из них. Почти уверен…
Весна вползала в город медленно, вяло. Днем топила ярким солнцем снег и лед, к ночи снова сыпала снежной крупой. К концу апреля они так и не вылезли из теплых курток. Зато в начале мая сразу наступило лето. Уставшая от холода земля выпустила на волю траву, та выстрелила зеленью густо и сочно. Теплые куртки были забыты. Из шкафов доставали кроссовки, ветровки, короткие юбочки и легкие кофточки. Город запестрел красотой и улыбками.
Или так просто казалось Карелину, потому что он в последнее время все время улыбался.
– Тебе опять фартит, Димон, – криво улыбался Окунев, перебравшись в свою старую квартиру и время от времени сталкиваясь с Димой на автомобильной стоянке. – Ты везунчик…
Он находился до суда под подпиской о невыезде. И трясся всем организмом от страха, что сядет. Они съехали из дома, выставив его на продажу. С дочкой Лиза ему не давала видеться. И она, и все детские психологи, нанятые тестем, считали, что он плохо будет влиять на ребенка.
С такой-то подлой душой!
И плевать им было, что он никого не убивал. Гадил исподтишка, ломал жизни, уже достаточно.
Леша нанял хорошего адвоката, и тот уверял, что он может отделаться условным сроком. Коллекцию Сироткиной он вернул. В убийстве призналась ее дочь. А тема с чайными листьями казалась адвокату неубедительной для серьезного срока. Хотя Осипов считал, что Леша косвенно виноват в убийстве Сироткиной.
– Дочь, когда обнаружила пустой тайник матери, рассвирепела настолько, что сомкнула свои руки на ее шее. Сироткина спала под воздействием чая и не сопротивлялась. И дочь опомнилась слишком поздно. Когда ее мать уже не дышала, – рассказывал ему Женя, в очередной раз вызвав на беседу.
– Может, она хотела ее убить? – возражал Леша. – Подумала, что раз мать профукала коллекцию фарфора, так же сможет спустить и обе квартиры. А