вас тут прямо коммуна, – удивленно крутила головой Маша. – По принципу: от каждого по способностям, каждому по труду?
– Немного не так. От каждого по возможностям. Народ немолодой. Но все так стараются. – Он проводил теплым взглядом женщину в белом халате и накрахмаленном чепце. – Вот Анна Степановна, она давно живет одна. Весь ее маршрут был: магазин – поликлиника – дом. Умирать собиралась к лету. А сейчас… Ожила.
– Ты им зарплату платишь?
– А как же! Все серьезно.
– А потом эта твоя затея во что превратится? Когда у них иссякнут силы и они не способны будут себя обслуживать?
– Найдутся те, кто будет помоложе и станет им помогать. Я не хочу называть это домом престарелых. Это нечто другое. Пока я только начал. Мыслей много, идей тоже. Реализация требует времени и сил. Но тут все и всё на добровольной основе. Некоторым не понравилось, не ездят больше. Кто-то прибывает. Убывает. Из постоянных двадцать человек. Кстати, Валентина Ивановна Миронова была пару раз. Присматривалась, расспрашивала.
– И?
– Сегодня не вижу… – Дима покрутил головой. – Нет ее. Может, не понравилось. Может, приболела.
– Зайду вечером, узнаю, – пообещала Маша, взяла в руки ложку и зачерпнула горохового супа. – Ого! Как вкусно!..
После обеда он поводил ее по территории. Все подробно рассказывал, глаза горели.
– Я такое только в кино, если честно, видел. Очень хочется реализовать у нас здесь.
– Здорово. – Маша толкнула носом ботинка маленькую ледышку. – А теперь о деле, Дима… Я по просьбе Осипова прошлась по киоскам Роспечати. Особенно выбирала те, что с вашим домом по соседству. Подробно расспросила продавцов о конверте, который получил Пачкин перед смертью. Не было никогда у них в продаже ничего подобного. Я обзвонила книжные магазины, некоторые магазины канцтоваров. Все так же – никто и никогда не закупал и не продавал подобных конвертов. Мы же помним, да, про отличительную особенность на обратной его стороне?
– Помним.
Солнце зашло за тучу. И ему вдруг сделалось неуютно и прохладно на улице в тонкой куртке и без шапки.
– Идем в здание. Холодно, – поежился Дима и с неожиданно прорвавшейся ревностью поинтересовался: – А чего это Осипов тебя просит о таких вещах?
– Они зашиваются. Людей не хватает. Сосредоточены на поимке убийцы Сироткиной. Кажется, даже задержали ее зятя с любовницей. Точной информации нет. Но краем уха слышала.
Она слишком стремительно отвернулась от него. И он понял это по-своему.
Не хочет выбалтывать информацию. Тайны следствия и все такое. Дима сразу ощутил дистанцию между ними. Не большую, нет. Но она ведь может разрастаться? Может превратиться в глубокую пропасть. И ее тогда не перепрыгнуть ни ей, ни ему. А он…
Он точно этого не хотел.
– Маша, если не можешь мне всего рассказать, я пойму. Только не ври мне, ладно?
– Я и не вру. – Она повернулась. И глянула на него с явной обидой. – Я никогда не вру, Карелин. Просто…
– Просто что?
Он уже отодвинулся от нее до линии горизонта, хотя Маша стояла в шаге от него.
– Осипов и ты… Ваши скелеты, они так и станут выпадать из ваших шкафов, да, Дима? Ты вот спросил про него, и в голосе твоем было что-то… Неприятное такое. Это из-за твоей бывшей жены, да? Ты… Ты все ее еще любишь?
О господи! Он еле сдержался, чтобы не рассмеяться – громко, счастливо. Она что, ревнует? К Лизе? И сочла, что он и она…
Нет никакой дистанции между ними. И пропасти, значит, не будет.
– Иди сюда.
Он вытянул руку, поймал ее за воротник, привлек к себе и поцеловал.
– Мы друг друга не так поняли, Машка, – прошептал он в помпон на ее шапке. – Я подумал, что ты от меня тайны следствия скрываешь. Ты подумала, что мой голос дрогнул из-за моей неприязни к Осипову из-за Лизы. А все не так. Все ведь не так?
– Тайны следствия? Дурак, что ли! – фыркнула она, стукнув его кулачком в грудь. – Во-первых, я действительно все пропустила. Они все на земле работают. Я Осипова и его людей почти не вижу. Во-вторых… А это не из-за Лизы?
– Нет.
Он обнял ее, прижался теснее, стало тепло и хорошо. Стоял бы и стоял так, не разжимая рук. Маша дышит в шею. Шепчет что-то милое. Он уж и забыл, как это бывает в нормальной человеческой жизни, когда симпатия, доверие, спокойствие.
– Это из-за тебя, Машка, голос меня подвел. Я ведь не посмотрю, что он мент… – Дима продемонстрировал крепкий кулак.
– Еще не хватало! Он и так тебе в затылок дышит. А так сразу закроет. Нет уж, Дмитрий Иванович, постарайся больше ни в какие истории не попадать, хорошо?
– Хорошо. Идем в Дом. Там тепло. И чай с баранками.
Они пили чай, потом ходили по зданию.
– Видела бы ты, что здесь было! Разруха. Мы все своими руками, мусор выгребали, латали. Крышу ремонтировать, правда, нанимал специалистов. Но двери, пол – своими силами. Сейчас на втором этаже сразу три комнаты под чистовую отделку готовим. Чтобы летом здесь отдыхать, в город не ездить. У меня в штате даже психолог появился, медработник. Народ, заряженный на позитив и добро.
Он рассказывал ей, обволакивая своей энергией и смелыми фантазиями настолько, что в голове заворочались мыслишки: а не уйти ли ей со службы.
– Я могла бы возглавить охрану, – предложила она с улыбкой. – Обнесли бы территорию забором. Выставили бы посты и…
– Погоди, погоди! – замахал он на нее руками, рассмеявшись. – Вот раскрутимся, тогда и о собственной охране будем думать. Пока сторожа достаточно.
День пролетел за час как будто. Возвращались в Москву в настроении. Дима даже принялся подпевать радио, Маша подхватила. Фальшивили оба безбожно, но им нравилось дурачиться, быть беззаботными. И в мыслях не держали, что кто-то может этот чудесный день взять и замазать черным.
А у Осипова получилось!
Его машина стояла на парковке на Димином месте. Сам он слонялся рядом, разговаривая с кем-то по телефону.
– Так я и думал, что ты с ним, – проговорил он с обидой и глянул так же.
– Не твое дело, Женя, – тихо отозвалась Маша и даже шагнула за спину Карелина. – И не ори…
– Я, собственно, за вами, гражданин Карелин.
Осипов сунул руку в карман, достал оттуда наручники и, поддерживая за одно кольцо, помотал ими в воздухе.
– Сам наденешь или помочь?
– В чем, собственно, дело?!
Маша выбежала вперед и встала между Осиповым и Карелиным. Ее растопыренная ладошка уперлась в Женину куртку на груди.
– Что ты опять, Осипов, а? – с надрывом произнесла она. – Ну почему
