– Проблема устранения кого-либо из старших офицеров на подобном корабле упирается в несколько довольно неприятных препятствий. К счастью, даже их возможно преодолеть.
В нашем случае все упирается в управление охранными роботами, в информационную службу, которая выведывает и упреждает любые беспорядки, и вообще в то, что старших офицеров корабль слушается охотнее, чем нас, и предоставленные им возможности полнее и шире, нежели предоставленные нам. Несложные размышления приводят нас к печальному выводу, что когда хотя бы один из старших офицеров на вахте, когда он подключен к кораблю, бунт заранее обречен на провал.
Напрашивается вывод: нужно ловить момент, когда все старшие офицеры, а желательно – и их окружение с высокими индексами доступа, будет отключено от корабля. Наши же люди – напротив, будут подключены.
Обычным порядком такую ситуацию не дождаться, но ее можно и нужно создать искусственно. Естественно, потребуется некоторое время на подготовку.
Во-первых, нам придется разжечь недовольство старшим офицерством в массах, в жилых секторах. Различными путями – можно на короткое время повредить сервис-системы связанные, например, с питанием или с производством спиртного. Распустить слухи о полном запрете на вахты, параллельно со слухами, что верхушка пользуется доступом к биоскафандрам и кораблю неограниченно, довести людей до массовых беспорядков, и, в решающий момент потребовать встречи с капитаном и старшими офицерами лично, где-нибудь на территории жилых секторов. Причем требовать встречи в полном составе – если все проделать правильно, они пойдут на это. Вынуждены будут пойти.
Можно попробовать спровоцировать капитана действительно на полный запрет любых вахт – и это осуществимо при правильном подходе. В этом случае охранные роботы вообще не придут на помощь капитану. Есть несколько путей…
Шадрин слушал, едва только не раскрыв рот. Черт возьми! Головастые малые все-таки вьются около директората! Вещи, которые еще полчаса назад представлялсь пустопорожним трепом вдруг начинали казаться реальными и возможными, стоит только немного поднапрячься. Негромкий голос, исполненный уверенности и смутной гипнотической силы, звучал в зале, и дело замены капитана вдруг начало обретать черты реального последовательного плана.
Место совещания за этот вечер меняли трижды, а Самохвалов все излагал и излагал подробности и варианты будущих действий. Шадрин поневоле увлекся.
Всерьез.
48. Павел Суваев, старший офицер-аналитик, Homo, крейсер Ушедших «Волга».
В десять минут шестого Суваев чмокнул жену в щеку и выскользнул в коридор жилого сектора старших офицеров. Из каюты напротив как раз выходили Курт Риггельд и Юлька Юргенсон. Юлька улыбалась, а Курт хмурился и нервно оглаживал тяжеловесную кобуру на поясе.
Суваев тоже потрогал кобуру – уже недели три как не пустую. Капитан Савельев в который раз продемонстрировал недюжинную прозорливость, раздав своему ближайшему окружению оружие.
Беспорядки в жилых секторах экипажа начались спустя какую-нибудь неделю после вооружения. По кораблю ползли слухи один глупее и нелепее другого, но волжане им почему-то охотно верили; а неожиданная остановка сервис-систем едва не вызвала взрывной голодный бунт. Двое с лишним суток Артур Мустяца провел в биоскафандре, в единении с кораблем, и вывалился из шкафа выжатый, как лимон. Как наркоман после передозировки.
Но систему он все-таки оживил со своими обормотами-подчиненными.
– Привет, Суваев, – поздоровалась Юлька. – На встречу?
– Ага.
Риггельд просто кивнул, и не проронил ни слова.
Втроем офицерство влезло в приветливое нутро транспортной платформы; с недавних пор платформы переделали из простых летающих и прыгающих сквозь пространство плоскостей в копии вездеходов или автомобилей – с кабиной, дверцами, сидениями. Суваеву нравилось это новшество. Тем более, что платформы продолжали исправно прыгать по кораблю, словно чудесные пассажирские блохи.
– Где сборище-то? – недовольно поинтересовался Риггельд. – Дожились, Donnerwetter! Митинги на борту!
– В жилых… На площади, – подсказала Юлька с готовностью.
– Какой еще площади? – удивился Риггельд.
Юлька улыбнулась и потерлась щекой о его плечо.
– Ну, там зал такой есть здоровый, где Мустяца фонтан выращивал, помнишь? Вот, это место теперь площадью и называют.
– А… – дошло до Риггельда. – Фингерный зал. Знаю.
– Его расширили, кстати, – уточнил Суваев. – Площадь теперь – самое для него подходящее название. Особенно, когда фонтан запустили.
Вездеход вырулил в транспортный рукав и резко увеличил скорость. Далеко впереди мерцали габаритные огни еще одного. Полумрак рукава захлестнул кабину, и только бессмысленное свечение под лобовым стеклом, там, где полагалось находиться приборной доске, тщетно пыталось этот полумрак разогнать.
«Сейчас прыгнем», – подумал Суваев, по привычке пытаясь уловить момент перехода на финишный участок.
Насколько он знал, это еще никому не удавалось – уловить момент прыжка.
Впереди замаячило размытое пятно света – транспортный рукав вливался в пузырь-распределитель. Здесь перекрещивались несколько рукавов. Передняя платформа как раз нырнула в это световое пятно, и оранжевые габаритные огни тотчас поблекли.
А потом вспыхнули алые пятна экстренного торможения, и с некоторым опозданием донеслись звуки выстрелов и глухой удар – передняя платформа вильнула в сторону и ткнулась в стену пузыря. Захлопали дверцы, и кто-то закричал злым надсадным голосом, а потом снова затрещали выстрелы из бласта.
– Что такое, черт возьми! – Суваев подобрался, как ныряльщик перед прыжком. Бласт словно бы сам собой перекочевал из кобуры в руку.
Они как раз приблизились к пузырю, внешне похожему на большой стеклянный шар, в котором змеились хитроумные многоуровневые развязки нескольких тоннелей. Платформа с помятым корпусом приткнулась к неповрежденной стене пузыря, оторванная с мясом дверца валялась рядом. Внутри платформы-вездехода сидела Яна Шепеленко, бледная, но решительная, и в руке ее мелко плясал бласт «Витязь».
– А, – сказала она с нескрываемым облегчением, – это вы…
Суваев обернулся – Юлька и Риггельд, тоже вооруженные, стояли чуть позади него.
– Что за стрельба? – поинтересовался Суваев. – Прям, как дома…
– Не знаю, – Янка качнула головой. – Мы ехали на сборище… Я, Смагин и Рома. Тут нас обстреляли – во-он оттуда. Рома со Смагиным погнались.
– Кто стрелял-то хоть, видели? – угрюмо спросил Риггельд.
– Не знаю. Тип какой-то, в обычном комбезе. Шарахнул несколько раз, и наутек пустился.
Суваев внимательно глянул на увечную платформу. В лобовом стекле виднелись четыре аккуратненьких овальных отверстия.
– Кто сидел впереди? Рома?
– Ага, – Янка кивнула. – Я вообще-то не очень рассмотрела кто стрелял. Мы со Смагиным целовались.
Суваев негодующе скрежетнул зубами.
– Е-мое! – всплеснула руками Юлька. – Так что получается, стреляли в капитана?
– Именно так и получается, – буркнул Суваев, оглядываясь. – Куда они побежали, а?
– В рукав. Вон в тот.
– Пошли-ка, Курт…
И Суваев со всех ног бросился в указанном направлении. Ботинки скользили по наклонному полу, гладкому, словно олимпийский лед. Курт поспешил следом, и Юлька отчаянная, конечно же, не пожелала отсиживаться в уголке.
В рукаве было сумрачно и сухо; воздух казался ощутимо плотным, словно давление здесь было выше, чем в пузыре-развязке. Вдалеке еле заметно тлели два габаритных огня быстро улепетывающей платформы и неясные силуэты людей. Люди приближались.
Суваев благоразумно вжался в стену, чтоб не маячить на фоне светлого пятна – входа в пузырь-развязку. Риггельду и Юльке объяснять смысл ухода в сторону не пришлось – сами мгновенно убрались.
Двое в мутной полутьме рукава тотчас залегли.
– Наверное, это Ромка со Смагиным, – прошептала Юлька. – Позвать их что-ли?
И, не дожидаясь ответа, звонко выкрикнула в бесконечную с виду трубу-тоннель:
– Рома! Это ты?
– Юлька? – донесся искаженный эхом ответ. Суваев не без труда опознал голос капитана.
– Я, кэп! Нас трое, я, Курт и Пашка.
Вдалеке обе фигуры поднялись с гладкого пола и, пригибаясь, стремительно побежали вдоль стен рукава. Спустя пару минут Рома и Смагин, бесшумно, будто бесплотные тени, приблизились на расстояние нескольких метров.
Комбинезон Смагина с одного боку был грязен и изорван, словно его с размаху протащило юзом по дасфальту. У Ромки на щеке багровел большой продолговатый синяк. Оба держали в опущенных руках бласты – Рома стандартный «Витязь», а Смагин – усиленную модель, двухпотоковый «Гарпун».
– Ого! – сказал Суваев и присвистнул. – По вам стреляли, кэп?
– По нам, – буркнул Рома недовольно. – По кому же еще?
