— Бум… и нет ноги… — равнодушно произнес Егор.
— Тьфу, на тебя! — громко обиделся Стеклов. — Совсем еб. нулся! Я ему про женщину, а он…
— А да… — задумчиво сказал Егор, — так что там с этой женщиной?
— В общем, сидит она предо мной голая… со спины… покатые белые плечи, узкая талия… ягодицы! — Стеклов нарисовал руками по воздуху изящную гитарную обечайку.
— Точно не жена была? — снова спросил Егор.
— Не она. Точно.
— Ладно, что дальше?
— Я осторожно ложу ей на плечо руку… Она томно плечом так… — Стеклов неуклюже пожал одним плечом, — ведет… а я начинаю скользить рукой по спине, вдоль позвоночника… вниз…
— И…
— Хули, «и»… Она оборачивается и говорит: ну что, Вовка, будем сегодня мусорные кучи расстреливать, или нет?! — выпучив глаза, произнес Стеклов. — Тебе это что-нибудь напоминает?!
— Это же я у тебя на днях спрашивал! — смеясь, припомнил Егор. — Не сегодня…
— То-то же и оно, что ты!.. Вчера спрашивал, и не только вчера… Мне уже сниться все это! Бабу нормально пощупать не могу! Похоже, совсем здесь одичаю…
— Точно. Как дикая собака… — сказал Егор, и кивнул в сторону идущего впереди кинолога с измученным питомцем. Окинув боевой порядок дозора взглядом, Егор заметил, младшего сержанта Никулушкина, тот настойчиво колол щупом непокорную почву. Егор настороженно смотрел за его движениями, пытаясь различить в его неторопливых плавных движениях все объясняющую тревогу. Но Юра Никулушкин, с трезвым расчетом продолжал выковыривать из почвы неизвестное. Егор замер в ожидании. Стеклов продолжал безучастно болтать, но Егор не слушал его. Егор терпеливо ждал результата. Наконец Никулушкин вынул невидимый щуп, и Егор заметил, что на игле наколоты две пачки от сигарет.
— Юра, — крикнул Егор, — я сейчас этот щуп тебе в одно место засуну! Ты меня понял! — Егор погрозил ему кулаком.
Никулушкин встрепенулся. Быстрым движением ноги, сбил обе пачки с иглы щупа и продолжил движение.
— Задолбали уже… как малые детки… О чем только думают?!
— О чем, о чем? — сказал Стеклов. — О том, как все заеб. ло! О чем еще можно думать?! Ты вот, сам, о чем думаешь?
— Я не думаю, я с тобой разговариваю. Пошли!
Оба зашагали дальше.
— Так о чем мы с тобой говорили, — про мусор? — с иронией сказал Бис.
— О женщинах…
— А, точно. Про женщину, которая спросила про мусор, — поправил Егор Стеклова.
— Хорошо, пусть так, — согласился Владимир.
— А ты знаешь, что женские разговоры — это то, из-за чего разрушаются больше половины отношений между мужчиной и женщиной?
— Каким же образом?
— Ты понимешь, все женщины хотят изменить мужчину к лучшему. Ну, например, с тем же самым мусором: вот она думает, что тебе надо вынести мусор. А ты и сам знаешь, что надо вынести, но ты решил, что сделаешь это через час, а за одно — проветришься, покуришь. А ей надо немедленно! А ты совсем недавно курил, и не хочешь больше… Женщины, не то чтобы не понимают мужчин, они просто по-другому не умеют, и поэтому полностью игнорирует фундаментальные законы мужской психологии.
— И кто виноват? Мужчины или женщины?
— Да никто не виноват… и вроде как — оба… Природа, наверное такая? Просто мужчины ни черта не понимают, что конкретно от него нужно женщине. А женщина — мужчине. Ну вот, пример, она говорит: «Тебе ничего не нужно, кроме твоей долбанной армии! День и ночь готов там сидеть!» Ну, вот и ответь: готов ты сидеть на службе день и ночь?
— Готов! — не понимая сути примера, сказал Стеклов.
— Тьфу ты… не правильно спросил: готов — это понятно! А хочешь?
— Нет.
— Ну вот! А попробуй сказать об этом женщине… Для нее эти слова, вроде — А-мамбу-хару-мамбу-ру, — набор звуков! Вот и получается разговор, состоящий из непонятных слов и звуков… Раздражает… — сделал вывод Егор. — Через десять минут такого разговора… а мужики совершенно не приспособлены к длительным и напряженным разговорам об отношениях… так что через десять минут он уже устал и взбешен! Женщины они ведь не знают, сколько времени можно разговаривать, пока он не начал «рычать». Если это 20 минут, то значит нужно уложиться в 15, если это один час, то можно и 45 минут поговорить…
— Слушай Егор, может, поедем на рынок, что-то надоело уже идти? — спросил Стеклов. — Самые опасные участки мы вроде проверили?
— А что? — согласился Егор. — Поехали! — Егор свистнул, и показал рукой знак для водителя.
БТР рванул вперед. Бойцы замерли, заняв вдоль обочины оборону. После второго сигнала — Егор покрутил рукой над головой — бойцы парами стали двигаться к бронетранспортерам для посадки.
Недолго просидев на рынке, погрузились, и благополучно вернувшись на «базу», как все называли между собой территорию грозненской автоколонны. Егор построил саперов перед палаткой:
— Так, товарищи саперы, кратко подведем итоги: что я хочу вам сказать, я иду и вижу, как вы с безразличием, отдавшись тупому наваждению, насаживаете на иглу сапёрного щупа различные инородные предметы: сигаретные пачки, спичечные коробки, и другой мелкокалиберный бытовой мусор, словно грибы на нитку… Понимают ли я, что вы делает, или нет? — задал вопрос Егор. — Думаю, что понимаю: устали, и делаете это ненамеренно? Знаю, но…
Егор привел два трагических примера, но уставшим разведчикам, явно было не до них.
— Ладно, я все понял: сентиментальность и страх, в сущности, чужды вашим уставшим ногам и рукам… Я завидую вашему владению собой в сложных ситуациях и спокойствию в моменты опасности… — торжественно продолжил Егор. — Понимаю, что пустой болтовней и страшными историями — фугас не заменить, и предлагаю наглядный тому пример, что может произойти, когда вы накалываете коробочки и баночки! Дежурный! — крикнул Егор, чтобы было слышно в палатке.
— Я товарищ старший лейтенант!
— Через две минуты, здесь, на бетонной площадке перед расположением стоит письменный стол, на котором: сапёрный щуп, полиэтилен, электродетонатор, батарея «Крона», пищевая фольга, и пустая пачка от сигарет, понял? Повторяю: сапёрный щуп, полиэтилен, электродетонатор, батарейка, пищевая фольга, и пустая сигаретная пачка… Время — пошло!
Все было найдено очень быстро, по большей части из карманов: пакет — от печенья, батарея — из фонарика, пачка от сигарет с фольгой внутри, щуп, и детонатор.
Построенный перед столом личный состав роты, внимательно наблюдал за не хитрыми манипуляциями командира роты с пачкой сигарет и прочим. На всё это было затрачено не больше пяти минут. Ясные по-детски заинтересованные глаза солдат, терпеливо ждали, пока Егор с поразительной трогательной нежностью манипулировал элементарными вещами, — рвал, откусывал, сминал, скручивал, закладывал, и в конце любовно закрыв пачку сигарет, протянул ее солдатскому строю. Те, вмиг отпрянули, едва перед ними предстала заминированная пачка от сигарет.
— Ну что, кто проткнет коробку щупом? — спросил Егор.
Солдаты переглянулись. Ни один, бесхитростно радуясь, не соглашался этого делать. Солдаты отказывались брать ее в руки.
Бережно опустив сигаретную пачку на землю, Егор, протянул на этот раз сапёрный щуп в поисках желающего проткнуть пачку иглой щупа.
Но представленная процедура минирования, конечно же, сыграла свою роль, а потому желающих опять не оказалось. Егор не стал настаивать. Упершись иглой саперного щупа в картонную стенку сигаретной пачки, лежащей на земле, Егор отвернул лицо в сторону, с силой надавив на щуп. Металлическая игла, прошила две пластины из фольги, проложенные между собой свёртком обычного полиэтиленового кулька, игравшего роль диэлектрика, и замкнула электрическую цепь примитивного взрывного устройства. Раздался громкий хлопок. Момент испарившейся пачки, словно из шустрых рук иллюзиониста, был встречен шквалом по-детски восторженных криков и аплодисментов…
Сегодня, 15 февраля, работаем параллельно со «спецами», теперь спецназовцы обеспечивает мою работу… По утрам, иду по маршруту, наступая на их головы — лежат повсюду…
Сегодня, нечаянно, запнулся за ствол пулемета, что торчал из-за угла частного дома, он сбалансировав на сошках, ударив солдата прикладом по подбородку…
Кривицкий на своем маршруте обнаружил фугас. Когда обезвредили, перекрывшись «Пеленой» (экспериментальный образец прибора подавления радиосигналов) и прибор выключили, на него по рации вышли «чехи»… Правда, назвали его моим позывным: «Что, «водопад», нашел… — говорят, — у нас их много, не волнуйся!» Дерзкий Генка их обматерил; а что ему волноваться, — «водопад», — это же я…
Сделав запись, Егор отстранился от дневника, лежал и смотрел перед собой, в никуда:
«Что за профессия такая? — думал Егор. — Предполагает на фоне небольших привилегий — одну повинность — пойти в любой момент и умереть… — Егор снова склонился над дневником и аккуратными печатными буквами вывел на новой странице заголовок:
