Несмотря на затычки, рев оглушал. Нил чувствовал, как волосы на теле встают дыбом в наэлектризованном воздухе. Он то и дело смотрел в зеркало заднего вида, пытаясь выяснить, где находится ангел, и одновременно гадая, насколько близко нужно к нему подобраться.
Вспышки засветили сетчатку глаз Нила, и он с трудом различал новые молнии. Всматриваясь в ослепительное сияние в зеркале, он понял, что видит одну молнию, колеблющуюся, но непрерывную. Нил повернул зеркало с водительской стороны вверх и различил источник молнии, кипящую, извивающуюся массу языков огня, серебристую на фоне сумрачных облаков: это был ангел Варахиил.
И пока Нил сидел, парализованный зрелищем, его пикап въехал на острый выступ скалы и упал с него. Автомобиль врезался в булыжник, основной удар пришелся на левый передний угол, который смялся, как фольга. Нилу сломало обе ноги и повредило бедренную артерию. Теперь он медленно, но неумолимо истекал кровью.
Он не пытался шевелиться и не чувствовал физической боли, но откуда-то знал, что любое движение превратится в пытку. Очевидно, его зажало в пикапе, и, даже сумей он вылезти, преследовать Варахиила ему не удастся. Нил беспомощно смотрел, как гроза уходит все дальше.
Глядя на слабеющие молнии, Нил начал плакать. Его переполняли сожаление и презрение к себе, он проклинал себя за то, что вообразил, будто этот план может сработать. Он бы умолял о возможности все исправить, обещал бы провести остаток своих дней в попытках полюбить Господа, если выживет, но знал, что сделки не будет, и виноват в этом он один. Он извинился перед Сарой за упущенный шанс воссоединиться с ней, за то, что рискнул и проиграл, вместо того чтобы проявить осторожность. Он надеялся, что она поймет, что его вела любовь к ней, и простит мужа.
Сквозь слезы Нил увидел женщину, бежавшую к нему, и узнал Дженис Рейлли. Он понял, что его пикап потерпел аварию всего в сотне ярдов от их с Итаном лагеря. Но Дженис ничем не могла помочь: Нил чувствовал, как кровь покидает его тело, и знал, что не доживет до приезда спасателей. Ему показалось, будто Дженис зовет его, но звон в ушах мешал различить звуки. За ее спиной он видел Итана Мида, который тоже бежал к нему.
Потом была вспышка света – и Дженис рухнула как подкошенная. Сначала Нил подумал, что в нее ударила молния, затем осознал, что молнии больше не сверкают. Когда Дженис поднялась на ноги и Нил увидел ее лицо – дымящееся, лишенное черт, – он понял, что это был Небесный свет.
Он поднял голову, но увидел лишь облака; луч света погас. Господь словно дразнил его: не просто показал приз, за который Нил бессмысленно отдал свою жизнь, но вручил его тому, кто в нем не нуждался и даже не желал его. Господь уже потратил впустую на Дженис одно чудо – и теперь сделал это снова.
В это мгновение новый луч Небесного света пронзил пелену облаков и ударил в Нила, застрявшего в пикапе. Подобно тысячам инъекционных игл, свет пробил его плоть и поцарапал кости. Свет лишил его глаз, превратил в существо, которое не только никогда не было зрячим, но и не должно было видеть. И проделав это, свет открыл Нилу все причины, по которым следовало любить Бога.
Он полюбил Его так, как ни один человек не может любить другого. Эту любовь нельзя было назвать безусловной, поскольку само понятие «безусловный» подразумевало существование условий, а эта концепция теперь стала недоступна Нилу: каждое событие во Вселенной являлось недвусмысленной причиной любить Господа. Ни одно обстоятельство не могло быть преградой или помехой – лишь новой причиной для благодарности, поводом для любви. Нил думал о печали, которая подтолкнула его к самоубийственной небрежности, о боли и страхе, которые перед смертью испытала Сара, – и все равно любил Господа, не вопреки страданиям, но за них.
Он отверг прежний гнев, и неуверенность, и жажду ответов. Он был благодарен за боль, которую перенес, и каялся, что не сразу распознал в ней дар; он восторгался тем, что ему открыли его истинное предназначение. Он понимал, что жизнь есть незаслуженная щедрость, что даже праведники не достойны великолепия смертного плана.
Для него не осталось загадок, потому что он понял: все в жизни есть любовь, даже боль. Особенно боль.
Поэтому, когда несколько минут спустя Нил умер от потери крови, он действительно заслуживал спасения.
И Бог все равно отправил его в ад.
* * *
Итан видел все это. Видел, как Небесный свет изменил Нила и Дженис, и видел благочестивую любовь на их безглазых лицах. Видел, как небеса очистились, и засияло солнце. Он держал Нила за руку в ожидании спасателей, когда Нил умер, и видел, как душа Нила покинула тело и вознеслась к Небесам, чтобы спуститься в ад.
Дженис этого не видела – она уже лишилась глаз. Итан стал единственным свидетелем и понял, что именно это предназначил ему Господь: последовать за Дженис Рейлли и увидеть то, чего она увидеть не сможет.
Когда посчитали статистику по явлению Варахиила, оказалось, что всего погибли десять человек: шесть светоискателей и четыре обычных паломника. Девять паломников исцелились; Небесный свет узрели только Дженис и Нил. Неизвестно, сколько паломников сочли, что явление изменило их жизнь, однако Итан относил себя к их числу.
Вернувшись домой, Дженис снова начала проповедовать, но темы ее проповедей изменились. Она больше не говорит о том, что инвалиды способны победить свои увечья; теперь она рассказывает о невыносимой красоте Божьего творения. Многие из тех, кого она вдохновляла в прошлом, разочарованы и считают, что утратили духовного лидера. Когда Дженис говорила о силе, которой обладала как инвалид, ее послание было необычным, но теперь, лишившись глаз, она стала заурядной. Сокращение числа последователей не тревожит ее, поскольку она полностью убеждена в том, что проповедует.
Итан оставил работу и тоже стал проповедовать, чтобы поделиться своим опытом. Его жена Клэр не смогла смириться с новым призванием супруга и в конце концов бросила его, забрав детей, но Итана это не смутило. Рассказы о судьбе Нила Фиска собрали ему обширную паству. Он говорит людям, что после смерти их ждет не больше справедливости, чем на смертном плане, однако делает это не для того, чтобы они разочаровались в вере; напротив, он призывает их верить. Итан пытается объяснить, что нельзя любить Бога по заблуждению, что если ты хочешь любить Его, будь готов делать это, невзирая на Его намерения. Господь не справедлив, Господь не благ, Господь не милосерден – и понимание этого есть суть истинной веры.
Что до Нила, он не слышал ни одной проповеди Итана, но прекрасно понял бы их послание. Его заблудшая душа – олицетворение учения Итана.
Для большинства обитателей ад не слишком отличается от смертного плана; их главное наказание – сожаление, что при жизни они не успели полюбить Господа, и многие с легкостью его переносят. Однако для Нила ад ничуть не похож на смертный план. Его эфирное тело обладает нормальными ногами, но он их не замечает; его глаза вернулись, но он не может заставить себя поднять веки. Небесный свет подарил ему чувство присутствия Бога во всем, что есть на смертном плане, – и чувство Его отсутствия во всем, что есть в аду. Все, что Нил видит и слышит, все, к чему он прикасается, причиняет ему боль, и, в отличие от смертного плана, боль эта – не выражение любви Господа, а результат Его отсутствия. Нил страдает намного сильнее, чем при жизни, – и в ответ любит Бога.
Он по-прежнему любит Сару и продолжает скучать по ней; понимание того, как близко он подошел к воссоединению с женой, лишь усугубляет боль. Нил знает, что попал в ад не за свои поступки; знает, что на то не было ни причины, ни высшей цели. Это не умаляет его любви к Богу. Если бы существовала возможность попасть на Небеса, где его страдания закончились бы, он бы на это не надеялся: подобные желания больше его не посещают.
Нил понимает, что, лишившись присутствия Бога, лишился и Его ответной любви. Это тоже никак не влияет на чувства Нила, поскольку безусловная любовь ничего не требует в ответ, даже взаимности.
И хотя Нил провел много лет в аду, вне Божественного присутствия, он по-прежнему любит Господа. Такова природа истинной веры.
Примечания к рассказам
Вавилонская башня
Рассказ навеян разговором с другом, который упомянул некоторую версию мифа о Вавилонской башне, слышанную им в школе иврита. Я тогда знал только историю из Ветхого Завета, и на меня она особого впечатления не произвела. Но в новой, более сложной версии башня была такая высокая, что подниматься на нее надо было год, и если падал человек и разбивался, никто не горевал, но если падал кирпич, каменщики рыдали, поскольку на замену его нужен был целый год.
Исходная легенда говорит о последствиях вызова, брошенного Богу. Для меня же в этой сказке рисовался образ фантастического города в небе, напоминающего «Замок в Пиренеях» Маргитта. Меня захватила дерзость такого видения, и я стал рисовать себе картины жизни в таком городе.
