В итоге я прибыла в британскую столицу в состоянии транса, с почти помутненным сознанием. Дэвид, уже с мобильником у уха, говоривший по-английски бегло и почти без акцента, ничего не заметил. Он высадил меня у гостиницы «Савойя», одной из самых фешенебельных в Лондоне. Уложенные в шахматном порядке на полу в холле мраморные плиты разного цвета чем-то напоминали прихожую особняка Дюшенуа. Он тут же уехал по делам, запечатлев у меня на лбу невинный поцелуй:
– Отдохни хорошенько, darling. Если тебе что-нибудь будет нужно, попроси портье соединить тебя с Кливом. Это самый лучший из британцев, настоящий оxbridge[12], ты не найдешь галантнее кавалера, хоть умри!
– Ты его знаешь?
– С пятнадцати лет, дорогая. Они переехали сюда, когда мои родители еще были живы. Он с радостью услужит тебе.
– Хорошо, спасибо.
– Ну, все. Мне пора. Увидимся завтра.
Клив со своим усердием действительно оказался выше всяких похвал. Сначала этот усач с пушистыми бакенбардами отвел меня в лучший спа-центр и в самый модный салон красоты. После этого он взял напрокат машину в отеле и отправил меня на целый день кататься по магазинам. В каждом на меня нападали услужливые продавцы, готовые исполнять все мои прихоти, а у меня не было других забот, кроме как тратить пока еще чужие деньги. Мне срочно нужно было наполнить свой гардероб шмотками, добавив их к тем вещам, которыми на первых порах снабдила меня – и за какую цену, заметим! – Ребекка. Великолепная Алиса подсказала пару идей относительно требований к одежде, предъявляемых у них на телеканале. И тут следует отдать должное моему любимому мужчине и строгому начальнику. Дэвид не только хотел доставить мне удовольствие, предоставляя возможность накупить много хороших вещей, он рассматривал эти расходы как своего рода вложение в бизнес, что, без сомнения, было вполне разумно.
К четырем часам пополудни Уилл, мой шофер, высадил меня недалеко от «Савойи», а сам вернулся с моими покупками в гостиницу и отнес их в нашу комнату. Оттуда их прямиком направят в Париж, к нам домой. В этих заведениях такого рода услуги практикуются только по отношению к привилегированным постояльцам с отличной репутацией. А мне в тот момент необходим был глоток свободы и свежего воздуха.
Не знаю, сколько времени я бродила в одиночестве, подставив лицо ветру, вдыхая городские запахи Лондона, более резкие, более маскулинные, отличные от парижского воздуха. Мысли мои против воли возвращались к неприличным историям вроде тех, что обязательно входили в репертуар Луи во время подобных прогулок. Не в этой ли гостинице принцесса Диана и Доди впервые втайне предавались любовным утехам? Давно ли булыжники этих мостовых топтали ножки лондонских проституток?
Не знаю, почему подобные мысли привели меня к воспоминаниям о Фреде. Ах, Фред, поруганный, униженный, побитый. Я действительно должна была с ним объясниться и, сверх того, попросить у него прощения. Он ведь прав: он заслуживал того, чтобы я сама все сказала ему в лицо. Но его мобильник молчал. Возможно, он блокировал мой номер, переживая свой позор и горечь поражения.
Я пришла к такому заключению в ту минуту, когда, уже на подходе к «Савойе», обнаружила чудом сохранившуюся, наверное, последнюю, красную телефонную будку, все еще действующую. Как и в тот раз, в Париже, когда я ночью стояла у подъезда «Отеля де Шарм», в будке зазвонил аппарат, стоило мне с ним поравняться. Я посмотрела вокруг в поисках точки, откуда за мной можно было бы наблюдать, но не заметила ничего подозрительного. А телефон тем временем продолжал настойчиво трезвонить. Я вошла в будку и неуверенно сняла черную трубку.
– Алло? Алло… Is there anybody here? – запинаясь, проговорила я на ломаном английском, на уровне школьной программы.
Нет, никто не ответил. Тишина.
Зато на железной подставочке около аппарата, куда обычно кладут сумочку или записную книжку, веером лежали всевозможные рекламные проспекты, посвященные особой теме: одни восхваляли достоинства известного салона стриптиза, другие предлагали каталог девушек по вызову или девушек для сопровождения, услуги проституток на все случаи жизни: от индианок в фольклорных костюмах и с соответствующими побрякушками до солидных матрон с пышной грудью – на любой вкус. Рекламные листовки с заманчивыми предложениями лежали стопками, от старых к более свежим. Глянцевая обложка одной из них бросилась мне в глаза:
French Love with Elle
Худшее, что могло только случиться, это вовсе не напоминание о моем уменьшительном имени, а фотография – я, обнаженная, в той позе, как засняли меня на фоне интерьера номера Маты Хари, со всеми подробностями, какие типографская печать могла предоставить. Я вырвала эту листовку из вороха ей подобных, собираясь скомкать и выбросить ее в мусор, как надпись от руки на ее обратной стороне заставила меня застыть от изумления:
2 – ТЫ СВОИ РАЗБУДИШЬ ЧУВСТВА.Слово в слово то, что я получила накануне. Приглашение, от которого я решила воздержаться.
Я прислонилась спиной к прохладному стеклу дверцы, голова вдруг стала неимоверно тяжелой. Скомканная листовка выпала у меня из рук на пол, но я была не в силах пошевелиться. Мне стало ясно как божий день, что где бы я ни оказалась: в Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке – да где угодно, где бы я ни была, он не выйдет из игры, не оставит меня в покое. Куда бы я ни отправилась, он в состоянии разыскать меня и напомнить о своих похотливых желаниях, а мне придется принять его условия в обмен на молчание. Сети, опутавшие меня, были сотканы не только из символов, но также из его реального присутствия, невидимого, но гнетущего. Герои фильмов ужасов или шпионских историй чувствуют нечто подобное, преследуемые неведомыми силами зла.
Пошатываясь, я вышла из своего красного, как киноварь, укрытия и остановила такси. Мне незачем было возвращаться в гостиницу: все, что нужно, было у меня с собой, и обратный билет в том числе.
Несколько световых лет отделяли миг радостного возбуждения по приезде в Лондон от обратного пути домой. Всю дорогу я проворочалась в своем кресле первого класса, ни на секунду не сомкнув глаз. Я содрогалась от ужаса при мысли, что другие листовки с моим изображением оставлены в других местах около «Савойи». Кто знает, может, зловредная рука, орудующая против меня по эту сторону Ла-Манша, подложит их на видное место прямо в гостинице или, еще лучше, подсунет под дверь двадцать четвертого номера, где остановился на ночь Дэвид.
Я не сумела обрести спокойствие, даже повторяя, как молитвы, мантры по совету Сони. Под воздействием накопившейся во мне злости их формулировка изменилась на противоположную: «Я не люблю тебя. Я тебя ненавижу… Я теперь ни о чем не жалею. Ни секунды. Нравится тебе это или нет, но ты должен исчезнуть из моей жизни! Благодарю!»
