глаза.
Папа заговорил с тетей, но я уже не слышала. Не слышала и не слушала, потому что смотрела в открытую дверь на парня во всем черном, стоявшего у перил на нашем крыльце. На парня в кожаной куртке, с сигаретой в руке, не сводившего с меня кристально-голубых глаз.
Руне выдохнул облачко дыма, небрежно отбросил окурок и протянул руку.
Я выпустила руку тети Диди и на секунду закрыла глаза, запоминая это мгновение.
Мой викинг. Мой плохой парень.
Мое сердце.
Открыв глаза, я выскочила в дверь и, добежав до крыльца, прямо с верхней ступеньки прыгнула ему в объятия. Он подхватил меня, и я рассмеялась, ощутив на лице прохладное дыханье ветерка.
— Ты готова к приключению, Поппимин? — спросил Руне, держа меня на руках и не давая ступить на землю.
— Да, — выдохнула я.
Руне прижался лбом к моему лбу и закрыл глаза.
— Люблю тебя, — прошептал он после долгой паузы.
— Я тебя тоже, — тихо ответила я.
И получила редкую награду — улыбку.
Он осторожно опустил меня на землю, взял за руку и еще раз спросил:
— Ты готова?
Я кивнула, потом повернулась к вышедшим на крыльцо родителям и помахала.
— Вперед, детишки, — поторопила нас тетя Диди. — Нам еще нужно успеть на рейс.
Держа, как всегда, за руку, Руне отвел меня к машине. Мы расположились на заднем сиденье, и я посмотрела в окно, на высокие облака, зная, что совсем скоро буду лететь над ними.
Приключение.
С моим Руне.
* * *
— Нью-Йорк! — восторженно выдохнула я, прочитав надпись на экране у нашего выхода.
Руне усмехнулся:
— Мы ведь всегда планировали. Просто получится короче, чем думали.
Онемев от счастья, я обняла его и прижалась головой к груди. Тетя Диди, поговорив с женщиной за столиком, повернулась к нам.
— Эй вы, двое, идемте. — Она махнула рукой в направлении самолета. — Вперед, на посадку.
Мы проследовали за тетей, и я в изумлении открыла рот, когда она показала нам два места в первом классе. В ответ на мой немой вопрос Диди пожала плечами.
— Какой смысл обслуживать салон первого класса, если нельзя воспользоваться положением и побаловать любимую племянницу?
Я обняла ее. И она обняла меня чуть крепче, чем обычно, а потом подтолкнула к креслу:
— Ну все. Иди.
Диди быстро исчезла за шторкой служебного отсека, а я так и осталась стоять, провожая ее взглядом. Руне взял меня за руку.
— За нее не волнуйся, — сказал он и указал на место у окна. — Твое. — Хихикая как дурочка от переполнявшего меня возбуждения, я села и тут же повернулась к окну. Внизу суетились рабочие. Я наблюдала за ними, пока продолжалась посадка, и самолет не тронулся с места, а потом со счастливой улыбкой повернулась к Руне. Он, как обычно, не сводил с меня глаз.
Я взяла его руку:
— Спасибо.
Он пожал плечами:
— Всегда хотел, чтобы ты увидела Нью-Йорк. И сам хотел увидеть его вместе с тобой.
Руне наклонился, чтобы поцеловать меня, но я приложила пальцы к его губам.
— Поцелуешь на высоте тридцать девять тысяч футов. В небе. За облаками.
На меня повеяло запахом мяты. Не проронив ни слова, он выпрямился, а я рассмеялась. Самолет вдруг резко набрал скорость, и мы оторвались от земли.
Через какое-то время лайнер выровнялся, набрав высоту, и я вдруг увидела прямо перед собой губы Руне. Чтобы не улететь, я вцепилась в его рубашку и только успела выдохнуть, как его язык уже вступил в нежную схватку с моим.
— Поцелуй восемьсот восьмой, — прошептала я, когда он, отдуваясь, отстранился. — На высоте в тридцать девять тысяч футов. От моего Руне… и мое сердце едва не разорвалось.
К концу полета я собрала еще несколько поцелуев для моей копилки.
* * *
— Это нам? — недоверчиво спросила я, оглядывая пентхаус невозможно дорогого отеля на Манхэттене, куда привела нас моя тетя. Я посмотрела на Руне, за невозмутимым, как всегда, выражением которого проступало тем не менее изумление.
Диди подошла ко мне.
— Поппи, твоя мама ничего об этом пока не знает, но я уже некоторое время встречаюсь с одним человеком. — По ее губам скользнула мечтательная улыбка. — Скажем так, этот номер — его подарок вам обоим.
Совершенно ошарашенная, я уставилась на нее, а потом почувствовала, как внутри растекается тепло. Я всегда переживала за тетю Диди. Она часто оставалась одна. И теперь по ее лицу было видно, какое счастье в ее жизнь принес этот человек.
— Он заплатил за это? За нас? За меня?
Диди помолчала, потом объяснила:
— Строго говоря, платить не пришлось, поскольку этот закуток ему и принадлежит.
Челюсть у меня отвисла еще больше, если такое вообще было возможно, но тут Руне поддел ее пальцем и вернул на место. Я посмотрела на своего бойфренда:
— Ты знал?
Он пожал плечами:
— Диди помогла мне все спланировать.
— Значит, ты знал? — повторила я.
Руне покачал головой и, подхватив чемоданы, понес их в спальню справа. Похоже, указанию моего отца насчет раздельных спален он следовать не собирался.
— Знаешь, Попс, — сказала тетя, глядя ему вслед, — этот парень ради тебя и по битому стеклу пройдет.
Мое сердце омыла теплая волна света.
— Знаю, — прошептала я, чувствуя, как в душу снова просачивается тот самый, недавно появившийся страх.
Диди обняла меня, и я обняла ее:
— Спасибо.
Она поцеловала меня в висок.
— Не за что, Попс. Я и не сделала-то ничего. Все Руне. — Она помолчала. — Не думаю, что я когда-либо видела двух подростков, которые любили бы друг друга так сильно. Цени это время, Попс. Он любит тебя. И ты слепая, если не видишь этого.
— Я вижу.
Диди шагнула к двери:
— Мы здесь на двое суток. Я буду с Тристаном в его апартаментах. Если что-то понадобится, позвони на мой сотовый. Я неподалеку — всего в нескольких минутах.
— Хорошо.
Я еще раз обвела взглядом комнату, упиваясь ее великолепием. Потолок был такой высокий, что мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть белую лепнину. Подобных огромных жилых помещений я еще не видывала, и большинство гостиных выглядели бы в сравнении с ней какими-то каморками. Я подошла к окну, и мне открылся панорамный вид Нью-Йорка.
У меня перехватило дух.
Взгляд находил и цеплялся за знакомые места, которые я видела только на картинках или в кино: Эмпайр-стейт-билдинг, Центральный парк, статуя Свободы, Флэтайрон-билдинг, Фридом-тауэр…
Столько всего надо увидеть! Сердце забилось в предвкушении чуда. Побывать здесь я мечтала всю жизнь. Я мечтала жить здесь. Мечтала устроить здесь свой дом. Блоссом-Гроув был моими корнями, Нью-Йорку предстояло
