Зов о помощи?
Начальник службы безопасности привстал на цыпочки и рявкнул что было сил:
– Проклятье, чего мы ждем, майор?
Спокойный ответ Марианны лишил его остатков самообладания:
– Телефонного звонка.
69Сегодня Леон попросил отключить его.
Желание убить
Я не смогла.
Не нравится: 7
Нравится: 990
www.jelanie-ubit.com
Ребенок медленно раскачивался, не понимая, как это опасно.
Веревки были потертыми, деревянная доска трухлявой, а карабины ржавыми. Дождь и время постарались…
Малыш не прикладывал усилий, качели двигались по инерции, а вместе с ними – трава, деревья, дом, весь земной шар.
Марта Люковик долго смотрела на мальчика в теплых варежках и шапочке, потом наконец отвлеклась и поставила на стол кофейник. Под окнами застекленной веранды выстроились в ряд горшки с апельсиновыми и лимонными деревцами и кустами черной смородины. Изысканная цветовая гамма радовала и успокаивала глаз.
Йозеф, сидевший напротив лейтенанта Паделу, указал на маленький садик, с трех сторон отгороженный от мира высокими кирпичными стенами. Дед решил, что он собирается рассказать ему о ребенке, но ошибся.
– Не поверите, но это южная сторона. Мы пристроили веранду в девяностых, когда закрыли шахту и я получил страховку. Безумие… – Он закашлялся и подвинул к себе чашку. – Прошло двадцать пять лет. Мы все еще выплачиваем за нее, и я провожу день за днем среди этих растений, что мне, возможно, совсем не полезно.
Кашель перешел в хриплый смех. Марта положила сахар в чашку мужа, не дожидаясь просьбы.
– Благодаря этим трем стенам нам хоть соседи не надоедают! – добавил он и начал прихлебывать горячий напиток дрожащими губами.
Дед сделал глоток. Кофе оказался очень горьким, но он и виду не подал. Ему стоило невероятного труда попасть в дом. Полицейский значок не подействовал. Старый шахтер смягчился, только когда он назвал имена Тимо Солера и Анжелики Фонтен, а дверь открыл пошире, услышав имя Алексиса Зерды.
– Зерда мертв. Убит. Меньше часа назад. Его тело нашли в цистерне на заброшенной базе НАТО. – Лейтенант решил пойти ва-банк, и дверь распахнулась.
– Мы пойдем на веранду, – сказал хозяин дома. – Принеси нам кофе, Марта.
Йозеф явно не хотел разговаривать с чужаком в коридоре, где на стенах, обклеенных старомодными обоями, висели плакаты польской «Солидарности», фотография кафедрального собора в Вавеле и портрет Бронислава Булы[89] над галошницей.
Гостей в этой семье принимали редко.
Дед одним глотком допил кофе, поморщился и перевел взгляд на ребенка на качелях.
– Что произошло?
Марта Люковик взяла ладони руку мужа. Морщинистую, покрытую старческой гречкой, износившуюся, как доски калитки, вынянчившую детей, которые выросли и покинули ее. Пьеррик Паделу понял смысл этого жеста: довольно, дорогой. Пора все рассказать. Телепатическая связь. Слова предстояло найти мужу, но признание решила сделать жена.
Йозеф еще раз кашлянул и начал рассказывать:
– Алексис позвонил нам после ограбления в Довиле. Я зову его так, потому что Зердой для нас был Дарко, его отец. Мы двадцать лет спускались вместе в забой.
Марта легонько похлопала мужа по руке, призывая не отвлекаться.
– Он первым предупредил нас – раньше полицейских, журналистов и соседей. Сказал, что полицийские убили Сирила в Довиле, на улице де Мер, Илона тоже погибла. Я помню, что Алексис пришел в полдень. Марта слушала радио «Ностальжи» и пересаживала камелию на веранде. Она переключила приемник на новости. Все станции только об этом и говорили. Горшок выпал у Марты из рук. Видите вон ту выбоину? – Старик кивнул на щербину на кафельном полу. – Мы с Мартой и раньше не сильно любили вашу братию…
Дед промолчал. Ребенок в саду раскачивался на качелях – медленно и мерно, как маятник ходиков.
– Он назначил вам встречу?
– Да, час спустя мы встретились у пруда Каниве. В те времена все деревенские мальчишки удили там рыбу. Мы с Мартой приехали вместе. Машину вела она, меня трясло, и я бы не сумел удержать руль. С тех пор чертов артрит в правой руке не дает мне покоя.
Лейтенант понял, почему Марта все время поглаживает пальцы мужа.
– Алексис стоял у воды, рядом с хижиной, которую они, когда им было по десять лет, построили в камышах, чтобы ловить лягушек и водяных курочек[90]. Домик из трех старых досок и двух листов железа. Он тоже был не в себе, я впервые видел парня в таком состоянии. Помню, когда его вызвали на педсовет за кражу у малышки Легенек, он вел себя вызывающе и спесиво, совсем как его отец с горным мастером. Но в тот страшный день Алексис выглядел напуганным и каким-то… уязвимым.
– Он едва не погиб. А Сирил и Илона…
– Нет! – отрезал Йозеф и снова закашлялся. – Алексису не было никакого дела ни до нашего сына, ни до невестки, ни даже до Тимо, раненного в грудь. Да погибни они все, ему это было бы только на руку. Чем меньше живых свидетелей, тем лучше: не придется делиться. Я никогда не питал иллюзий насчет малыша Алексиса, с тех пор как впервые увидел его на детском празднике по случаю пятого дня рождения Сирила. Это может показаться странным, но человек с жизненным опытом способен безошибочно определить, кем – и каким – станет малыш детсадовского возраста. Алексис уже в детстве не любил делиться.
– Так в чем же заключалось его уязвимое место?
– В последнем живом свидетеле.
– Анжелика Фонтен? – задал ключевой вопрос лейтенант Паделу.
Йозеф и Марта с улыбкой переглянулись.
– Нет! Конечно нет. Энджи никогда не стала бы говорить с легавыми, она не такая, и Алексис это знал. Его беспокоил только мальчик, потому он и рискнул встретиться с нами.
– Сколько лет было ребенку?
– Почти три. Он жил с ними все время, пока они планировали ограбление. Сидел на руках у матери, играл рядом с ними, ел вместе с ними. Полицейские неизбежно захотели бы допросить его. Для своих неполных трех лет он был очень смышленым и бойким, знал много слов. Так что они без труда разговорили бы его. Малец как минимум опознал бы Алексиса по фотографиям. А как максимум – повторил бы обрывки разговоров. Даты, названия мест, улиц, магазинов. Дети в этом возрасте впитывают все как губка.
– Думаете, судья принял бы во внимание показания малолетнего свидетеля?
Йозеф бросил взгляд в сторону сада. Качели замедляли ход, ведь сидевший на доске ребенок не придавал им ускорения.
– Мы навели справки, – ответил старый шахтер. – С девяностых годов, после нашумевших судов над педофилами, детишек очень даже слушают… и это, вообще-то, хорошо.
– Что придумал Зерда?
Ответ Йозефа прозвучал как удар хлыста:
– Подменить мальчика.
Он зашелся в приступе мучительного кашля, и рассказ продолжила его жена:
– По сути дела, это было единственное решение. Рано или поздно полицейские узнали бы о существовании ребенка. Заявились бы сюда, разговорили его – и готово дело, Алексис на крючке. Скажете, мы могли подучить малыша, чтобы он соврал дознавателям, но это какое-то… бесстыдство. Да и не может маленький человечек противостоять взрослым, они все равно его обхитрят. Решение Алексиса Зерды выглядело совсем простым. Хотите допросить нашего внука? Да на здоровье! Только это будет другой мальчик. Неболтливый. Еще лучше, если он не сможет общаться, потому что замкнулся в своем внутреннем мире. Да, это было единственное решение, – повторила Марта.
Пальцы женщины, лежащие на ладони мужа, не дрожали, но голос выдавал ее волнение.
– Алексис убил бы мальчика, не согласись мы на обмен, – между двумя приступами кашля проговорил Йозеф. – Точно вам говорю – убил бы, чтобы заставить замолчать.
Ребенок в саду спустился с качелей. Или упал с них. Теперь они висели неподвижно, а он лежал на боку, утопая в траве. Его щека льнула к зеленым стебелькам, как к гриве льва, рядом с которым он заснул.
Марта встала, спросила лейтенанта, хочет ли он еще кофе, и он из вежливости согласился, подумав, что волен не допить чашку, и продолжил расспросы:
– Итак, достаточно было подменить мальчика, чтобы полицейские не смогли допросить нужного. Но для этого требовалась виртуозная ловкость, верно?
Йозеф сделал глоток – горячий напиток утихомирил кашель – и пустился в объяснения:
– Все придумал Алексис. У него был приятель, Димитри Мулен, они сидели в одной камере в Буа д’Арси. Сын этого Димитри, его зовут Малон, упал с лестницы. Теперь он овощ. Идеальный вариант. Несколько тысяч евро убедили папашу…
Он взглядом попросил у жены прощения за то, что бередит ей душу тяжелыми воспоминаниями.
– Убедить мать оказалось труднее. Она отказывалась расставаться со своим ребенком, даже ненадолго. И тогда Алексис и Димитри подделали результаты последних анализов, убедили Аманду, что ее сын обречен и ему осталось жить несколько месяцев. Пришлось участвовать в их игре. Мы часами разговаривали с Амандой по телефону, вначале она звонила по десять раз на дню. Потом реже и наконец вовсе перестала. Мы слали ей сообщения, писали письма и каждый раз вкладывали в конверт фотографии. Хотели успокоить бедняжку… Мы сообщали ей, что Малон все еще жив, хотя его состояние не улучшилось. Малон ест, Малон качается на качелях, Малон спит, Малон смотрит на бабочек, Малон смотрит на муравьев, Малон не играет, Малон не смеется… Да, мы продолжали сообщать ей новости, хотя уже поняли…
