На верхней площадке узенькой, крутой лесенки он наконец отпустил ее.
— Комнаты в торце твои. — Он открыл дверь и отступил, давая ей возможность пройти вперед. — Это когда-то была гостиная моей бабушки.
Воздух здесь был спертый. В противоположном конце комнаты, у окна, стояла швейная машинка с ножной педалью. Энни подошла к ней, потрогала пальцем золотые выпуклые буквы на черном металле и счастливо улыбнулась. Пузатая чугунная печка стояла рядом. Древняя качалка, вольтеровские кресла у стола и лампа довершали обстановку.
— А вот твоя спальня. — Джейк прислонился к косяку и скрестил на груди руки. — Здесь есть замок, можно запереть.
— Зачем? Разве мне следует чего-то опасаться?
Джейк покраснел и потер подбородок.
Энни несколько отодвинулась от него. Она здесь для того, чтобы готовить пищу. И только.
В солнечном свете живыми и яркими казались цвета выгоревшего от времени лоскутного покрывала, которым была застелена резная кровать из клена. Такой же резной туалетный стол с зеркалом стоял у внутренней стены. На дубовых досках пола лежал большой плетеный коврик.
— Эта комната прелесть! — воскликнула Энни.
Кивком Джейк позвал ее обратно на лестницу.
— Теперь кухня.
В радостном предвкушении Энни последовала за ним.
Первое, что увидела Энни, был длинный, застеленный клеенкой обеденный стол, за который вполне можно было усадить небольшую армию.
Она приостановилась возле стола.
— Неужели вы едите за ним впятером, вы и четверо ваших работников? Такой гигантский стол!
— Это сейчас нас пятеро. В период клеймения будет по крайней мере на шесть человек больше.
Джейк толкнул следующую дверь, и Энни оказалась в самой большой — и самой грязной — кухне из всех, когда-либо виденных ею.
— Господи Боже мой, — только и смогла прошептать она. Кислая вонь протухших объедков и старой кофейной гущи достигла ее ноздрей, и ее сразу замутило. Тошнота комом встала в горле.
За спиной раздался голос Джейка:
— Для плиты мы используем пропан. Баллон снаружи. Тебе придется проверять манометр.
— Проверять манометр, — повторила она немеющими губами, глядя на груды тарелок и сковородок, вперемешку сваленных на рабочих столах по обе стороны мойки. Солнечный свет едва просачивался сквозь широкое, но грязное окно и безжизненно свисающие занавески, из общей картины запустения выбивалась только вполне современная раковина из нержавеющей стали.
— А где посудомоечная машина? — Энни еще раз окинула взглядом помещение, полагая, что сначала не заметила ее.
— Посудомоечной машины нет. Это ранчо, на котором разводят скот; здесь нет места для предметов роскоши, и денег на лишние в хозяйстве машины у меня тоже нет.
«Неужели все эти годы я обучалась кулинарии ради этого?» — с отчаянием подумала она. Что-то изнутри давило на ее глазные яблоки, и давление это становилось обжигающим. Царапающее ощущение в горле сигнализировало: сейчас хлынут слезы. Рыдать не входило в ее намерения, а потому она с трудом сглотнула комок и продолжила осмотр.
Дальше, там, где кончался рабочий стол, высилась морозилка; здоровенная, как сундук, она словно стояла на часах по одну сторону закрытой двери. По другую сторону примостилась черная приземистая печь, широкая металлическая труба которой уходила в потолок. Четыре изогнутые ножки печи почти продавили толстый, в дюйм толщиной, металлический лист, на котором она стояла.
— Печь, конечно, топится не дровами? — спросила Энни, причем в голосе ее зазвучали умоляющие нотки.
— Дровами она топится, дровами. А что, это проблема? — выражение лица у Джейка было настороженное, выжидающее.
— Но я никогда…
— Вот ящик для дров. — Он пнул короб ногой. — Ребята будут приносить дрова.
— Но… — Она окинула взглядом заляпанный объедками свинарник и с тоской вспомнила чистейшие кухни, где проходила обучение. Может, все-таки стоит всплакнуть? Или не принимать близко к сердцу? Ее врожденное чувство юмора возобладало. С трудом сдерживая смешок, она прислонилась к облупленному рабочему столику и посмотрела на Джейка. Одного взгляда на его озадаченное лицо оказалось достаточно, чтобы сдерживаемый смешок превратился в рвущийся наружу безумный хохот. Она ткнула пальцем в новую металлическую раковину, втиснутую между двумя древними рабочими столиками:
— А что случилось с раковиной, которая была тут изначально?
Он снял шляпу и пригладил мокрые от пота волосы.
— Подкову я в нее уронил. Ну, фаянс и треснул. Раковина стала протекать.
— Вы мыли подкову в кухонной раковине? — Она вся словно таяла, трясясь от дурацкого смеха, и понимала, что это от стресса и переутомления.
— Мисс Рид? Энни?
Она почувствовала крепкие пальцы Джейка на своем плече.
Вытирая слезы тыльной стороной руки, девушка улыбнулась и сказала:
— Когда все так плохо, что уж хуже и быть не может, следует смеяться.
Он окинул кухню критическим взором.
— Конечно, помыть здесь немного не помешало бы.
— «Немного» — это не совсем то слово. — Обследуя кухонные шкафы для посуды, она наткнулась на кастрюлю размером с хороший котел и вытащила ее на свет. Ее стенки были покрыты засохшими остатками какой-то пищи, точную природу которой определить было уже невозможно. — Вот так вы и получили пищевое отравление.
— И тебя в повара, кстати, по этой же причине. — Нетерпеливо фыркнув, он упер руки в худые бока и уставился на нее прищуренными глазами.
— В нашем соглашении ничего не говорилось о том, что мне придется повторить один из подвигов Геракла.
Он взял со стола огромнейшую консервную банку и швырнул ее в переполненное мусорное ведро.
— Ничего с тобой не случится, если ты здесь приберешься. Думаю, это не труднее, чем выгрести навоз из конюшен.
— Для меня — труднее. — Она мысленно отметила, что в ее голосе появились пронзительные нотки. — Я потратила несколько лет и все свои средства — все, что смогла наскрести! — на то, чтобы обучиться искусству приготовления блюд для гурманов. А выгребать навоз из конюшен я не училась.
— Собираешься уклониться от выполнения соглашения, а, городская?
Твердо решив, что не даст ему запугать себя, Энни выпрямилась и встретила свирепый взгляд не менее свирепым взглядом:
— Я проработаю здесь ровно шесть месяцев, деревенский!
— Посмотрим, посмотрим. — Уже выходя в прихожую и закрывая за собой дверь, он приостановился, чтобы сказать: — У меня, между прочим, тоже здесь есть работа, которую надо выполнять. Позовешь, когда ужин будет готов.
