Паша, конечно, знал, что в Группе за год дорастают до начальника отдела люди, пришедшие с улицы. Но он-то не пришел с улицы. Он не мог похвастаться опытом работы, однако же, Дима его привел, Диму он не подвел, и теперь, наверное, Дима знает, что говорит.
– Тут мне помог твой «Сапожок», уж очень ты ловко, – добавил Дима.
– Не так уж и ловко.
– Сразу увидел, что надо, а чего не надо, того не увидел. Точнее, я уверен, что ты увидел все. Но ты не задал лишних вопросов. Это очень ценно, не задавать вопросов.
– Ответы были в бумаге.
– Ну хорошо.
За соседним столиком сидела девушка, она рассеянно смотрела по сторонам, и у нее тряслись руки. Она ждала, когда в клуб подтянутся пушеры, и предложат ей избавление от страданий. Паша смотрел на нее, и начинал испытывать странное чувство – чувство превосходства себя над нею. Это было необычно. Вообще-то Паша считал себя человеком из народа, и готов был ставить знак равенства между собой и последним забулдыгой. И у него были ошибки, и у забулдыги были. Забулдыга меньше работал, нежели Паша, но ему мешала среда, а Паше среда помогала. К тому же – если эту девчонку брать – Паша готов был сознаться сам себе, что она живет даже более интересной жизнью, чем он. Паша вкалывает и мечтает о славе и деньгах, не имея ни того, ни другого. А девочка трахается с кем попало – Паша тоже так хочет, но не получается. Она тусит всю ночь – Паша идет в кроватку, и не дай Бог Люда узнает, что он тусил. Паша сам себя окружил какими-то условностями, какой-то ответственностью перед другими, причем сначала эти «другие» ничего такого от Паши не просили, а потом с радостью приняли игру и стали его контролировать, как будто так и надо. А она клала на всех с прибором, и наслаждалась жизнью. Вот сейчас пушера только дождется…
Но вот именно сегодня, в эту минуту Паше показалось, что он взлетает куда-то ввысь, а она остается внизу. И что там, наверху, у него будут не только визиты к президенту, но и какая-то другая, принципиально другая жизнь, не проститутки, не наркотики, там покруче наркотиков вещи будут, это как если ты Королев, и у тебя летит ракета, какие наркотики.
– В Орле, кстати, тоже перемены скоро, – бросил Дима, уже ожидая счета, – Девочка наша из тамошнего отделения взяла бабки, да сдуру стала с судьей делить. Хотя судья, знаю я его по касательной, мог бы и так подмахнуть. Ну или не подмахнуть – с девочки какой спрос? В канаве давно никого не находят. Ну как-то там вскрылось, я не знаю деталей. Это чтобы ты понимал, почему твоя ночная прогулка вызвала такой интерес.
Они уже стояли на улице.
– Хотя я сам романтик! – произнес вдруг Дима, – Я же понимаю, мокрый асфальт, свет фонарей. Ну, бывай.
Паше снились в ту ночь какие-то наркотические картинки. И козел какой-то. Ну то есть животное. С бородой, все дела.
Глава 5. Другие взоры
– Ну а начальником чего ты будешь? – допытывалась Люда.
Паша звонил ей всю ночь, но она не брала трубку. Теперь перезвонила, когда Паша стоял уже на входе в офис Группы.
– Как ты не спросил? Ну что за глупость? Хотя какая разница. Постой, а оклад какой? Оклад-то спросил?
Паша стал что-то невнятное рассказывать про систему оплаты труда на госслужбе: оклад не так уж важен, он небольшой, зато премии, зато коэффициенты, зато пенсия, наконец, можно поехать куда-нибудь отдохнуть за небольшие деньги. На вялом пассаже про дешевые обеды Люда перебила:
– Ну что ты за лох такой. Быстро иди, узнай, что там по деньгам.
И положила трубку. Паша попрощался уже в гудки.
А в Группе Руслан встретил его, конечно, уже совсем не так, как прежде. И по плечу похлопал, и «старик», и немного иронии по поводу того, «как наши люди растут», но главное не ирония, а чувство классовой сопричастности, все уже знали, хотя не было ни единого документа, что Паша – начальник отдела. Какого-то.
К полудню вызвали к Мстиславскому. Секретарша, выдержав гостя минимальные пять минут, дала сигнал – проходите.
Паша открыл первую дверь, аккуратно закрыл ее, и оказался в совершенно темном предбаннике. Если бы в этом предбаннике была еще черная кошка, или располагалась черная дыра, в которую можно было провалиться, а можно не провалиться, потому что черная дыра вообще-то маленькая. Если бы черная кошка иногда проваливалась в черную дыру, это было бы хотя бы смешно. Но Паше было не смешно, потому что он искал ручку на той двери, что вела в кабинет, и в темноте не находил ее. Через минуты две секретарша открыла дверь со стороны приемной:
– Вы что тут копаетесь?
– Да я вот…
– Тут же просто все! – секретарша сделал улыбку, ну как будто «иди сюда, мой дурачок, не бойся моих сисек», и нажала какую-то ручку сильно ниже роста человека.
Деморализованный Павел оказался внутри. И тут же деморализовался еще более. Огромное пространство. Русское поле полированного дерева и штучного паркета. И где-то вдалеке – как будто парит трон. Конечно, это не трон, а стол на возвышении. Но свет сделан так, что как будто трон парит. И на этом троне сидит Мстиславский, и на посетителя внимания не обращает.
Паша постоял около минуты. Не заметить его шумного появления было невозможно. И не заметить его слегка всклокоченную в борьбе за дверную ручку голову в принципе тоже. Но его не замечали. Как-то глупо кашлять в такой ситуации. Как будто факт, что ты кашляешь, что-то изменит. Даже как-то умнее было бы спеть. Но и это, по большому счету, глупо.
Наконец минуты через три Мстиславский поднял голову.
– А, ты? Проходи.
Паша сделал несколько шагов.
– Люблю молодежь. Рвешь подошвы. Идея с красноармейцем вообще прекрасная. Ладно, ставим тебе лайк. Да?
– Конечно, если Вы считаете нужным.
– Ты сам-то как, готов?
– Постараюсь.
– Не слышу звериного рыка! – Мстиславский откинул бумаги и распрямил жирную грудь, – Ты вообще понимаешь, что сейчас произошло?
Паше пришлось признаться, что он все понимает. Но Мстиславского мало волновала обратная реакция. Мстиславский оседлал лошадей.
– Мы номер один в стране. Вот я капитан этого грандиозного корабля, – Мстиславский провел рукой под носом, где у него было гладко, как на попе младенца, погладив несуществующие усы, – Я тут у штурвала. Но я вижу все. Что на палубе. Что в машинном отделении. Что с парусами, что с веслами. И так уже много, много лет. Потому что нам доверяют на самом верху. Потому что доверяют мне. Потому что мы цепные псы государства. Все предадут. Предаст минэкономразвития, там вообще и суть предательская, и сидят предатели. Кинет Минфин, потому что Минфин всех кидает. Они вялые. Они вороватые. Они неорганизованные. У них нет цели. У нас цель есть. Один капитан, одна цель, одна нация.
– Нация-то тут причем, – подумал ошеломленный Паша, хотя упоминание о нации его странным образом подбодрило.
– Я со своей стороны… – промямлил Паша, но вставиться в речь Мстиславского не удалось.
– Мы как Гидры со ста глазами. Мы видим все. Много врагов у верховной власти. Ты даже не представляешь, какие бывают хитрые ситуации. Вот эти хозяйствующие субъекты… – Мстиславский поднял со стола папку и показал Паше, на папке было написано «Фирмы, зарегистрированные в РФ гражданами Украины», – Ты думаешь, они хозяйствуют? Они просто субъекты. В том смысле, в каком шпионы субъекты. Те еще типы. Никто этого не понимает. Мы понимаем. И ты становишься членом нашей команды.
Паша покраснел.
– У меня тут дверь открыта, – Паша чуть не хохотнул, вспомнив свою борьбу с дверями, – Идеи, мысли – сразу ко мне. Лично. Я люблю молодых и красивых духом. Поговорим, все утрясем. Хорошо?
Мстиславский неожиданно вышел из-за стола, спустился с подиума и стал роста, сопоставимого с пашиным.
– А если вдруг узнаешь, что кто-то берет… – Мстиславский снизил тон до доверительного, – Так сразу ко мне. Понял? Сразу. Лично. В любое время. У нас тут с коррупцией строго. То есть ее просто нет.
Паша вышел из кабинета, а под ногами плыл пол. Он победно посмотрел на секретаршу, видевшую его позор. Он теперь не просто. Он ого-го. Он может зайти к Мстиславскому. В любой день. В любой час.
Кстати, а что там такого с красноармейцем, которого упомянул Мстиславский? – Паша через несколько часов вернул себе способность думать. Ну да, в материалах утренника фигурировала реклама «Сапожка», на которой был изображен тот самый из «Ты записался добровольцем», только «А ты купил обувь?» Ну и несколько слов о том, что реклама неуместна. Потому что это красноармеец, память и ветераны, которых оскорбляет решительно все. Паше показалось странным этот пассаж в материалах, потому что этот красноармеец что только ни рекламировал, но в финальном отчете он это оставил.
– Все только и говорят про твоего красноармейца! – это уже Дима, и он тут как тут.
– А что тут такого?
