Да, конечно. В течение краткого Юлькиного замужества, случившегося лет десять назад, она раз в месяц неизменно прибегала ко мне, тяжело переваливая через порог огромные чемоданы, доверху набитые тряпками, косметикой, бытовыми приборами, лекарствами и даже любимыми чашками и пепельницами. То есть всякий раз она давала мужу понять, что покидает его навсегда. Чтобы он испугался и заценил то, что может так легко и глупо потерять. Но, наверное, уже тогда на нашу с ней долю остались лишь маньяки и бесчувственные придурки… и от своего она таки ушла насовсем года через полтора, не выдержав счастливой семейной жизни… а я вот даже и не попробовала.
– Я тут в инете одну историйку нарыла… ну жуть жуткая просто! Некая девица-молодица счастливо отчалила, и не куда-нибудь, а прямо в Шотландию, она же Большая Британия, верно я говорю? Кажись, ну чего еще хотеть? Тут тебе и Европа, и развитой капитализм, и даже вид из окна не на Москалевку! Тем более мужик был непьющий и даже, по-моему, некурящий… но жмот при этом патологический. Ну, поэтому и непьющий-некурящий! – сделала логический вывод Юляха – аудит в ее жизни везде проходит красной ниткой.
– Да, так, значит, мани он ей на руки не давал, все расходы проверял похлеще, чем мы с тобой годовой отчет… цеплялся ко всякой мелочевке: типа зачем тебе каждый месяц прокладки или к чему эти ненужные расходы на жвачку?.. Ее ж глотать нельзя! Да, и жрали они там одну дешевку из фастфуда… но даже не это главное. Климат ее просто задолбал. Постоянные дожди, сырость, холод, руки-ноги ледяные, из носа течет… – Юлька, для полноты картины, выразительно шмыгает. – А этот скопидом температуру в доме держал все время не выше четырнадцати градусов… При этом на улице почти круглый год – пять гребаных цельсиев – ветер, дождь… домой придешь – и там тоже как в подворотне! Она, бедняга, никак не могла согреться, даже в постели с этим… этим…
– Мудаком, – подсказываю я.
– Точно! – Юлька с размаху ставит бокал на стол и, вчувствовавшись в собственное повествование, ежится и запахивает пальто.
Пальто роскошное: белое, кашемировое – стиль и качество, как говорится, налицо. Аудит – тонкая штука, мне до него никогда не вырасти. У подруги замечательные мозги, и ее услуги оплачиваются соответственно. Она давно купила себе квартиру, утверждая, что личной жизни в одной норе с предками не может быть в принципе.
– Короче, ей пришлось в посольство идти, чтобы обратно попасть. У нее денег не то что на самолет – на автобусный билет в соседний супермаркет не было… а мы тут мечтаем… о кренделях небесных… – Юля поджимает ноги в фиолетовых сапогах под столик и смотрит вдаль дивными очами глубокого фиалкового цвета. Тонированные линзы – недавнее ее увлечение. Она подбирает глаза к гардеробу, как некоторые подбирают шарфики.
Бабье лето в этом году, наверное, уже пятое по счету. Природа, отправив все дожди, туманы, а до кучи и слякоть с моросью в тот самый далекий Альбион, где так мучилась незадачливая жертва Гименея, одарила нас приветливой и солнечной осенью. И поэтому мы сидим за столиком прямо на улице, потягиваем винишко, лениво качаем ножкой и смотрим, как стекает вниз, к центру, нескончаемая вереница машин… Наверное, это улица с односторонним движением, – догадываюсь я. Авто едут только вниз, и никто – против течения. Река красных огоньков… Желтые листья планируют на полосатую маркизу, бесшумно соскальзывают нам под ноги… Их утягивает ветром туда же, куда и машины, – вниз по улочке. Люди едут: кто домой, кто – на дачу… грядут выходные – суббота и воскресенье… терпеть не могу выходные. Потому что у меня нет ни дачи, ни того, с кем бы я сейчас ехала куда-нибудь – все равно куда… Да и дома, в который хотелось бы возвращаться, по большому счету, тоже нет: в одной комнате родители, а через стенку – я… стареющая, сорокалетняя… которая тоже скоро начнет ставить себе клизмы от запоров, пыхтя стричь пористые картонные ногти на ногах и долго и мучительно откашливаться по утрам.
Линия 4
Чеширский Кот: Серьезное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой.
Алиса: А жизнь – это серьезно?
Чеширский Кот: О да, жизнь – это серьезно! Но не очень…
Л. Кэрролл. Алиса в Стране чудес– Господи, Сережа, она же не понимает, что все это не игрушки, а взаправду!
Меня буквально колотит, а муж смотрит так странно – будто лицезрит меня впервые в жизни! Понимаю, вид у меня еще тот: встрепанная шевелюра, заплаканные глаза, на колготках расползлась огромная дырища – не помню даже, где и зацепилась… Наверное, когда влетала в двери этой проклятой клиники. Я помчалась на другой конец города сразу, как только Маргошка мне позвонила и… сообщила о том, что беременна! И не просто беременна – это было бы еще полбеды, но беременна уже двадцать четыре недели. Черт, двадцать четыре недели! Если разделить на четыре… это что ж получается?! Шесть месяцев… полгода… А он стоит и просто смотрит!
– Лара, я все понимаю… – муж тяжело вздохнул и сел. – Давай думать будем…
– Сережа, что тут думать?! И когда? Времени уже совсем нет!
Дочь заперлась у себя в комнате и сидит тихо как мышь… дрянь, дрянь! Проститутка!
– Ну почему же времени нет… я так понимаю, у нас впереди еще целых три месяца…
– Ты о чем? – Я с размаху плюхаюсь на табуретку – ноги меня давно не держат, но сесть я догадываюсь только сейчас. Как говорится – жизнь бьет ключом! И все по голове!
– Ребенок ведь уже никуда не денется, так? Он уже существует. Поэтому давай смотреть на все конструктивно…
Он говорил и говорил, как заведенный… приводил какие-то экономические резоны, рассуждал о человеколюбии и о том, что всем свойственно делать ошибки, особенно молодым и неопытным девушкам… Он болтал и болтал, будто вещал с кафедры перед своими студентами, а мне хотелось выть… и не просто выть, а свалиться кулем на пол и колотить руками и ногами, сметая все вокруг… и орать… и плакать… и кричать о том, как меня достали… все!.. Муж… который только и умеет, что рассуждать своим хорошо поставленным и нарочито вежливым голосом, и дочь, ради которой я недосыпала… работала урывками где попало… не сделала карьеры – потому что таскалась по больницам и санаториям – у детки были то сыпь, то аллергия, то цистит, то холецистит… А теперь на мою голову свалилось еще и это! Но я сильная баба. Я сцепила зубы и не впала в истерику, не грохнула об пол все эти недопитые чашки со вчерашней заваркой, грязные сковородки и тарелки с присохшей яичницей, которые в моей замечательной семье мою только я… несмотря на то, что работаю точно так же, как разглагольствующий напротив субъект… почему, спрашивается, этого не делает Маргошка?! Пятнадцатилетняя дрянь, которая таскается неизвестно где и с кем и боится испортить не репутацию, а свой маникюр!
Я изо всех сил сжала челюсти… у меня уже такие накачанные лицевые мышцы, что зубы сжимаются, как у гиены. Мне так часто приходится тренировать их, что, наверное, я могу перекусывать железные прутья. И все – благодаря им. Моим родным и близким. Из-за наличия которых в неполные сорок вдруг начинаешь задумываться: а такая ли заманчивая штука – замужество? Если бы я не поторопилась, не выскочила сразу после института, то сейчас могла уже сделать карьеру – у меня ведь были прекрасные задатки! И я не сидела бы на жалкой должности художественного редактора в журнальчике десятого разбора, каких сегодня расплодилось, как планктона в луже. К тому же редактором я только числюсь, а на самом деле я попросту за все про все: и верстальщик, и дизайнер, и даже курьера при случае заменить могу! Если бы в моей башке было поменьше вдолбленных с малолетства стереотипов, например что «девушка должна непременно выйти замуж», то я могла бы даже заняться бизнесом… или вести образ жизни вольных стрелков, как некоторые из моих худпромовских однокашников… Словом, я могла бы жить – не тужить в свое удовольствие! Во всяком случае беременной пятнадцатилетней дочери у меня точно бы не было…
– Вот, выпей…
Мой благоверный заботливо совал мне под нос какую-то вонючую дрянь… и вот тут я уже не выдержала. Я ударила его по руке, вымещая весь проклятый сегодняшний день, всю мою неудавшуюся жизнь: мямлю-мужа, который лет двадцать кряду пишет диссертацию, тема коей устаревает быстрее, чем он успевает ее раскрыть… никчемную работу… отросшие волосы, которые всегда некогда покрасить вовремя, и ходишь, как старая бабка, светя рано поседевшей макушкой и утешаясь призрачной иллюзией, что это не очень заметно… лишние кэгэ, почему-то выпирающие именно тогда, когда едешь в отпуск и покупаешь новый купальник… в котором на пляже чувствуешь себя полной дурой – потому что у тебя уже нет фигуры – той самой, какая была до родов… пока я не произвела на свет свою кровиночку… идиотку, забеременевшую в пятнадцать лет! И муж, конечно же, делает вид, что нежно мажет тебе спинку кремом для загара, а сам, пользуясь тем, что ты лежишь, уткнувшись носом в грязный, полный окурков и пивных пробок песок, исподтишка рассматривает соседок справа и слева… молодых, ленивых, не обремененных никакими отношениями, а заодно талантами и интеллектом, но зато с втянутыми подмышками и поджарыми ляжками, идеально загорелых, без белых полосок в складках живота и нависающих над лямками лифчика валиков жира… да они и лифчиков часто-густо не надевают!.. Зачем? Грудки у них стоят торчком, они не стремятся родить сразу после замужества, да и замуж выходят только в крайнем случае… по залету… такому, как у моей доченьки – подумать только – двадцать четыре недели! Но кто возьмет ее замуж в пятнадцать лет?! Отправить бы ее к этим – они быстро вправили бы ей мозги, рассказали, что свободной быть интересней и выгодней… А муж все пялится на этих поблядушек, которые, конечно, замечают его похотливый взгляд, – но им он неинтересен… Черт побери, если он будет и дальше продолжать так по-свински вести себя по отношению ко мне, то…
