Тени от костра причудливо двигались по такому знакомому-незнакомому лицу, завораживая. Кажется, я даже перестала слышать мелодию, сузив мир восприятия до одного только Тео. Мои ладони легли на его плечи, когда он подхватил меня за талию, позволив взлететь без всякой магии. Я тихо засмеялась, чувствуя себя на девятом небе. А потом сказочный мир, выстроенный нами двумя, начал медленно отступать, позволяя нам вернуться в реальность.
Рейвен сделал ещё пару плавных поворотов и опустил меня на землю. Мои руки плавно съехали с его плеч, и мы замерли друг напротив друга, тяжело дыша и жадно вглядываясь в глаза, мы словно искали ответы на мучавшие нас обоих ответы. Моя ладонь непроизвольно поднялась вверх, замирая возле скулы некроманта, и он медленно повернул голову и коснулся её губами. Прямо как Огонёк поцеловал ладонь Капельки.
Я отпрянула, разрушая слишком чувственную атмосферу. Раздались редкие хлопки, сменившиеся свистом и громкими рукоплесканиями. Я оглянулась и поняла, что все аплодировали нам и нашему танцу, неожиданно похожему на танец Огонька и Капельки. Щекам сделалось жарко, но я не успела что-то сказать, потому что послышались едва различимые крики, а потом сквозь небольшую толпу вокруг освобождённого для нашего танца и костра куска поляны вырвался мужик с шальными глазами и заляпанной кровью рубахой.
— Убила! — завопил мужик, хватаясь запачканными кровью руками за тёмную шевелюру, — Зарью мою убила, нелюдь! Убила женку мою, злодейка проклятущая-а-а-а! Уби-и-и-и-ила…
Новость об убийстве Зарьи взбудоражила Хмельные Орчанки. Начались народные волнения, матери похватали детей и поспешили по домам, старики тоже засобирались, а мужики и молодёжь кинулись к дому Стена, как звали супруга несчастной. Естественно мы с Рейвеном не остались в стороне.
Некромант накрыл дом щитом прежде, чем толпа успела до него добраться. Из ниоткуда вышел староста и заорал благим матом, чтобы все немедленно разошлись по домам, чтобы не мешали следствию. Мы как раз успели протолкнуться к толю Шесеку. Мои руки опять заискрили, намекая всем, что лучше бы им всем сделать так, как велел глава деревни.
Хмельноорчановцы с недовольством и ворчанием принялись расходиться, понимая, что хлеба и зрелищ не будет. Но несколько мужиков осталось по личной просьбе старосты. Кажется, это были его помощники, те самые, что помогали следить за порядком в деревне и действовали при таких неординарных ситуациях.
Я не спала почти сутки, потому что спать днём мне ещё не хотелось, но и сейчас сна не было ни в одном глазу. Танец с Рейвеном и известие об убийстве взбудоражили и встряхнули. Наш руководитель по практике довольно быстро прибыл к месту происшествия и начал раздавать указания, чтобы мы оказали любую посильную помощь. Рейвена он отправил внутрь, оглядеть место преступления, меня же отправил найти несчастного мужика, про которого все как-то забыли, устремившись к месту трагедии.
Я решила, что начать поиски Стена стоило с поляны, где видела его в последний раз. Кто-то предусмотрительный затушил костёр, поэтому в темноте было плохо видно. Я несколько раз позвала мужика по имени, но никто не откликнулся, и я решила вернуться к его дому в надежде, что он уже там. Ноги понесли меня по песчаным улочкам, мимо уже знакомого покосившегося забора. Я была здесь не далее, как сегодня днём.
Интуиция встряхнулась, требуя, чтобы я не проходила мимо. Калитка была открыта, поэтому я вошла в полузаросший двор и поспешила в дом, где в одном окне горел свет. Уже на крыльце я услышала крики и не раздумывая дёрнула дверь. Моему взору предстал разыскиваемый мною Стен, всё ещё перепачканный кровью, и испуганная Стефа. Она пятилась от мужчины, который обвинял её в убийстве Зарьи.
— Толь, — мой голос звучал холодно и властно, — немедленно успокойтесь!
— Она! Это она убила мою Зарьюшку, чёртово отродье, — взвыл мужик и кинулся на тель Бричек.
Я бросилась ему наперерез, сбивая с ног подсечкой. Пусть моя магия была нестабильно, но физические навыки были при мне. Но в длинном сарафане было жутко неудобно, подол то и дело норовил запутаться в ногах. Стен взбеленился, подскочил с пола и пошёл на меня, закрывающую собой Стефу. Он выглядел страшно, одержимый местью, не желающий ничего видеть и слышать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В свете свечей сверкнуло лезвие ножа, и Стефа пронзительно завизжала. Я вздрогнула, и с моих пальцев сами собой начали слетать искры. Я решила рискнуть и начала создавать светобол, самое простое боевое заклинание, по сути пустая физическая оболочка. Но и тут магия преподнесла мне сюрприз, скакнула, увеличивая поток и руша всё плетение.
— Угомонись! — зло выкрикнула я, в голове уже звенело от вокальных данных местной старой девы.
Я подошла к ней и отвесила лёгкую пощёчину, чтобы привести девушку в адекватное состояние. Она подавилась воздухом от удивления и неожиданности и, наконец, замолчала. Я откинула волосы за спину и оглядела поверженного врага. Судя по мерно вздымающейся груди он был жив, просто находился в отключке. Это радовало.
На крики тель Бричек прибежали два мужика, из помощников старосты, благо дом Стефы находился всего в двух дворах от дома Стена и несчастной Зарьи. Выслушав мои короткие объяснения, один из них вышел из дома, а второй подошёл к девушке и велел ей сесть на лавку. Сам он остался стоять над её душой. Я ни капельки не удивилась, потому что она стала одной из подозреваемых в убийстве.
Уже ближе к утру и Стефа, и очнувшийся и заметно присмиревший Стен дали толю Орику свои показания под ментальным наблюдением Рейвена. Я же отправилась в дом к старосте и преспокойно легла спать. Я была уверена, что там справятся без меня.
Но утро не принесло приятных новостей. Дом старосты был пуст, нигде не было ни Рейвена, ни самого толя Шесека, ни уж тем более руководителя нашей практики. Сидевшая на кухне Хелла поведала, что никого из них она не видела с вечера, а домой ночевать её отец и мой напарник так и не пришли. Только под утро появился один из помощников старосты и велел не выходить из дома.
Я почувствовала беспокойство и, быстро позавтракав, поспешила на улицу. Хелла пыталась меня отговорить, но потом бросила эту затею и попросила быть осторожной. Деревня была в запустении, редкие прохожие спешили поскорее скрыться по домам, и погода была пасмурная, как раз под гнетущую атмосферу в деревне. Было непривычно прохладно, по земле стелился лёгкий туман.
Я поёжилась и пожалела, что не взяла с собой куртку, но возвращаться в дом не стала, упрямо двинувшись вперёд. Я решила начать свои поиски с дома Стена и Зарьи. Он стоял зловещей фигурой, казалось, тумана вокруг него было больше, чем в других местах. Я снова поёжилась, но теперь уже не от холода, а от зловещего предчувствия.
Я хотела развернуться и продолжить поиски, но что-то потянуло меня внутрь. Дверь неприятно скрипнула, и на меня пахнуло сладковатым запахом смерти, мучительной, жестокой. Я смело вошла дом, сразу попадав в основную комнату. Благодаря льющемуся из окна тусклому свету мне удалось рассмотреть засохшую и впитавшуюся в дерево пола кровь. Горло сдавило от ужаса и отвращения, а сознание утянуло в детское воспоминание.
Маленькая я сидела в кресле в красиво обставленной комнате охристых и синих тонов и читала книгу, уже знакомый мне-взрослой томик с легендами. Внутри заворочалось беспокойство, девочка отложила книгу и поднялась, расправив складки на красивом голубом платье с воланами и синими ленточками. На плечах красиво лежали волнистые локоны цвета белого песка, как у мамы.
В другой части дома раздался оглушительных грохот, маленькая я вздрогнула и кинулась прочь из комнаты, сердечко заполошно билось, чувствуя странную боль. На глаза непроизвольно навернулись слёзы, мешая нормально видеть, коридоры расплывались, но я всё равно бежала туда. Послышался топот ног, это слуги всполошились и побежали на звук.
— Рей! — раздался впереди мамин голос, и я влетела в её тёплые объятия, — ребёнок, малышка моя.
Она села на колени, не заботясь о том, что может помять своё чудесное роскошное платье, прижала меня к себе и тихо заплакала. Я почувствовала идущий от неё сладковатый запах смерти, почти физически ощущала весь испытываемый ею ужас. Она мелко тряслась, не в силах сдерживать прорывающиеся наружу рыдания.