окутывал аромат духов бабушки Катерины, которой никто не решается сказать, что она их слишком много на себя брызгает. Запах был такой сладкий, что становился сиянием. И я не мог понять, почему прохожие не замедляют шаг, чтобы посмотреть, как мы идем по улице втроем, крепко держась за руки, в облаке света и аромата.
4. Недостающая буква
Целый месяц
Уже целый месяц дедушка и бабушка живут у нас. Родительский кабинет уже стал их спальней, и вместо раскладного диванчика там стоит «настоящая кровать». Мама убрала все из шкафа, чтобы они разложили там свои вещи. В уголке столешницы стоят все их таблетки. В большой ванной теперь пять зубных щеток. А папа уже больше недели говорит, что пора бы купить диван побольше.
Меня они между собой уже распределили. Дедушка читает мне басни через день. А во все остальные дни очередь папы и сказок. С понедельника по четверг бабушка и дед провожают меня в школу, а в пятницу мама начинает работу позже и отводит меня сама.
Пока родители работают, а я в школе, дедушка с бабушкой ходят гулять, занимаются своими делами, а потом обедают дома одни. Это не укладывается у меня в голове: им, должно быть, неуютно сидеть совсем одним за большим столом у нас в столовой. «Вот мы и обедаем за столиком на кухне, мой королевич, – объясняет бабушка. – Там дедушка Жоан включает радио, когда передают новости: ты же знаешь, что мы больше любим их слушать, чем смотреть». Потом дедушка моет посуду, а бабушка ложится полежать на диване.
К пяти часам дедушка всегда приходит забирать меня из школы один, а бабушка остается дома почитать, потому что после обеда, по ее словам, у нее всегда болит не одно так другое. По дороге домой мы глядим на деревья, дедушка мне что-нибудь рассказывает, пока я полдничаю, а потом мы идем в булочную за хлебом.
Потом я делаю уроки, сидя рядом с дедушкой, на случай если мне понадобится помощь, а бабушка на кухне готовит ужин на медленном огне, который все мы впятером будем есть большими ложками, не включая телевизор, потому что с тех пор как к нам переехали дедушка с бабушкой, его почти никогда никто не смотрит.
Теперь за ужином мы разговариваем, папа и мама рассказывают, как прошел день у них на работе, а у бабушки и дедушки всегда находится занятная история о каком-нибудь происшествии во время утренней прогулки. А под конец, пока дедушка чистит апельсин, глаза мамы и бабушки затуманивают воспоминания, и они рассказывают что-то забавное из старых времен, чтобы его развеселить, а он как будто и не хочет их особенно слушать. Мы с папой молчим, но невольно представляем, как бы мы себя чувствовали на его месте, потому что нам кажется, что ему нужна помощь.
Папа уже несколько раз обрывал мамины и бабушкины грезы на полуслове: в особенности когда речь заходила о вербе, он быстро встает из-за стола и начинает собирать салфетки со словами: «Давайте-ка, мои дорогие, час поздний». Тогда я тоже встаю помочь, звеня стаканами, и дедушка идет у нас на поводу и уносит вазу с фруктами, держа ее обеими руками и громко шаркая ногами, и создается впечатление, что это ваза сама отправилась на кухню, а вовсе не он.
Пятница
Мама – учительница, но меня учить не хочет, то есть говорит, что не может. Поэтому я хожу в другую школу, не в ту, где она работает. А то бы мы все время были вместе, с понедельника по пятницу. Я иногда думаю, что было бы удобнее всегда ходить в школу с мамой и возвращаться с ней домой. Но тут же выбрасываю эту идею из головы, как только представлю, что она сидит передо мной на каждом уроке и неотступно следит за каждым моим движением.
Теперь я еще больше люблю пятницу, потому что утро мы проводим с мамой вместе. И по дороге в школу мы беседуем. С тех пор как к нам переехали дедушка с бабушкой, у меня такое ощущение, что мы меньше бываем вдвоем, как будто она посвящает родителям часть того времени, что раньше проводила со мной. Такой у мамы характер.
– Расскажи мне что-нибудь! – почти упрашивает она меня, крепко держа за руку по дороге в школу.
Раньше я не любил, чтобы меня водили за ручку, ведь я уже не маленький, но с тех пор, как к нам переехали дедушка с бабушкой, я сам хватаю ее за руку, как только мы выходим на улицу. Я толком не знаю, что ей сказать, не нахожу слов, потому что, наверное, я их все раздал бабушке и деду, а потому я беру ее за руку и надеюсь, что это тоже общение. Так и сейчас, я крепко сжимаю ее пальцы, замедляю шаг и заглядываю ей в глаза:
– Про что тебе рассказать, мамочка? Я только что встал.
– Ну, может быть, про то, о чем вы вчера… о чем вы говорите с дедушкой. Ты любишь, когда он встречает тебя из школы, правда?
– Люблю. Мы говорим про деревья.
– И гладите их?
Тут уже останавливается она и улыбается, заглядывая мне в глаза, почти затуманившиеся от ее улыбки.
– Когда ты была маленькая, вы тоже так делали?
– Конечно. А про свою… вербу он тебе уже рассказывал?
– Нет еще. Говорит, что скоро расскажет.
– Напомни ему, чтобы он не забыл.
– Он не забудет!
Не знаю, почему эти слова у меня вырвались так громко. На этом разговор закончился, и мы шли молча, пока мама не поцеловала меня на прощание у школьных ворот.
Почему меня назвали Жаном
В другую пятницу мама внимательно посмотрела на меня в зеркале лифта. Как будто хотела о чем-то предостеречь.
– Ты знаешь, почему тебя назвали Жаном?
Об этом-то она меня и предупреждала. В последнее время мне не нужны ответы на вопросы, и сказки про самолеты мне больше по душе.
– Почему? – Мне бы сейчас обхватить голову руками, защищаясь от удара, как на футболе, когда Мойсес слишком сильно пинает мяч, а я стою в воротах.
– В честь дедушки. Ему хотелось, чтобы мы назвали тебя его именем.
– Но ведь его зовут Жоан.
– Папа был против того, чтобы тебя звали так же, как дедушку. И мы с бабушкой нашли выход.
– Убрать одну букву.
– Букву О. – И рисует пальцем кружок у
