*
Спал я плохо: вспоминал Мотю, уход Риглевой, арест Альбова, своё враньё, и не мог отделаться от ощущения, что вместо Дважиса за мной всё-таки явится Высшая служба безопасности и увезёт, вслед за учителем, в Главное управление ВСБ. И никакого тебе, Лёша, Челограда, Шуржешиша и великих иновских знаний! Отправят тебя в изолятор, проведут следствие, вынесут приговор… А потом усыпят и скинут, как Мотю, пинком в переход. “Колчановского я забираю на одну из наших станций”. Что, блин, за станция? Куда вывалишься ты мёртвым безмолвным кулём и зачем?.. “Жизнедеятельность Матвея прервана”, сказал Ин. “Но вы сможете восстановить её?” – спросила Риглева. “Если вдруг возникнет такая необходимость”. Что за странный ответ! Какая такая необходимость? Что, там на этой своей станции, Ины делают с усыплёнными? Я повернулся на другой бок и зарылся лицом в подушку. Вопросы крутились в голове, мешаясь с подступавшим сном, воспоминаниями о реальных событиях, разговорах и лицах… Под утро приснилось, что надо мной возникла треугольная голова и четырёхпалая рука, сжимавшая похожий на фен прибор. Одеяло сползло в сторону, “фен” прошёлся по телу, то тут то там прикасаясь к коже, будто большая, мягкая лапа. – Просыпайся! – с присвистом прошептал Ин и, ухватив меня за плечи, с силой тряхнул. – Дважис? – сбрасывая остатки дремоты, пробормотал я, удивлённо таращась на его глаза: радужки были не медовые, а зеленовато-жёлтые, как недозрелый лимон. – Ишсас, – прошипел Ин. – Вставай, одевайся! – А что случи… – вопрос оборвался, ибо я внезапно оказался уже на ногах, при этом плечи горели, словно их сдавили клещами. – Быстро-быстро! – Ин схватил со стула мою одежду и с силой бросил мне в грудь. Я покачнулся, поймав штаны, майка с рубашкой упали на пол. – Так вы – не Дважис? – замечая и другие, кроме цвета глаз, отличия: рост, розоватый отлив чешуи, более длинный рот… – Нет, я же сказал: Ишсас! И хватит на меня пялиться, поторапливайся! – А где Дважис? – Ждёт на Шуржешише. Давай уже скорее – ты хочешь в Челоград или нет?! – Хочу! – Я натянул штаны, не понимая, отчего он торопится, будто алкаш за выпивкой, когда до закрытия магазина осталась минута. И при этом меня ещё преследовало стойкое ощущение, что мы упускаем нечто важное… пока я, наконец, не сообразил: – Оптимизация! Я же должен пройти оптимизацию! – Оптимизация уже проведена, – Ишсас показал куда-то мне за спину. Я обернулся и увидел лежавший на прикроватной тумбочке “фен”. – А-а, так значит, это мне не приснилось! – Нет, – Ишас забрал прибор и сунул в прицепленное к ноге подобие кобуры, а потом полез в густые складки чего-то, намотанного на среднюю часть его тела. Пока я нацеплял футболку и рубашку, он извлёк из глубины своей одежды кляксу размером с блюдце, прилепил на стену и сунул туда пальцы левой руки. Воздух возле “цементного плевка” дрогнул. – Что? – Я обалдело нашаривал ногами кроссовки, глядя на разраставшееся пятно из серо-бесцветной мути. – Вы открываете проход прямо тут, в моей комнате?! – Внимание! – раздался голос из динамика на стене. – Вызывается Алексей Дмитриевич Пегов! Система оповещения! Я замер, растерянно глядя на Ишсаса – тот, яростно бормоча что-то себе под нос, крутанул в кляксе пальцами, из-за чего пятно резким рывком достигло пары метров в диаметре. – Повторяю: Алексей Дмитриевич Пегов! Ожидаю вас в зале приёма! – нашему уху трудно узнать конкретного Ина по голосу, поэтому я не мог сказать, Дважис ли это, но говорил он низко, с характерным шипением и присвистом, то есть человеком уж точно не был! Рванувшись к двери, я успел сделать всего шаг, прежде чем Ишсас сцапал меня в охапку и силой забросил в портал-переход.
Глава третья
Больно ударившись бедром и плечом, я приземлился на пол посреди круглой комнаты. Вдоль стены, повторяя её форму, располагался сплетённый из толстых не то лиан, не то ветвей топчан, на котором сидел раздетый, в одной узенькой повязке посередине тела, Ин, весь облепленный небольшими светлыми кляксами. – Что тут, блин, происходит?! – вскочив на ноги, вскричал я. – Меня должны были в Челоград отправить! Из зала приёма! Дважис меня… – Я – Дважис! – огорошил с топчана голый Ин. – Что?.. – я захлопал глазами. Радужки того, кто назвался Дважисом, были медового цвета, а кожа-чешуя – оливковой. Это и правда он? Я, нахмурившись, изучал форму иновского рта, головы, припоминая черты, подмеченные во время собеседования. – Он – Дважис! – подтвердил стоявший рядом Ишсас. – А-а… – я совсем растерялся и зверски вспотел от царившей здесь влажной жары. – Кто же тогда вызывал меня в зал приёма? Услышав вопрос, сидевший на топчане Ин вдруг вскочил и, яростно жестикулируя, зашипел-засвистел-защёлкал, при этом некоторые из нашлёпок у него на груди и бёдрах неожиданно озарились изнутри красным светом. Надо сказать, что они совсем не выглядели цементными плевками, были светло-салатового цвета и маленькими, размером с половинку среднего яблока. Складки, морщившие их выпуклую поверхность, походили на резиновые и временами подрагивали, становясь то тоньше, то толще, а теперь вот выяснилось, что они могут ещё и светиться. Ишсас застрекотал-зашуршал в ответ, плавно взмахивая руками и явно прося голого Ина сесть, но тот, похоже, успокаиваться вовсе не собирался, продолжая шипеть и светить нательными кляксами. Пока они ругались, я оглядел комнату: она была просторной и по виду больше напоминала земляную нору, чем помещение. С потолка свисали то ли корни, то ли лианы бело-розового и тёмно-фиолетового цвета, из красноватого грунта стен торчали камни, под ногами раскинулся ковёр из крупных сине-зелёных листьев, но судя по тому, что от удара об пол у меня до сих пор ныло плечо, это был обман зрения. Я вытянул руку, пытаясь ухватить земляной ком, но пальцы прошли насквозь, ощутив гладкую поверхность вместо сырого мягкого грунта: ничего природного тут на самом деле не было, и свисавшие сверху корни – стопудово не настоящие, и топчан тоже сделан совсем не из веток. – Не смей ничего трогать! – Ишсас резко повернулся ко мне, а Дважис – ладно, буду считать, это он! – так и продолжал шелестеть и чирикать на своём языке. – А то что?! – взъерепенился я, делая шаг к Ишсасу. Здесь было жарко и душно, я ни хрена не понимал, в чём дело, а Ин, силой вытолкнувший меня в эту имитацию земляной норы, даже не пытался ничего объяснить, а только тявкал на меня, одновременно пререкаясь на своём языке с Дважисом. А сам Дважис? Почему он выглядел, словно тяжело больной, когда Ины давным-давно все свои – и человеческие, кстати, тоже! – болезни победили?! Они же бессмертные! – А то придётся тебя вырубить! – рявкнул Ишсас, нацелив на меня свою четырёхпалую руку. – Стой, где стоишь! – Вырубить?! Но за что?! Я же – избранный в Челоград! – меня переполняло возмущение, однако делать ещё один шаг было опасно: по телу уже бежал холодок лёгкого онемения. Ин продолжал “держать меня под прицелом”, потная майка прилипла к телу, в горле совсем пересохло. – Я пить хочу, – сбавив тон, пожаловался я. – У вас тут жарко, как в аду! Когда вы отправите меня, куда полагается? Ишсас просвистел что-то Дважису, и оба они размеренно зашуршали – смеялись?! Я не был уверен, но всё равно разозлился. Сохранять самообладание стало заметно труднее. – Пожалуйста, – как можно спокойнее процедил я, глядя на Дважиса – кляксы на нём продолжали светиться, причём одна, на бедре, даже сильнее, чем раньше. – Ответьте мне на вопрос: что за Ин вызывал меня по интернатской системе оповещения, и почему я здесь, а не в Челограде? Вторую часть вопроса заглушил писк, такой высокий, что у меня заложило уши. Голый Ин вдруг протянул ко мне руки – именно ко мне, я точно видел! – но тут же повалился спиной на топчан, и клякса на его бедре словно взбесилась, резко меняя размер и рисунок “резиновых” складок, полыхая уже не красным, а фиолетовым. Я бросился к нему – это был инстинктивный порыв в ответ на мольбу о помощи, но Ишсас не оценил. Он дёрнул рукой, и моё тело пронзило миллионом иголочек – все мышцы враз онемели, ноги перестали держать, и я точно ударился бы башкой об пол, если бы Ишсас вовремя не подставил ногу. Ловкие крепкие пальцы обхватили мой затылок и аккуратно опустили рядом с топчаном на “подстилку”. Сзади раздался шорох, потом топот нескольких ног и шуршание, будто что-то волокли – или, может, катили на колёсиках? – в мою сторону. Высокий жуткий писк кляксы на бедре Дважиса стих, я услышал отрывистый шипящий посвист Ишсаса и отвечавшие ему голоса других Инов. Кто-то стал меня поднимать, потому что топчан быстро поплыл вниз, а затем накатила резкая дурнота, мысли потеряли чёткость, и на глаза опустилась чёрная пелена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
