прибытия своих машин.
Вниманием присутствующих овладел пожилой машинист — Александр Яковлевич Чистяков. Он рассказывал о каком-то занятном случае. Часто его прерывал дружный хохот и ввернутое кем-нибудь крепкое слово. Сергея Александровича еще не было, и Колосов примостился в углу и стал слушать.
— Вот так-то бывает, — говорил Чистяков, вынимая папиросу. — Есть такие машинисты, — любят на других прокатиться. Проедет на паровозе, как пассажир на мягком сидении, — и домой.
— Дядя Саша, — обратился к нему один из помощников. — А почему Валерий Зорин не любит, когда у него про буксовую скобу спрашивают?
— Был за мной один грех, — отозвался Александр Яковлевич, усаживаясь поудобнее. — В прошлом году в две смены мы работали, Сергей Круговых в отпуске был, а Зорина только что поставили к нам.
Александр Яковлевич прикурил и, сделав глубокую затяжку, продолжал:
— Как-то раз, паровоз уже был под поездом, спрашиваю Зорина: «Все в порядке?» Это первый вопрос у паровозников. И напарник должен честно рассказать, что случилось за поездку. Умел натворить — умей сам и ответ держать. — «Все в порядке, — отвечает. — Паровоз как часы работает».
Я осмотрел снаружи. Правда, все закреплено, что редко с Зориным случалось. Всегда, бывало, какой-нибудь ослабший болт найдешь. А тут ни к чему не придерешься. Ну, а под паровоз на станционных путях не залезешь. Осмотрел я контрольные пробки, топку и домой его отпустил. А тут вскорости главный пришел, светофор открыли. Поехали. И только закрыл регулятор — за станцией-то сразу уклон начинается — слышу: под паровозом что-то стучит. Так барабанит, что в затылке отдается. Поглядываю на помощника, а помощник на меня. Остановиться, посмотреть, что там такое? Шум на всю дорогу пойдет. Ну, нервы в кулак и едем. Доехали до первой станции, зеленый свет горит. Любим, когда светофор зеленым глазом подмигивает, а тогда я этот цвет просто возненавидел. Но что делать? Останавливаюсь и лезу под паровоз. Смотрю: вторая буксовая скоба с правой стороны пополам, прямо по живому месту переломана. Не закрепили во время клин — вот и получилось. Клин злосчастный выпал, хвостик по земле волочится, вот-вот выпадет. «Вот это фрукт, — думаю. — Поезд бросать придется, позор-то какой моей седой голове». Потом мелькнула мысль: «А может, попытаться закрепить клин проволокой, чтоб хоть до оборотного депо добраться?» Это, конечно, рискованно, но на нашей работе — я прямо скажу — без риска не обойдешься. Забили мы с помощником кувалдой клин обратно, нашли толстую проволоку, нагрели ее в топке докрасна, чтоб мягкой стала, и примотали поломанную скобу к раме. Трудно пришлось, паровоз не на канаве в депо, согнулись в три погибели и делали. Спецовку о тормозные тяги изорвали. Но поезд не бросили. Задержались, правда, немного. Три поезда нас обогнало. Обгоняют, черти, и метелки из окошка показывают. Дескать, «счастливо загорать». Нас зло берет. Закрепили и поехали дальше. Стук остался, но не такой, терпимый. Доехали до станции, где воду набираем, посмотрели — держится. Повеселели. Успокоился я и подумал: «А не у Зорина ли это скоба лопнула? Не сказал мне, чтобы случай за ним не числился?» Нет, не может быть. Среди паровозников такие люди не водятся.
В оборотном депо заменили скобу и обратно до дому чин-чином доехали. А сам мучаюсь: «Неужели Зорин? Дай-ка испытаю». Сказал помощнику, чтобы он молчал, как будто у нас ничего не случилось. Приходит Зорин на смену и спрашивает: «Все в порядке?» — «Все в порядке, — говорю. — Паровоз как часы работает». Зорин с молоточком осматривает, а я за ним тихонько наблюдаю. Замечаю: что-то ему не терпится ко второму скату подойти, все туда зыркает. Э, тут что-то не так! Он для блезиру стукнул молотком по двум или трем гайкам и туда, под колеса. Говорит мне: «А скоба-то лопнула!» Ну, братцы, мое терпенье лопнуло. Как был в мазутных рукавицах, так по роже ему смазал. Нехорошо, конечно, поступил. Даже в молодости не был я охоч до драки, а тут не вытерпел. Это, наверное, оттого, что впервые среди машинистов подлеца встретил. За честь паровозника обидно стало. Ведь не кочегар какой-нибудь, который без году неделя на паровозе, а машинист так поступил!
Александр Яковлевич взглянул на давно потухшую папиросу и начал искать по карманам спички.
— Не жаловался? — спросили Чистякова.
— Нет, замял он эту историю. Даже бате своему не рассказал. И я не стал распространяться. Сам виноват — погорячился.
— Его, подлеца, к ответственности надо было привлечь!
— Ведь авария могла быть.
— За это у нас не наказывают, — спокойно заметил Чистяков. — Винят тех, кто сделал аварию: принимай паровоз как следует! На то ты машинист. Да придраться к нему трудно. Мог сказать: «Я довел поезд, а дальше знать ничего не хочу». Так что, мотайте себе на ус.
Вскоре пришли Сергей Александрович с кочегаром, Колосов вместе с ними вышел на улицу.
Круговых, как всегда, принимал паровоз придирчиво и внимательно, осматривал каждую деталь, остукивал молотком каждую гайку. Подойдя к скату, вынул из кармана ватника шаблон и измерил прокат. Николай видел, как после замера нахмурилось лицо машиниста. Круговых повернулся к ходившему за ним по пятам Зорину, покачал головой:
— Четверть миллиметра за поездку. Опять буксовал?
— Немного на двадцатом километре затянулся, — виновато ответил Зорин.
— Песочница плохо работала? — усмехнулся Круговых.
— Нет. Скорость перед подъемом не сумел набрать.
— Пора научиться, два года машинистом работаешь.
Зорин вытянулся, словно перед ним стоял командир, четко ответил:
— Больше не допущу. — И ни с того ни с сего спросил: — Сергей Александрович, как дело с вашими колодками? Может, помощь нужна? Я бы через отца провернул…
Сергей Александрович достал папиросу, помял ее в пальцах, но так и не прикурив, молча полез в будку.
— Старик сегодня не в духе, — тихо сказал Валерий, подмигнув Николаю, и дружески взял его за плечо:
— Ты почему не забегаешь ко мне? Дуешься?
Николай отстранил его руку и начал отворачивать ключом пробку дышловой масленки, чтобы залить туда смазку.
— Говорят, ты из армии право управления привез? — поинтересовался Зорин. — Могу через батю устроить машинистом, пойдешь? Я свой долг помню.
— Знаешь что, — вспылил Колосов, заправляя тыльной стороной ладони вылезавшие из-под фуражки волосы, — сдал паровоз — катись домой, а мне некогда.
* * *
До армии Николай Валерия Зорина знал плохо. Встречал несколько раз на вечерах художественной самодеятельности в железнодорожном клубе. Николай удивлялся его умению держаться на сцене. На танцплощадке Зорин был первым кавалером.
Ближе познакомились в армии. В одно время получили повестки на призыв, а в военкомате при распределении оба попали в одну часть. В военкомате Зорин и Колосов старались держаться вместе, а когда тронулся поезд, и
