Я приучила себя не обращать внимание на такие вопросы. Ларри со временем не только перестал беспокоиться о том, как я себя веду, но никуда уже не хотел ходить один. Моя жизнь стала удобной, и я не могла никому позволить разрушить ее. Тот, кто попытается сделать это, заставит меня бороться до последнего, не выбирая средств, слишком многое я теряла.
Но, похоже, я стала жертвой собственной глупости, а главное – страсти к саморазрушению. Ведь я никогда не испытывала сильных чувств к Стиву. С самого начала я знала, что могу спокойно отвернуться от этого самовлюбленного самца и в ту же секунду забыть о нем. Наш роман начался исключительно от скуки, а больше – из-за моего желания что-то изменить в монотонной верности и однообразии супружеской жизни.
– Насколько я помню, ты предлагал избавиться от него?
Его взгляд несколько раз испуганно пробежался по моему лицу.
– Ты так грозно говорил, – подзадоривала я его. – Куда это все исчезло? Теперь ты хочешь откупиться, подставляя меня! Очень по-мужски...
– Брось, Кэт, ты это не серьезно, – примирительно начал он. – Все, что нужно сделать, это подсунуть мальчишке деньги, задобрить его и продержаться полтора месяца!
– Деньги его не остановят, – я поднялась и, поправив у зеркала волосы, двинулась к выходу. – Но если ты настаиваешь, то подготовь пятьсот долларов. Сегодня вечером я заеду в кондитерскую на Мэйн-стрит. Подвези деньги туда. Встретимся ровно в шесть. И серьезно подумай, какие у нас есть варианты, если мальчишка будет продолжать шантажировать. Я думаю, ты прав – нам нужно от него избавляться.
Не поворачиваясь, я открыла дверь и вышла на яркое солнце.
ГЛАВА 6
– Я помню тебя, когда ты только родилась. Я как раз в то лето был у родителей. Ты же знаешь моих родителей? Семеновы. Мы живем на этой даче. Ваши соседи...
Он стоял перед ней, расслабленно держа руки в карманах брюк и с откровенным любопытством оглядывая ее с ног до головы. Он был высокий, очень высокий, она не доставала головой до его груди.
– Я здесь уже пять дней и несколько раз видел, как ты пробегала мимо.
Он улыбался. Между двумя передними крупными зубами был небольшой зазор, это делало его на кого-то похожим, но на кого, она не могла вспомнить.
Катя чувствовала, как сильно бьется сердце. Что-то необычное было в этом высоком, коротко стриженном мужчине, которого она прежде никогда не видела. То ли в том, как он говорил с ней – негромко, отделяя каждое слово. То ли в том, как он неторопливо переводил взгляд с ее растрепанных волос на плотно сжатые губы, плечи, руки, держащие руль велосипеда, и снова на лицо...
– Как тебя зовут? – он протянул ей руку.
– Катя.
Его огромная горячая ладонь словно поглотила ее всю. Он был очень близко. Так близко, что она даже могла рассмотреть, как пульсирует кровь в жилке у него на шее. От него странно пахло. Резко, грубо, смесь незнакомого одеколона и какого-то особого мужского запаха. Так пахло от отца и его друга, дяди Андрея, всегда крепко обнимавшего ее при встрече. Мальчишки, с которыми она пару раз целовалась, так не пахли.
– Я знал, как тебя зовут. Просто проверял. А меня зовут Валентин. Могу поспорить на что угодно, ты этого не знала!
Он продолжал крепко держать ее руку в своей. А она словно вся перелилась в эту большую сухую ладонь и только чувствовала его внимательный взгляд на себе.
– Что с твоим велосипедом?
– Ничего... Колесо спустило. Я хотела подкачать. Наш насос сломался, и я думала попросить у Витьки. Вити Федорова... Вон с той дачи...
– Хочешь, я помогу тебе? – он опять сжал ее руку. – Я сам накачаю.
Жаркая волна прошлась по ее телу и растаяла где-то глубоко внутри.
– Да, – прошептала она.
Он приблизился к ней и благодарно взглянул в глаза. Ей стало страшно, словно они делали что-то недозволенное.
– Пойдем к нам, я поищу в гараже насос, – отпустив Катину руку, он приобнял ее за плечи, приглашая идти. – Насколько я помню, там какой-то был. Остался от старых времен...
Она, сопротивляясь, подалась назад.
– Что, боишься? Да, я совсем забыл, у нас же там всякие чудища прячутся, они тебя съедят. Они ждали, когда же я наконец приеду к родителям, встречу тебя и затащу к ним в гараж!
Он насмешливо улыбался, склонившись над ней. И снова она видела, как часто бьется кровь в выпуклой вене у него на шее.
– Не стыдно? Ты что, меня боишься? – он обиженно нахмурился. – Но ведь я твой сосед. Я видел тебя, когда тебе было несколько месяцев. Ну и уродище ты была! Маленькая, сморщенная старушка, лысая, и глаза закрыты. Все дачники сбежались познакомиться. Столпились вокруг тебя, охали, ахали. Мне было тогда лет десять. Помню, я смотрел на тебя и думал: ну вот, еще одно бедное создание появилось на свет. Зачем? Что миру от ее жизни? А существо будет страдать, болеть, мучиться от обид и предательств. И в итоге все кончится тем же, с чего началось – темнотой... Вру, так я думал позже. И не о тебе.
Он отпустил ее, словно забыв о своем предложении, и двинулся к своему дому.
Она растерянно стояла на обочине и не знала, то ли идти к Витьке за насосом, то ли двинуться за этим странным взрослым. И вдруг он повернулся к ней и сказал:
– Ну что стоишь? Велосипед же надо чинить. Пойдем. Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю. А знаешь, почему мне было грустно, когда я на тебя смотрел? Не потому, что я такой философ был, просто в то лето умер наш пес – Буба. Он был младше меня на два года. Немецкий пудель. Вот так вдруг взял и умер. И я страшно переживал... А у тебя есть собака?
– Нет. Мама не любит собак. Она говорит, они грязные.
В темном гараже пахло плесенью и машинным маслом. Валентин забыл, где включается свет, пришлось ему сбегать в дом за фонариком. Оказалось, что лампочка перегорела, он положил фонарик включенным на пол. Найти насос в полутьме, среди сваленных в беспорядке вещей было трудно, Валентин громко ругал родителей, которые «развели такой бардак». Роясь в хламе, он держал ее все время за руку, словно боялся потерять. Несколько раз отпускал руку, неожиданно касался горячей ладонью ее шеи, проводил по спине, опускаясь к бедрам.
В этот момент она напрягалась, ожидая от него еще каких-то движений. Но ничего не происходило. Он снова брал ее руку в свою и, слегка сжимая, притягивал к себе. При выходе, когда она позади него вдруг споткнулась и повалилась вперед, он резко повернулся и подхватил ее.
– Ударилась? – жарко дохнув в ухо, Валентин больно прижал ее к себе.
– Нет, – щекой Катя чувствовала мягкость его рубашки и снова этот странный мужской запах.
– Где, покажи, покажи! – он вдруг опустился вниз, присел и рукой провел по ее оголенным коленям, затем нежно коснулся щиколотки. – Больно? Ты подвернула или ударилась?
Когда Валентин рванулся к ней, фонарик погас, в гараже стало темно. Из щелей захлопнувшейся за ними двери проникали пыльные струи света. Он был где-то тут, внизу, она его не видела, только по прикосновениям догадывалась о том, что он делает.
Его рука, на секунду сжав щиколотку, снова поползла вверх, еще медленнее, чем прежде. Катя непроизвольно сдвинула ноги и сжала коленки. Пальцы замерли у этой преграды, она услышала его тяжелое и частое дыхание. Вдруг свет фонарика ударил ей в лицо.
– Эй, ты! – громко захохотал он. – Ты меня разыграла! Ничего тебе не больно! Да, маленькая обманщица?! Ты просто захотела меня испугать! Да? Я прав?
Валентин поднялся и приблизил свое лицо к ней. Она на секунду зажмурилась.
– Тебя надо наказать! – он, словно маленького ребенка шлепнул ее несколько раз ниже спины. – Я обожаю розыгрыши, но не в вонючем гараже. И когда это не связано с поломанной ножкой такой хорошенькой обманщицы, как ты...
Он прикоснулся мягкими горячими губами к ее лбу.
– Мне в октябре исполнится четырнадцать, – с преувеличенной обидой сказала она.
– Да? Значит, ты уже совсем взрослая?! – Он обхватил ее за шею и потянул к себе. Кончиком носа пощекотал ее нос, затем губами обхватил его и втянул в себя. Это было так неожиданно, что она резко оттолкнула его:
– Нет!
– Что? – Валентин, откинув лицо назад, внимательно смотрел на нее. – Неприятно?
– Нет...
Свет фонарика светил снизу, освещая только половину его лица. Расширенные глаза соседа были покрыты странной пленкой – казалось, он не видит девочку. Кате стало страшно.
– Я хочу домой...
– Конечно! Глупенькая, чего ты испугалась?! Я же дурака валяю. – Фонарик погас. Он нашел ее руку, поднес к своим губам. – Извини.
И, не говоря больше ни слова, повел из гаража.
ГЛАВА 7
Он стал появляться у них чуть ли не каждый день. Кате не нравилось, что мама часами сидела с ним на веранде, кормила его, подавала ему чай и говорила, говорила... Папа в течение недели был в городе, на дачу приезжал только на выходные, а мама... Она как-то слишком заметно радовалась, когда приходил Валентин, слишком громко смеялась каждой его шутке, слишком радостно поддерживала его подтрунивания над застенчивой дочерью. В присутствии Валентина она все делала не так, как обычно, и это Катю очень расстраивало.
