– Ну, наконец-то, мой друг – с жутким акцентом, от которого он не сможет избавиться до самой смерти, заговорил вице-канцлер, встречая Перовского – Я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего по дороге… Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Василий Алексеевич… Ну как же Вы похожи на отца…
Последние слова, произнесенные Нессельроде, Перовскому были почему-то неприятны. Но он вынужден был улыбаться и пожимать вице-канцлеру руку, унизанную по моде прошлого века перстнями.
– Знавал я Вашего батюшку. Умнейший был человек – продолжал Нессельроде – Ну пойдемте в дом, обед уже стынет…
Они двинулись к дому по дорожке, обставленной по краям горшками с яркой геранью и тюльпанами.
– Красиво и уютно у Вас, Карл Васильевич – сделал комплемент Перовский.
– Вы еще не все видели, мой юный друг – явно польщенный похвалою ответил вице-канцлер – Вот отобедаем, и я Вам все покажу в своем саду.
За столом расселись чинно: во главе – сам хозяин, по правую руку – новоиспеченный оренбургский губернатор, а слева от хозяина – его жена Мария Дмитриевна, вся такая торжественная и напыщенная, как будто шел не семейный обед, а прием в царском дворце. Рядом с матерью усадили и старшую дочь Нессельроде Елену – девушку не особо красивую, но не лишенную определенных прелестей и даже какого-то шарма. Младшие Нессельроде, семнадцатилетний Дмитрий и тринадцатилетняя Мария, хотя и были представлены Перовскому, но за стол посажены не были. И, как показалось гостю, особо этому не огорчились, с радостью удалившись в сад.
– Давайте отведаем наливочки, Василий Алексеевич – начал трапезу вице-канцлер – Из собственных трав и ягод сея наливка приготовлена. Между прочим, крыжовник-то оренбургский…
– Скоро надеюсь, Карл Васильевич, воочию испробовать даров оренбургской земли – Перовский поднял бокал и на безымянном пальце его в солнечных лучах блеснул серебряный наперсток, оставивший неизгладимое впечатление на сидевшую напротив Елену Карловну – Землица там, говорят, весьма плодородна…
– Да уж, дорогой Вы мой, земля там отменная. И самое главное там ее много. Вот и поехали туда все…
– Насколько я знаю, Ваше высокопревосходительство, многие туда поехали не по своей воле…
– Ах, Вы про ссыльных? Куда без них? Вот как выхлопотал Кириллов у Анны Иоанновны право принимать там ссыльных, так туда и начали возить всяких. Там, почитай, половина губернии – потомки ссыльных да каторжных. Сейчас туда, кстати, немало поляков сослали после событий 31-го года.
– Я думаю, Карл Васильевич – отвечал Перовский – Эту практику нужно заканчивать. Оренбургский край богат своими плодородными землями и тем, что лежит в земных глубинах. Поэтому к тамошним богатствам нужно рачительно относиться…
«М-да, далеко пойдет – подумал при этом Нессельроде – Эдак, начнет этот молодец помещиков спихивать из-за богатств этих подземных». А в слух вице-канцлер произнес:
– Покойный губернатор Сухтелен, кстати, тоже многократно поднимал этот вопрос – тяжело вздохнув, он продолжил – Уже после его кончины царь-батюшка собственноручно изволили начертать на прожекте Сухтелена резолюцию, согласно которой переселение государственных крестьян в Оренбургскую губернию из других краев приостановлено… Давайте, Василий Алексеевич, еще наливочки…
Когда выпили и закусили зажаренным в собственном соку молодым барашком, Перовский, чтобы сделать вице-канцлеру приятное, заговорил о мериносах – недавнем увлечении Нессельроде.
Вице-канцлер, явно польщенный таким поворотом разговора, с восторгом начал рассказывать губернатору о своих достижениях в разведении новой для России породы овец:
– Мечтаю я, Василий Алексеевич, что когда-нибудь на бескрайних просторах оренбургской степи будут пастись тонкорунные мериносы, а не то, что сейчас там пасется. Киргизы увлекаются конями, а овцы для них, вроде как, небольшое дополнение. Там ведь и не поймешь, что за порода. Сброд сплошной. Нужен научный подход…
…После застолья мужчины вышли в сад, где продолжили разговор уже о политике, которую Перовскому предстояло проводить в Оренбурге. А в столовой между матерью и дочерью состоялся доверительный разговор.
– Ну, и как он тебе? – спросила Мария Дмитриевна смущенную дочь.
– Ах, маменька, я ничего не пойму. Он, конечно, воспитан и умен, но…
– Что но?
– А зачем у него на руке наперсток?
Мария Дмитриевна, явно озадаченная вопросом старшей дочери, ответила:
– А при чем тут наперсток? Отец, думаешь, случайно его на обед пригласил? У этого кавалера большое будущее. Он в друзьях у самого Николая Павловича числится… Ни каждому такие лакомые куски в молодости достаются…
– Про что это Вы, маменька?
– Ну, как про что? Про Оренбург… – сказала Мария Дмитриевна, подумав про себя: «И, правда, для чего он носит этот наперсток?»
Однако, Елене Карловне так и не суждено было стать губернаторшей Оренбуржья. Вскоре она выйдет замуж за подчиненного своего отца, потомственного дипломата Михаила Иринеевича Хрептовича – будущего графа и императорского гофмейстера.
А меж тем вице-канцлер не без гордости показывал гостю свой сад, созданный искусными мастерами на европейский лад. Были тут и тенистые аллеи, и таинственные гроты, и диковинные растения, выставленные в золоченых кадках вдоль посыпанных разноцветной галькой дорожек. В уединенном углу сада стояла мраморная беседка, которую ближе к макушке лета должен был увить плющ. Но пока молодые лианы лишь подкрадывались к пилястрам.
«Должно быть, в этой беседке – подумал Перовский – было сделано немало пылких признаний. И кто знает, может, и сам вице-канцлер, сейчас чопорно вышагивающий рядом, тоже признавался тут в любви Марии Дмитриевне…»
– Оренбург, Василий Алексеевич, это настоящий алмаз в российской сокровищнице. Однако, алмазу сему еще только предстоит пройти руки искусного ювелира…
Нессельроде ввел Перовского в беседку, усадил в мягкое кресло, а сам сел напротив.
– Но – продолжил он – И ювелир, делая огранку, должен понимать, насколько бесценен вверенный ему драгоценный камень. Поэтому движения должны быть выверенными и правильными. Один неверный шаг, и алмаз уже никогда не станет бриллиантом. Вы понимаете, о чем я?
– Да, Карл Васильевич, мне и государь говорил об особом месте Оренбурга в политике империи.
– Их Величество, дай бог им долгих лет жизни, смотрят далеко и глубоко – с пафосом изрек вице-канцлер, протягивая Перовскому курительную трубку – Киргизская орда вот уже сто лет не умиротворена. Еще Петр Алексеевич, великий император российский, замышлял установить мир в степи и через это наладить торговые сношения с азиатскими царствами и Индией. Но господу богу было угодно, чтобы сее испытание для России продлилось целый век… Вы слышали про Тевкелева?
– Бывший вице-губернатор Оренбургского края? – переспросил Перовский, затягиваясь ароматным и явно дорогим табаком.
– Он самый. Главный толмач Петра великого. Ну, так вот он, будучи с киргизами одной веры, умел их уговаривать…
– Да – ухмыльнулся губернатор – Особенно если учесть, что он сжег 50 башкирских деревень…
Нессельроде про себя отметил хорошую подготовку Перовского, знающего немало из истории края, которым ему теперь предстояло руководить.
– Много чего было в истории Оренбургского края. И крови тоже много было. И еще будет, если Вам, дорогой Василий Алексеевич, не удастся усмирить степь. Сами киргизы наивны как дети. Но за их спинами стоит Хива, подпитываемая Британией. Назревает большая игра. Ставки в этой игре очень большие. И нам с Вами, Василий Алексеевич, предстоит много работы – вице-канцлер протянул Перовскому папку, обшитую пунцовым атласом – Вот на досуге почитайте, мой друг. Это некоторые бумаги помянутого Тевкелева. Конечно, многое с той поры поменялось, но главные вопросы остались… Кстати, Василий Алексеевич, а ведь Тевкелев мог стать в свое время оренбургским губернатором. Но не стал. Сам виноват.
Им подали чай с ликером. И Нессельроде продолжил:
– Когда назначали Волкова в Оренбург, императрица-матушка Екатерина Алексеевна – вице-канцлер перекрестился, подняв глаза к небу – Царствие ей небесное, испрашивала у Тевкелева совета, мол, как лучше новому губернатору говорить с киргизами, чтобы те не строили никаких препятствий для русских негоциантов? Ну, так Тевкелев ей сказал, что, коли, не его самого назначали губернатором, то и советов он не даст. На это Ее Величество изволили распорядиться, чтобы никаких дел больше с этим татарином не имели. Так он и помер всеми забытый. А ведь мог бы еще послужить отечеству, если б смирил гордыню…
«К чему это старый дипломат рассказывает? – подумал Перовский, ловя себя на мысли, что он, губернатор, еще очень мало знает не только о самой своей губернии, но еще меньше ведает степь, которая манила русских царей ни один десяток лет – Нессельроде хитер, как и все дипломаты. И, наверняка, этот его рассказ неслучаен».
