– Человек заболел, – улыбнулся Вильгельм.
Ян задумался, вздохнул и сказал:
– Знаете, в детстве я часто болел, лежал в постели и мечтал. Я ведь как тогда думал – все вокруг нас кто-то нарисовал – настолько красиво.
– Интересно, а что, сейчас не так?
– Ну все изменилось.
– Почему?
– Если я вам скажу, вам станет горько, горько, и вы разочаруетесь во мне, – поднялся, пора.
Вильгельм расплатился, квитанцию не взял.
Ян пошел к остановке метро, остановился, обернулся, помахал тонкой рукой, улыбнулся и спустился вниз на станцию.
Вечером Вильгельм сел за Левин роман, прочитал первую попавшуюся фразу: «…из новенькой серебристой Audi вышла элегантная, можно сказать, красивая женщина…» – и приуныл. Встал, походил по комнате, нерешительно остановился у телефона, позвонил.
– Ну как, понравилось сегодня?
– Да, очень, спасибо.
– Не было скучно?
– Да нет, что вы!
– Рад был поговорить, спокойной ночи.
– Я тоже, удачи.
Успокоившись, сел за стол, но никак не мог начать чтение. Сегодня голос Яна изменился. И не столько голос, сколько душа голоса – из колючей и неприступной в доверчивую и признательную.
Перед сном явился замшелый сибирский городок.
Зимой вечерами по дворам рыскали стаи парней в поисках легкой наживы, девичьего свежего мясца или деньжонок. Бабушка отправила в киоск за селедкой. Набросив фуфайку, выбежал на улицу. Там его окружили, хищно оглядывая.
– Немец, – рыкнул один.
– Фашист, – подтвердил самый высокий.
А он пристыл к обледенелому снегу на тропинке, дрожал и думал только об одном: разобьют очки, нигде потом не купишь. Не тронули. Незваное воспоминание. Поворочался и заснул.
Несколько раз на неделе потом звонил в клинику, с нетерпением ожидая услышать улыбающийся голос. Занятия, как Вильгельм ни старался, не клеились. Ученик скучал, зевал, закатывая глаза, как засыпающая рыба. Часто просил просто поговорить, не для чего мучиться. Вильгельм терпел, не желая заставлять или понуждать, боясь вновь столкнуться с враждебностью. И все-таки однажды, не выдержав, заявил:
– Мне стыдно за тебя!
– А если стыдно, так не приходите, – Ян выжидающе посмотрел на учителя.
Вильгельм помолчал, затем, не торопя свои мысли, медленно, взвешивая каждое слово, рассказал Яну о своем бывшем друге. Как он был ему дорог, как делились они с Аликом книгами, мечтами. Как радовались друг за друга, как защищали друг друга и как расстались, не предполагая, что больше не увидятся.
– Почему же вы не встретились?
– Так судьба сложилась.
– Неправда, вы что-то недоговариваете…
Как Вильгельм и желал, устоявшийся ритм жизни нарушился, новая программа mein Windows заработала. Он пустился по детским тропам, которые в свое время не исходил, и теперь энергия задорной предприимчивости не покидала его.
На работе отметили вспышку плодотворности Herrn Hase. Коллеги с удовольствием обращались к нему за советом. Домашние удивлялись доброте и заботливости отца и мужа.
А он каждую неделю предвкушал следующую встречу.
Перед Пасхой поведал Яну историю Иисуса Христа,
знакомую еще от бабушки с детства. Закончив рассказ о распятии и о чудесном воскрешении, растроганный, опустился на стул.
И услышал:
– А зачем он себя подставил?
– Кто?
– Иисус.
Вильгельм с нескрываемым уважением посмотрел на ученика: сам он так вопрос о гибели Спасителя никогда еще не ставил.
С настойчивостью, ранее ему не знакомой, выпросил у жены еще одно воскресенье для Яна и повел его в ресторан, мечтая порадовать настоящей немецкой кухней. Ян за столиком, изучая меню, вопросительно взглянул на Вильгельма.
– Клиника оплатит! – успокоил Вильгельм.
Проскользнул юный кельнер с шоколадной косметикой на лице.
– О Господи! – Ян укоризненно покачал головой.
– Все нормально, он просто хочет быть красивым.
– От этого становятся не красивыми, а смешными.
– Я думаю, он просто потерял инстинкт сохранения собственного вида, – тихо произнес Вильгельм.
– Подождите, вы очень умный, но что это? – серьезно обратился Ян к нему.
Вильгельм замялся.
– Да говорите же, за кого вы меня принимаете!
– Ну ты настырный! Просто я сомневаюсь, что у него будет нормальная семья.
– Бабушка бы сразу умерла, если бы я такой пришел к ней.
Принесли еду, и разговор закончился. Мальчик ел небольшими порциями, аккуратно поднося салфетку ко рту, словно пряча съеденное. Его дети наслаждались едой открыто, не скрывая удовольствия от поглощения, поглядывая на других. Оба в мать.
– Странно, мы бабушек искренне любим лишь после их смерти, – удивился своим мыслям Вильгельм.
– Подождите, моя бабушка жива, и я ее не забываю, – Ян отставил еду и украдкой огляделся. – Какие здесь женщины!?
– Какие, не похожие на твою бабушку?
– Да нет, они странные, в штанах, причесаны по-мужски, голоса как из труб, и… и вот здесь, – он показал на свои грудь и живот, – очень, очень много всего здесь, словно что-то несут перед собой.
– Может, ты и прав, но это дело привычки.
– А ваша женщина?
– Моя? Нормально, не носит тут, – показал на живот.
Обвел, посмеиваясь, глазами зал и вздрогнул – у окна к ним спиной сидела его жена. Повинуясь какому-то инстинкту, он схватил Яна за руку.
– Что с вами?
Женщина встала, Вильгельм облегченно вздохнул – привиделось.
– Все нормально? – Ян недоумевал.
– Почти.
Ян задумался, а Вильгельма встревожила нелепость испуга.
Он не мог объяснить себе его причину, события перестали поддаваться логике. Грустно подумал, что вновь паренек не видит его. На что же он смотрит так часто? На что или на кого? Очевидно, ему никогда не разгадать этот взгляд, так все и канет в неизвестность.
– Мне кажется, – заговорил Ян, – когда человек рождается, у него на всем теле… – беспомощно улыбнулся. – Я не знаю, как сказать!
– Назови, я помогу!
– Ну нити у него, не всем видные, нежные, тонкие-претонкие. Тянутся ко всем, а их не замечают, и они отмирают, отпадают.
Вильгельм с изумлением откинулся на стуле.
– Я… у меня немного иные представления, но тоже печальные и…
Его оборвал зычный гневный голос.
– Мужчины так не поступают, мужчины так не поступают!
За руку к выходу из ресторана тащил за собой ребенка лет шести отец. Малец упирался, из джинсов выбилась белая рубашка с красными пятнами кетчупа. Заметив их взгляды, он насупился и прилежно засеменил за отцом.
– Вот так надо с нами… – Ян отвернулся.
Вильгельм позвал кельнера, расплатился, вышли.
– Вы… мне никто никогда так не помогал, как вы и бабушка.
Жена осведомилась, как посидели в ресторане. Пристыженный, ответил, что неплохо, но скучновато. Вечером поехали к знакомой Валентине на день рождения. Не успели войти, как на нем повисла именинница и принялась целовать. Чудом высвободившись из облака пряных духов, он выдавил:
– Вильгельм и крякнуть не успел,Как на него медведь насел.
Поднялся веселый гвалт. Сегодня, к радости Вильгельма, на праздник были приглашены только русские. По ритуалу, он здесь был душой компании. Ему нравились эти люди, бесшабашные и говорливые. Хозяйка благодарно иногда поглядывала на него. А у Вильгельма отчаяние, возникшее ниоткуда, ничем необъяснимое, цепко ухватило душу и не отпускало весь вечер.
В машине жена заметила, что у подруги уже год как живет молодой человек. Она выдает мужчину за племянника, как-никак старше него на10 лет. Ноот людей ничего не скроешь – и она погрозила кому-то указательным пальцем. Вильгельм улыбнулся наивной попытке жены за праведным судом скрыть обыкновенные зависть и досаду, но спорить не стал, мягко поправил – пусть живут, женщина в соку, в последнем, кто знает.
– Может, ты и прав, – повернулась к нему, – как вы все безбожно пьете! Кричите и пьете!
Неторопливо подошла очередная суббота.
Вильгельм проснулся неожиданно поздно, в доме была тишина. Впопыхах собравшись, выпив лишь чай, поехал в клинику. Чувствуя себя неловко, осторожно открыл дверь в палату.
Пациента не было. Вильгельм, облегченно вздохнув, сел на стул, Солнце, по-летнему яркое, грело унылую комнату. Вильгельм улыбался, представляя себе счастливое лицо Яна. Спустя час, разомлевший и уставший, ушел. Внизу на его вопрос рассеянно ответили, что не знают, где пациент.
Около семи вечера в квартире раздался звонок телефона, и Ян мирно заявил:
– У меня все хорошо, как у вас дела?
Спокойный дружелюбный голос возмутил, Вильгельм обиженно буркнул:
– А у меня не все хорошо, я прождал тебя полтора часа!
– Так меня же не было, зачем вы ждали!
– Это уже чересчур!
– Подождите, – искренне удивился Ян, – забрали мама и отчим, я же не мог знать.
– Извини, и на самом деле, что это я.
А в среду поздно вечером позвонили из клиники.
Тревожный мужской голос попросил Вильгельма приехать к русскому пациенту. Жена взорвалась, она не могла понять, какое отношение имеет ее муж к лечебному процессу, и упрекнула его в мягкотелости и бесхарактерности.
