Жак в своем жалком чулане не слышал разговора, шум дождя заглушил голоса. Если к хозяйке и явились ночные гости, это ее дело, лишь бы она оставила их с Бертой в покое. Каково же было его удивление, когда Жюли, заглянув в чулан, ласково спросила, не замерз ли мальчик. Сроду Жак не слыхал от хозяйки доброго слова и уставился на нее, открыв рот. А Трюшон проворно метнулась к себе и принесла полинявшее шерстяное одеяло и теплый платок, в который укутала Берту с такой нежностью, что и ожидать было нельзя. В эту ночь мальчик заснул на славу, ему не пришлось сворачиваться клубком и вздрагивать от ледяных струй ветра, что вечно обжигали кожу.
А в это время по размокшей от ливня дороге, то и дело застревая в жидкой грязи, тащилась крытая повозка Гастона Перрена. Ему словно нипочем были отвратительная погода и непроглядная темень. Он лишь надвинул шляпу пониже и покуривал трубку.
Кловис исподтишка поглядывал на него, уж битых полчаса его так и мучило любопытство.
– Хозяин, – наконец, не выдержал Удав, – отчего вы не забрали щенков сразу, да еще оставили этой пройдохе Трюшон денег?
– Ты славишься отменной силой, мой дорогой Кловис, но ума у тебя, как у новорожденного поросенка. В городе еще неспокойно, и я не желаю, чтобы полицейские ищейки и гвардейцы совали нос в мои дела. Стычка с крысой Мерло и его ребятами дорого нам обошлась, зато теперь я единственный повелитель Руана. И каждый, кто с этим не согласен, отправится вслед за ним.
– Это верно, хозяин, вы здорово почистили город. – Уважительно пробормотал Удав, – хотя нам тоже пришлось потерять достаточно верных людей.
– Ну и дурак ты, Кловис! Уж чего – чего, а негодяев, готовых за деньги исполнять темные делишки, всегда найдется с лихвой. Я никогда не верил в честность и преданность, как видишь, мне это помогло. Половина людишек Мерло преспокойно предали его, стоило пообещать им больше.
– Ваша правда, господин Перрен, иначе нам нипочем не застать Жареную Морду врасплох. Ну и заварушка была по окончании ярмарки! У меня до сих пор гудит в голове от удара дубинкой, что успел мне отвесить Кривой Вийон.
– Но ты ведь славно ответил на удар, Кловис.
– Еще бы, хозяин, полоснул его по горлу от уха до уха. – Захохотал довольный Удав.
– А кто из наших расправился с самим Мерло?
– Да вроде, Ашиль Вертлявый воткнул в него нож по самую рукоятку. Когда мы уносили ноги, он валялся брюхом кверху, истекая кровью. Здоровяк Гийом и Гнилушка Ральф наутро смешались с толпой зевак и сами видели, как гвардейцы и монахи таскали мертвяков из подвала башни.
– А тело Мерло они видели?
– Хм, господин Перрен, а куда же ему подеваться? Видно, погрузили на телеги со всеми.
– Ты славный малый, Удав, прискорбно, что Господь не доложил ума в твою железную башку. У Мерло пятно от ожога на пол – лица, такого человека всегда приметишь. Вот мне и сдается, что его не было среди тех, кого забирали монахи.
– Господин Перрен, я, может, и не так умен, но если на моих глазах в человека всадили нож, я могу отличить, живой он или нет. Если его и не оказалось среди покойников, то бедняга мог выбраться из последних сил, да завалиться в сточную канаву. Там, видно, и помер.
– Молись, чтобы ты оказался прав, Удав. – Иначе кара настигнет тебя раньше, чем ты ожидаешь.
– Эй, хозяин, – крикнул возчик, что сидел на козлах. – Прикажете подъехать со стороны часовни или городских ворот?
– Ах, бедный мой Базиль, – оскалившись, ответил Каторжник. – Что за вопрос, вези уж сразу к господину сержанту или гони на Париж, прямиком в Шатле7.
Кловис разразился грубым хохотом, хлопая себя по ляжкам. Ну и умора! Господин Перрен – знатный шутник, ох, даже слезы выступили от смеха.
Возчик обиженно поджал губы и промолчал. Хорошо им глумиться, сидя в крытой повозке, небось в деревне успели и выпить, и закусить, они – то не торчали битый час под проливным дождем, скорчившись в темноте, словно выброшенный хозяевами пес. Но кто осмелится ответить самому Гастону Каторжнику? Пожалуй, и до утра не доживешь от эдакой дерзости.
Да, Перрен не зря носил свое прозвище, страшный человек. Недаром ему удалось захватить власть. Видно, он в сговоре с самим дьяволом, иначе как объяснить, что Гастон счастливо избегал виселицы долгие годы. И никакие сторожа и тюремные стены не могут его удержать. Раньше город был поделен между Каторжником и Мерло, но Перрен решил властвовать единолично. Ну и бойня случилась на днях, мурашки бегут по телу от одних только воспоминаний. Словом, Гастон Каторжник оказался более коварным, хитрым и жестоким. Ну а служить всегда лучше победителю. Теперь он стал полновластным хозяином Руана, вернее, его самой грязной, низкой и отверженной стороны. Нищие и попрошайки, воры, грабители и наемные убийцы, стали его верной свитой. А те, кто решился противостоять, нашли смерть в жестоком побоище. Казалось, полиция и солдаты словно не подозревают о тайной жизни города. Они вечно являлись к самому концу, и на их долю приходилось только считать убитых, да схватить парочку ротозеев, что явились поглазеть на страшную потасовку, или пьянчужек, еле перебиравших ногами. К чему важным господам полицейским рыскать по мрачным закоулкам и копошиться в грязи? Главное, ловить смутьянов и заговорщиков. А такие, как Гастон Перрен, не замышляют против королевской власти и не станут плести интриги при дворе. Сам интендант полиции, сеньор Паскаль, нипочем бы не признался, что порядок, который установил Каторжник, ему вполне по душе. Даже самый жалкий попрошайка отныне был обязан просить подаяние только там, где указал Гастон Перрен. А что касается наемных убийц, хм… Так знатные господа подчас сами не брезгуют прибегать к их помощи. Чего ради совать нос в дела таких важных особ? Наград и денег на этом деле не заработаешь, а вот неприятностей – хоть отбавляй. Конечно, если пройдоха Каторжник попадется с поличным в руки полиции, то, конечно, предстанет перед суровым судом и его неминуемо ждут виселица или галеры.
Конец весны выдался теплым и солнечным, Жак с надеждой смотрел в чистое голубое небо, и скорый побег придавал ему надежду. Пожалуй, они с Бертой смогут незаметно улизнуть в праздник Вознесения. Мамаша Трюшон наверняка хлебнет лишку и заснет как убитая. Но все вышло совсем не так, как ожидал мальчик. Накануне дня Вознесения явился тощий вертлявый парень и, пошептавшись с хозяйкой, весело подмигнул Жаку.
– Эй, приятель, не надоело киснуть со скуки в этой дыре? Пора прокатиться с ветерком до самого веселого города и зажить припеваючи! – Воскликнул он.
– До города? – Опешил удивленный мальчик.
– Ха, вот чудак! Говорят, ты сообразительный парень, а на деле простофиля и тугодум. Экипаж подан, господин босоногий сеньор, надеюсь, моя старая кобыла выдержит вас и юную госпожу принцессу.
– Что ты уставился, словно баран на пустую поилку, Жак! – Затараторила мамаша Трюшон. – Господин Метью подумает, что ты недоумок. Умой лицо и полезай в повозку.
– А Берта? Я не оставлю сестру одну. – Нахмурился мальчик.
– Вот упрямый парень! Вы едете вместе. Давай – ка живее, мне еще надо собрать милую крошку.
Жак зачерпнул воды из рассохшейся бочки и искоса поглядел на вертлявого юношу. Куда бы их с Бертой не отвезли, наверняка это будет лучше, чем унылая жизнь у мамаши Трюшон.
Пожалуй, и сбежать станет легче, уехав подальше от деревни. Он наскоро ополоснул лицо и забрался в повозку. Хозяйка потратила на сборы Берты совсем немного времени. Малышка как была в заплатанном грязном платье, рваном чепце и с лохматыми темными локонами, так и осталась. Мамаша Трюшон ограничилась тем, что, набрав в ладонь воды, вытерла чумазое личико ребенка.
Жак заботливо устроил сестренку у себя на коленях и сунул ей в руку засохший стебелек цветка, валявшийся на дне повозки. Метью вскочил на козлы и весело присвистнув, взмахнул кнутом.
– Прощайте, дорогие детки! – Плаксиво завыла Жюли, утирая фартуком сухие глаза. – Жак, мальчик мой, когда разбогатеешь, не забудь поставить свечу и помолиться за меня Святой Деве. Ах, видно, я сегодня не засну до утра, мои дорогие…
– Пошла ты к дьяволу, лгунья! – Прошептал Жак. – Даже если у меня будет богатство самого короля, я не поставлю за тебя и свечного огарка.
Но хозяйка, конечно, не слыхала этого и махала вслед грязным платком, оглядываясь по сторонам. Убедившись, что никого из соседей нет поблизости, она облегченно вздохнула и направилась к своему тайнику с деньгами, зажав в ладони две монетки в десять экю, полученные от гостя. Повозка успела скрыться из глаз, когда мамаша Трюшон с ужасом и отчаянием увидела, что ее тайник пуст.
Поначалу Берта с любопытством глазела в прореху крыши повозки на солнечные лучи, но вскоре монотонное покачивание сморило девочку. Она уютно устроилась на охапке соломы, заботливо подстеленной Жаком, и сладко уснула. Мальчик накрыл ее своей поношенной курткой и перебрался поближе к вознице.