«Дверь в новое столетие»… В этот момент мне стоило бы оторваться от бумаги, посмотреть в сторону телевизора и сказать: «I'll be back!». Но я этого не говорю. Во-первых, потому что не люблю голливудские фильмы, а во-вторых, потому что сильно пьян. Я бросаю бумагу, заваливаюсь на бок и засылаю.
Freelancer
Февраль 2007 года, Москва.За тринадцать месяцев до выборов Президента РФ
Этот слоган я заметил ещё метров за восемьсот до рекламного щита, на котором он был написан. Во весь щит огромными буквами – НЕ НАДО ГАДИТЬ!
Социальная реклама, что ли? Своевременно. Весь город уже загадили, лет как десять назад, а власти опомнились. Не надо гадить! Грязь им, значит, помешала. Каково? Может, стоит слоган сменить? Например: Не надо экономить на уборочной технике. Или: Не надо посыпать дороги химическим говном. Или просто: Надо убирать улицы? А то не делают ни черта с этой грязью, a потом завешивают город идиотскими лозунгами. Может быть, вообще издать указ, запрещающий в Москве продолжаться зиме больше, чем два месяца. А может быть, вообще зиму запретить? Или лень? И тогда реально станет чище?
Февраль действительно стоял весьма мерзкий, впрочем, как и всегда. Под ногами отвратительная серая каша из бензина и машинного масла, приправленного снегом, над головой не менее отвратительная каша из рваных серых туч, из которых этот снег и сыпался. Люди на улицах так же не разнообразили пейзаж. Прохожие были одеты достаточно ярко, что характерно для зимней Москвы, в которой в это время года все как сговорились изображать этакое летнее настроение – надевать все оранжевое, зелёное, жёлтое, красное – вроде им вдруг показалось, что они живут в Лос-Анджелесе. Одеться-то они оделись, а вот лица… Лица не изменились. Лица оставались неизменно серыми и перекошенными, будто всех в городе одновременно тошнило. Скорее всего, и кашу эту серую на улицах они и наблевали. Реально, как ещё могут выглядеть мостовые города, в которой всех тошнит?
Нет, не подумайте, будто я начинающий шизик, видящий жизнь в сером цвете. Отнюдь! Просто… Просто так оно всё и выглядит. На дворе четырнадцатое февраля, день всех влюблённых, а радостных лиц что-то не прибавилось. Интересно, куда подевались все эти счастливые обнимающиеся парочки, разгуливающие по городу с красными коробками в руках или прижимающие к груди красные же открытки в виде сердца? Где они, я вас спрашиваю? Дома обнимаются? Бегают по магазинам? Строчат друг другу «валентинки» по е-мейлу? Или стоят в пробках, как и я? Или, может быть, никто никого уже не любит? Может быть, я прав и всех нас просто тошнит друг от друга?
Вот взять, к примеру, меня. Что-то я не припомню, чтобы меня вчера кто-нибудь поздравил. Про женщин, с которыми я провожу свой досуг, умолчим. Каждая из них считает, что моё к ней отношение несерьёзно, посему и день влюблённых проводить со мной никто из них не собирается. Тем более дарить «валентинки». Проводить со мной отпуск, выходные, увеселительные мероприятия – это пожалуйста. А вот праздник святого Валентина – это мимо. Впрочем, меня это особо и не парит.
«Не надо гадить!» (До щита метров триста). А я никому особо и не гадил. Сто процентов, и в мыслях не держал. Не могу сказать, что был радушен и мил с девушками в преддверии праздника, но не гадил уж точно. Особенно учитывая то, что в последнее время чаще всего я общался с двумя. С Дашей, светской журналисткой по профессии и проституткой по призванию, и Светой, проституткой и по профессии и по призванию. Им-то я уж точно не гадил. Могли бы прислать открыточку, кстати. Но не прислали.
Может, коллеги по работе ещё сподобятся? Дайте-ка подумать. Девушки из компаний клиентов? Знакомые журналистки? Пресс-секретари заказчиков? Может, хоть коллеги мужчины? Так, в качестве подъебки? Кто обрадует подарочком славного парня Антона Дроздикова? Наконец я подъезжаю к щиту и вижу, что на самом деле надпись читается как «Не надо гадать!» и рекламирует какой-то банк с супервыгодными процентами по вкладам. Ха, ха, ха. Действительно смешно.
Я, кстати, и не гадаю. Если прокрутить все последние события, то получается, что единственным подарком ко дню влюблённых оказался банковский перевод на десять тысяч долларов, который я получил как раз вчера. За пиар-компанию одного строительного холдинга, организованную моим агентством в различных СМИ. Я вчера думал на эту тему перед сном. Получается, что единственная, кто меня любит, – это медиа. Я даже «валентинку» вчера отправил по электронной почте. С одного своего ящика – на другой. Взял картинку с сердцем и написал на ней: «Медиа любит вас, Антон!» Для полноты картины стоило бы отправить в ответ что-то вроде «Медиа, я вас тоже очень люблю!», только вот знать бы ещё её настоящий электронный адрес.
Честно говоря, за последний год я стал всё больше и больше сомневаться во взаимности наших чувств, потому как дела у моей компании шли как-то вяло. Я даже стал подумывать о правильности принятого мной четыре года назад решения. Хотя, объективно говоря, после увольнения из ФЭПа выбор у меня был не слишком-то и велик. Кому всерьёз может быть интересен молодой политтехнолог? Точнее, у кого он может получить серьёзные деньги? Да, можно было бы сменить поле деятельности. Например, заняться имиджевым пиаром или открыть столь модное нынче «рекламное агентство полного цикла», занимающееся всем, на чём можно заработать больше тысячи долларов: от изготовления подарочных упаковок до предоставления девочек для продвижения товаров в клубах и ресторанах. На худой конец, можно было бы попробовать устроиться в маркетинговый отдел крупной компании и тихо-мирно воровать там рекламные бюджеты до седых мудей. Но во всём этом было две проблемы. Первая состояла в том, что рекламный бизнес не подходил мне из-за атмосферы. Не важно, на какой стороне баррикад ты находишься, в любом случае имеешь дело с ублюдками из больших корпораций. Либо ты им подчиняешься, работая на них, либо ты ежедневно лижешь жопу, выполняя их заказы. И в целом совершенно всё равно, получать от них зарплату или бюджеты. Тебя имеют во все дыры, в любом случае. Вторая проблема состояла в моём увлечении политическими технологиями. А политика – это как генитальный герпес – один раз подцепишь и на всю жизнь. Он может затухать, может обостряться, но никуда от тебя не денется. Так получилось и со мной. Начав карьеру с политтехнологий, я заболел ими. Поэтому продолжать свою карьеру я решил именно на этом поле. Чем я мог быть интересен?
О работе на государственные структуры после истории с Гордеевым, ха-ха, точнее, истории с Геббельсом, не могло быть и речи. Структуры, «сидящие» на бюджетах состоятельных кротов, всяких там стальных, нефтяных и алюминиевых олигархов, уже имели своих руководителей, таких же пиарщиков «без страха и упрёка». И собственных работодателей они защищали от подобных мне ландскнехтов политических технологий практически как Брестскую крепость. В свете будущих выборов идеальным вариантом была бы игра на поле оппозиции, но для получения в разработку серьёзного направления нужно было иметь предыдущие проекты в своём портфеле, а их на момент увольнения из ФЭПа у меня не было. Таким образом, оставалось одно – открыть собственное агентство, занимающееся пиаром. В том числе политическим. Что я и сделал. Поскольку агентству предстояло (по моему мнению) совершить революцию в СМИ, я, не долго думая, назвал его «Че Медиа».
Работать на вольных хлебах достаточно комфортно, но не слишком прибыльно. Поначалу всё шло настолько хорошо, что я корил себя за то, что не ушёл в самостоятельное плавание раньше. Мне удалось несколько раз неплохо прислониться к выборам мэров в провинциальных городах. На пике развития моего агентства наша команда совершенно гениально ухитрилась работать одновременно на два противоборствующих лагеря, стремившихся получить контроль за нефтеперерабатывающим заводом. Если можно было бы придать ту историю огласке, она вошла бы в учебники по технологиям и разводу «хозяйствующих субъектов». После мэрских выборов и этой «нефтянки» заказов было много. Мы заделывали трещины в репутации провинциальных чиновников, обслуживали пару корпораций, занимаясь контрпиаром, поддерживали информационные войны олигархов лёгкого веса. А потом как-то сразу всё стихло. Не то чтобы заказы резко кончились, нет. Они просто… как бы точнее выразиться? Они усохли… Съёжились до микроскопических размеров. Я почувствовал эту перемену, возвратившись однажды из отпуска. В какой-то момент денег стало катастрофически не хватать. Понимаете, о чём я? Я не стал больше тратить, я стал меньше зарабатывать. Сначала закрылся рынок депутатов – одномандатников, которые теперь проходили в Думу по партийным спискам, затем у нас перестало получаться работать в провинции, которая больше не испытывала благоговейного трепета перед столичными пиарщиками, предпочитая работать с собственными кадрами. Надо отдать им должное, они сильно выросли за прошедшее время.
