– Это все ты виноват, – сказал Моу, а может быть, Кэрли. – Разинул рот и упустил его.
– Кто это разинул рот? – вскричал Ларри, а может быть, Кэрли. – Ей-богу, надо было отцу в свое время разбить пробирки, где вы росли, и даже не дожидаться, пока клетки начнут дифференцироваться. И как это получилось, что я оказался с вами в родстве?
– Ты отца не трогай, – сказал Кэрли, а может быть, Моу. – Животное где-то вон там. Надо что-то делать.
– Все разворачиваемся в цепь и прочесываем отсек, – приказала Рэмбетта. – Надо найти животное.
– Ну уж, только не я, – откликнулся рослый мускулистый негр, мотнув головой. – Меня не считайте.
– Все, я сказала! – возразила Рэмбетта, взмахнув одним из своих ножей самого зловещего вида. – К тебе это тоже относится, Ухуру. Это приказ Билла – он у нас представляет военную полицию. Верно, Билл?
– Хм… Ну да, – отозвался Билл, тщетно пытаясь понять, кто тут Ларри, кто Моу, а кто Кэрли: когда Ларри бросил лом, все они перепутались. Ему показалось, что лом подобрал Моу, но, возможно, это был Кэрли.
– Кто струсит и уйдет в кусты, на неделю сядет на хлеб и воду. Верно, Билл?
– Не меньше. Трусам здесь не место, – подтвердил Билл. У него появилось сильное подозрение, что лом подобрал сам Ларри, специально чтобы его запутать. Морочить голову полицейским – традиция давняя и прочная.
– Вперед! – воскликнула Рэмбетта. – Искать везде!
Билл встрепенулся, бросил один костыль и схватил гаечный ключ из инструментального ящика. Все разошлись в разные стороны, и он остался один с гаечным ключом в одной руке и костылем в другой. Окинув взглядом огромный опустевший отсек, он осторожно двинулся вперед, стараясь не производить лишнего шума.
Над ним нависали переплетения металлических трапов, переходов, тельферов, толей и всяких прочих приспособлений, за которыми был почти не виден потолок. Толстые цепи огромными петлями свисали вниз, как паутина, сотканная гигантскими пауками, и тихо позвякивали, покачиваясь взад и вперед.
Билл подумал: а хватит ли ему гаечного ключа, чтобы справиться с этим… с этой…
Вот незадача! Он не имел ни малейшего представления, что это за чудовище, которое он ищет, и даже какой оно величины. Есть ли у него зубы? А когти? С хлебницу оно ростом или с танк? А ведь оно могло притаиться где угодно! Его прошиб холодный пот, и дело стало еще хуже: теперь оно может выследить его по запаху!
Может быть, какое-нибудь жуткое инопланетное существо, все в чешуе, в этот самый момент прячется за ближайшим углом, готовое кинуться и растерзать его в клочья. Может быть, какой-нибудь смертоносный жук-богомол непомерного размера сейчас глядит на него с высоты своего огромного роста, примериваясь, чтобы нанести удар. Билл живо представил себе и еще кое-какие варианты – например, гигантских муравьев или ядовитых ос величиной с человека. Проклятое воображение! Дрожа от страха, он огляделся по сторонам. Вот вляпался! Потом он двинулся вперед, решив, что так опасность будет меньше.
Повернув за угол, он взглянул вверх. На лицо ему откуда-то упала капля воды, за ней другая. Пол под ногами был мокрый и скользкий. Вода попахивала окрой.
Перед Биллом тянулся длинный ряд шкафчиков. Они были плотно закрыты, только у одного дверца была чуть приотворена. Билл осторожно приблизился.
Где же все остальные? Билл никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и беззащитным. В отсеке стояла тишина, как в могиле, – слышно было только негромкое металлическое позвякиванье цепей, размеренное падение капель и чье-то хриплое дыхание.
Хриплое дыхание?! Сердце у Билла заколотилось, как отбойный молоток, и он подумал, что уж теперь спрятавшееся там чудище непременно его услышит. Крепко стиснув в одной из своих правых рук гаечный ключ, Билл приготовился концом костыля отворить дверцу. Он затаил дух, и хриплое дыхание тоже смолкло. Он сделал выдох, и оно возобновилось. Эхо? Он снова затаил дух. На этот раз хриплое дыхание стало громче и превратилось в рычание.
Внезапно дверца распахнулась настежь и что-то мокрое и склизкое залепило Биллу все лицо, лишив его всякой возможности видеть, что происходит. Потом на него обрушилась чья-то тяжелая туша, и он кубарем полетел на пол. Вокруг невыносимо запахло псиной.
– Помогите! – завопил Билл, захлебываясь слизью. – Мне пришел конец!
– Билл нашел пса! – послышался голос Ларри, а может быть, Моу или Кэрли. – Ну и вонь!
– Пса? – переспросил Билл, утирая с лица собачьи слюни. – Пса?
– Вообще-то на корабле полагается иметь кота, – объяснила Рэмбетта. – Но котов в наличии не оказалось, и нам выдали вот этого. Мерзкое животное. Его зовут Рыгай.
Билл сел и уставился в угрюмые глаза огромной овчарки-ублюдка. У нее была разноцветная, как у гиены, шерсть, которая лезла огромными клочьями. На оскаленной морде застыло выражение полной тупости, а из пасти свисал длиннейший язык и обильно текли слюни. Пес еще раз щедро облизал Биллу физиономию и весело замахал хвостом.
– Ты Рыгаю понравился, – сказал рослый негр, протягивая Биллу руку и помогая ему встать. – Значит, ты исключение из правила, потому что никто из нас с ним и рядом стоять не желает. Меня зовут Ухуру, рад с тобой познакомиться. Похоже, теперь у тебя будет собачка.
– Что у меня будет? – переспросил Билл.
– Смотри, чтобы он в каюте сидел на твоей половине и носа ко мне не совал, – проворчал Мордобой, который стоял рядом, опершись на свой топор. – Только увижу его у себя на койке – сразу ноги оттяпаю, чтобы больше тут не вонял. А потом и за тебя возьмусь.
– Да, от него попахивает, – согласился Билл. – Спасибо за предложение, Ухуру, только мне собака вовсе не нужна.
– Зато ты ему нужен. Таков уж закон природы, ничего не поделаешь, – многозначительно заметила аппетитная миниатюрная женщина. – А есть еще один закон природы, по которому Рыгай вечно катается в куче компоста в капитанской оранжерее. Его оттуда просто не отгонишь. Разве что у тебя это, может быть, получится.
– Спасибо, – сказал Билл. – А как тебя зовут?
– Киса, мой мальчик. А тебя?
Она провела изящными пальчиками по своим коротко стриженным светлым волосам и сделала глубокий вдох, продемонстрировав Биллу возможности своей фигуры. Он решил, что она ничуть не похожа на опасную преступницу.
– Билл. Через два «л». Так обычно пишут это имя офицеры. – Тут Билл вспомнил о служебном долге и, приняв строгий вид, подобающий представителю военной полиции, спросил: – А ты за что сидишь?
– Они говорят, что я дезертировала. Ушла в самоволку. Слиняла. Отвалила.
– А что, разве нет?
– Конечно, нет. Просто моя магнитная карточка размагнитилась, когда я ее сунула в сломанный автомат для разлива виски, и я не смогла отметиться на работе. А так я все время была на рабочем месте, за своим столом.
Долг есть долг, и Биллу пришлось на некоторое время отвлечься от Кисы.
– А ты, Ухуру? Что ты такого натворил?
– В обвинительном заключении было написано, что я взорвал сиротский приют, – с широкой улыбкой ответил тот. – Ужасно люблю баловаться с порохом.
– С порохом? – переспросил Билл, взглянув на мускулистые руки рослого негра. – Приют? Вместе с детишками и всем прочим?
– Это мне пришили, – сказал Ухуру. – На самом деле я случайно уронил самодельную шутиху в выгребную яму офицерского сортира. Взрыв получился отменный, но никаких сирот поблизости не было, только дерьмо полетело да один лейтенант перепугался до полусмерти.
– А ты, Рэмбетта?
– Говорят, я представляю опасность для общества – подумать только! И все по недоразумению, из-за сущей мелочи.
– По недоразумению?
– Один сержант пригласил меня с ним пообедать. «Как романтично», – подумала я, ведь я была так молода и невинна. Он обнимал меня, осыпал поцелуями мои нежные губы, гладил меня по… ну, в общем, в этом роде. Сгорая от стыда и трепеща от робости, я пригрозила, что, если он не перестанет, я ему кое-что отрежу. Он немного испугался, но не перестал, и пришлось мне положить этому конец. Он и в больнице-то пролежал всего каких-то два месяца. Я не виновата, ведь это была самозащита. Стоило поднимать шум из-за такого пустяка!
– Пожалуй, не стоило, – согласился Билл. – Ларри, а ты?
– Спроси у Моу.
– Моу?
– Спроси у Кэрли.
– Кэрли?
– Я ничего не знаю. А знал бы что-нибудь, свалил бы на Ларри. Или на Моу. Насколько мне известно, никто из нас ни в чем не виноват, просто нам не повезло. Конечно, я могу говорить только за себя. Не помню, чтобы мы трое когда-нибудь были одинакового мнения, не важно о чем. Ларри туп как бревно, а Моу – позорное пятно на нашем родословном древе.
– Похоже, что все это не такие уж серьезные нарушения, – сказал Билл. – Если это вообще нарушения. Думаю, что никаких осложнений в этом рейсе у нас не будет. Нужно только всем вести себя паиньками до самой беты Дракона. Вот и все.
Пес Рыгай всей своей тяжестью прислонился к здоровой ноге Билла и издал неприличный звук. Билл машинально погладил его вонючую голову, но тут же отдернул руку и вытер пальцы о штанину.
