За всем этим наблюдает добрый десяток ученых, среди которых только одна женщина – красивая и интеллигентная Вера Чернышова.
Графин – без прикосновения рук – сдвигается с места… Ученые переглядываются, сверяют показания приборов. Графин проползает по столу сантиметров десять и останавливается. Николай без сил откидывается на стуле и встречается взглядом с Верой. Та, улыбнувшись, показывает ему большой палец, и молодой человек тоже улыбается.
Затем все наблюдают, как Николай берет одного из ученых за запястье. Мужчина, усмехнувшись, кивает, окидывая взглядом зрителей. Арбенин собирается, сосредотачивается… Ученый вскрикивает, отдергивает руку и дует на запястье. Все смотрят на него и видят, что место, где к коже прикасались пальцы Арбенина, ярко-красное, как от ожога.
* * *
…Вот он, вялый и опустошенный, сидит на стуле в коридоре, глядя в одну точку. К нему подходит Вера Чернышова.
– Вы произвели впечатление.
Николай слабо кивает.
– У меня к вам личная просьба… – неловко выговаривает Вера. – Тут один навязчивый поклонник ждет меня после работы. Не хочу с ним сегодня говорить. Не могли бы вы проводить меня до автобуса?
Арбенин поднимает голову, встречается взглядом с женщиной.
– При одном условии… Если вы согласитесь со мной поужинать.
Вера не отводит глаз:
– Договорились.
* * *
…Вот они выходят из здания института.
Сидевший на скамейке Слава Тыквин встает, идет к ним – и Николай понимает, что тот никак не ожидал увидеть их вместе, не знает, как себя вести.
– Привет, – кивает молодой человек Арбенину. – Ну, как там?
– Нормально все. Извини, потом поболтаем – мы торопимся…
Николай и Вера проходят мимо. Слава какое-то время смотрит им вслед, потом догоняет и перегораживает дорогу.
– Вера, ты же обещала?! Сама сказала: как-нибудь погуляем вечером…
– «Как-нибудь» – это не сегодня, – помолчав, говорит Вера.
– Нет, подожди! Ты же сказала: сегодня свободна?!
– Слава, тебе надо идти, – мягко вмешивается Николай.
Молодой человек молча смотрит на него и явно не собирается выполнять ничьих просьб.
– Сейчас ты развернешься и пойдешь прямо к метро, – размеренным тоном произносит Арбенин.
Оцепеневший Слава пару секунд смотрит на Николая, затем разворачивается, идет прямо и натыкается на столб, стоящий в нескольких метрах сзади. Отступив на пару шагов, снова идет на столб. Обернувшись, молодой человек со страхом и растерянностью смотрит на Николая, явно не понимая, что происходит.
– Ну, хватит, не издевайся, – шепотом просит Вера.
– Столб можно обойти, – подсказывает Арбенин.
Слава огибает столб и идет дальше, к метро…
* * *
Глубокой ночью, оставшись в комнате один, Ставицкий сел за стол и уставился на пластмассовый стаканчик с карандашами. На висках Виктора от напряжения набухли вены и выступили капельки пота. Не моргая, он смотрел на стаканчик до тех пор, пока тот чуть не сдвинулся к краю стола. Затем – еще немного, и еще… Наконец, карандаши падают на пол.
Ставицкий, тяжело дыша, вытер с лица пот и задумчиво усмехнулся.
* * *
Николай пришел в сознание и открыл глаза. Медсестра, встретившись с ним взглядом, тут же побежала к дверям и крикнула, выглянув в коридор:
– Юрий Ильич!
В палату ворвался радостно улыбающийся Юра.
– Ну вот, братишка, совсем другое дело! Давай уже, выкарабкивайся!
– Как ты? – с трудом ворочает языком старший Арбенин.
– Все хорошо, с долгом расплатились, – поспешно сообщил Юра и таинственно понизил голос. – Тут такое дело… Журналистка одна приходила, говорит: у этого Тыквина в восемьдесят третьем дядя работал в «Столичном вестнике»… Похоже, та статья – его рук дело.
Николай невидяще посмотрел мимо брата и снова провалился в прошлое.
* * *
…Вот он в кабинете главного врача. На столе лежит номер «Столичного вестника», где на первой полосе напечатана статья с фотографией Арбенина и заголовком «Мистицизм наступает!..»
Главврач вне себя от ярости.
– Чудотворец, твою мать!.. Зачем ты вообще в это влез?! Зачем поперся в эту лабораторию?!. Теперь звонят с самого верху, «берут на контроль»! – он мрачно усмехается. – Ты знал, что советская психиатрия и мистицизм – две вещи несовместные?!
– При чем тут мистицизм?
Главврач молчит, с сочувствием глядя на Николая.
– Писать заявление? – мрачно осведомляется тот.
– Тебе легко: написал заявление, ушел… – как-то виновато вздыхает главврач. – А мне где взять такого специалиста?.. Извини, Коля, это – не мое решение.
* * *
…Вот он стоит рядом с профессором Голиным. Тот курит, стараясь не встречаться взглядом с Николаем.
– Меня в этой статье обвиняют черт знает в чем! В мистицизме, шарлатанстве!.. Вы же знаете, что это не так?!
– Коля, я пытался, но… Лабораторию вообще хотели закрыть. Удалось отстоять – при условии, что ты тут больше не появишься… Извини.
Николай пару секунд молча смотрит на профессора, разворачивается и выходит из курилки…
* * *
Когда Николай очнулся окончательно, рядом с ним на стуле сидела мама.
– Как вы расплатились с долгом?
– Только не волнуйся, это все ерунда! – отмахнулась Анна Владимировна. – Главное, ты жив… Юрочка жив…
– Что ерунда, мама?
Женщина помялась, а потом с трудом произнесла:
– Квартира…
– Ты отдала за долги нашу квартиру?!
Анна Владимировна, не выдержав, расплакалась.
Николай какое-то время лежал молча. Наконец, он произнес – спокойно и твердо:
– Не плачь, мама, будет у нас квартира… Все у нас будет.
* * *
В студии шла съемка. За столом сидели Виктор Ставицкий и Ярослав Гудовский, а одна из зрительниц – худая, морщинистая женщина, – говорила в микрофон.
– У меня были бляшки – огромные, больше пятака – на руках, спине, голове, – сбивчиво, чуть не плача, рассказывала она. – Врач сказал мазать мази – которых сроду в аптеках нет… Я тогда простой крем… детский… положила к телевизору, чтоб вы зарядили… Стала им бляшки мазать – чешуя слезла, зуд исчез… А то ведь раньше вся чесалась – ночью спать не могла…
– Сами бляшки пока не прошли?
– Побледнели только.
– Пройдут-пройдут…
– Виктор Витальевич, родненький, – прослезилась женщина, – что б я без вас делала!
…Эту передачу смотрели десятки тысяч телезрителей, в том числе и Арбенин.
Он с забинтованной еще головой сидел на диване в съемной квартире с простенькой мебелью. Услышав, как открывается входная дверь, Николай не двинулся с места.
«Это счастье: знать, что даже так, на расстоянии, ты можешь кому-то помочь. Но эффект от прямого контакта несравнимо выше… И я понял, что не имею права сидеть здесь, в Москве, когда моя помощь нужна людям по всему Советскому Союзу!»
В гостиную вошла Анна Владимировна.
«Виктор Витальевич уезжает в турне по городам страны, поэтому в ближайших выпусках, к сожалению, не будет нашей постоянной рубрики «Исцели себя с Виктором Ставицким»…
С мягкой улыбкой целитель сказал зрителям: «Я уезжаю, но скоро вернусь… Не забывайте меня», и на экране появились первые кадры рекламы.
– Тоже хочешь… как он? – осторожно поинтересовалась Анна Владимировна.
– Не как он… По-другому, – Николай едва заметно усмехнулся. – Он еще пожалеет, что не захотел со мной дружить.
Глава 2
Николай Арбенин стоял у стены, в холле телецентра, и якобы кого-то ждал.
Мимо него проходили люди. Кто-то останавливался возле вахтера, который проверял паспорта и бумажные пропуска, а кто-то просто показывал картонный пропуск и шел дальше.
Николай достал из сумки книгу с открыткой вместо закладки, сложил открытку пополам и быстрым шагом направился к проходной. Поймав взгляд вахтера и махнув картонкой, он двинулся прямиком к лифтам.
* * *
Ярослав Гудовский, ведущий программы с Виктором Ставицким, зашел в приемную, где на машинке что-то печатала секретарша и, бросив на ходу «Меня нет, нет ни для кого», шагнул к своему кабинету.
– Николай Арбенин просил передать: ему не нравится ваша программа, но он знает, как сделать ее лучше, – выпалила секретарша.
Гудовский удивленно обернулся:
– Кто это?
– Ваш друг, – отозвалась девушка. Она встала, подошла к Гудовскому и протянула ему большой круглый значок «Я не хорек, я – ЛИЧНОСТЬ». – Пожалуйста, вы должны это надеть. Он говорит: это очень важно!
