— Я не настолько поэтичен, — пробормотал Лукас. — Но ты не далека от сути.
Ничем не прикрытая суть. Его мужественность была какой-то неистовой. Она словно сочилась из каждой поры. Кьяра погладила его по подбородку, попробовала на ощупь щетину, которая царапала ее во время поцелуя.
— Тогда покажи мне, Лукас. — Подбородок у него дернулся. — Покажи, как можно жить одним мгновением, не думая ни о прошлом, ни о будущем.
На этот раз он не колебался.
Одну за другой Лукас расстегнул перламутровые пуговки на ее ночной рубашке, которая слегка соскользнула и обнажила плечо. Бледный, серебристый свет луны высветлил кожу. Кьяра не испытала смущения. Она захотела увидеть Лукаса обнаженным.
Кьяра стащила с него сюртук и развязала шейный платок.
Потом настала очередь пуговиц на рубашке.
Застонав, он одним движением сдернул рубашку через голову.
Литые мышцы и сухожилия пришли в движение. Ей давно было известно, что он ничем не напоминает изнеженного денди. Широкие мускулистые плечи. Крепкая грудь. Узкая талия. Синяки на ребрах стали исчезать. Остававшиеся темные следы только подчеркивали контуры мышц, словно вырезанных из мрамора. Крупные соски. Поросль на груди — жесткая, темная, настоящая мужская, которую хотелось погладить.
— До чего же ты хороша в лунном свете, — тихо проговорил он, распуская ленту у нее на талии. — Как Венера. Тело матово светится на фоне черного бархата ночи.
А он был самим Аполлоном, богом красоты. Его кожа блестела словно золото, освещенная пламенем свечей.
Какие у него изящные руки. Их прикосновение было легким, как прикосновение весеннего дождя. Кожа на лопатках покрылась пупырышками.
— Я… — Ею вдруг овладела стыдливость, когда Лукас отогнул края лифа спереди. Она вцепилась в рубашку. — Должна предупредить тебя, я не похожа на других. Я худая. — Ей вспомнились старые обиды. — Я костлявая.
Лукас поднял голову.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты некрасивая?
Она поморщилась.
— Раз и навсегда забудь про Шеффилда. Он был грубой деревенщиной. И полусумасшедшим в придачу. — Его дыхание легко коснулось ее шеи. — Каждый изгиб, каждая выемка, каждый дюйм твоего тела — само совершенство. — Тут она почувствовала, что он озорно улыбается. — Но как ученой тебе нужны доказательства. Поэтому позволь я покажу тебе…
Кьяра вздрогнула, когда он провел языком по краешку ушной раковины.
— О, роскошно. А твоя лебединая шея, что может быть прекрасней?
Лукас слегка куснул ее, и она затаила дыхание.
— Ммм… Теперь подожди, пока я вот таким образом доберусь до кончиков пальцев. Но мне потребуется время.
— Ох, Лукас, — захихикала Кьяра.
— Потерпи и ни о чем не думай. — Легкие поцелуи покрыли ей впадинку на горле. У Кьяры закружилась голова. — У тебя отличные мозги в дополнение к прекрасному телу, но иногда они мешают.
Его шутка словно сняла с нее внутренний запрет. О, как ей захотелось отдать ему себя всю, целиком. Бедрами она прижалась к его бедрам.
— Постараюсь забыть про свой интеллект.
В ответ он тихо заворчал. Или зарычал? Глухо. Грубо. По-мужски. Этот звук отозвался где-то в самой ее глубине.
— Сделай божескую милость.
Она положила ладони ему на грудь, наслаждаясь видом мускулистого торса. Все-таки мужчины — это большая загадка. Не переставая удивляться, она погладила волосы на его груди, провела рукой до пояса и наткнулась на бриджи.
Лукас замер, а потом тихо засмеялся.
— Сейчас мы от них быстро избавимся, сердце мое. Но сначала дай я посмотрю на тебя во всем великолепии. — Он высвободил одну ее грудь, потом другую.
Кьяра не шелохнулась.
— Ох, Кьяра. Ты совратишь и святого. А я, видит Бог, не святой. — Лукас взял ее сосок в рот.
У нее перехватило дыхание, когда он, слегка причмокнув, втянул его в рот. Потом чуть-чуть прикусил. Ощущение было острым. Кьяра едва сдержала стон. Его язык в это время играл соском, распаляя ее, вызывая желание.
Колени подогнулись. Кьяра покачнулась. Теперь стало понятно, насколько опасны эти распутники. Один горящий взгляд, один жгучий поцелуй, и все правила цивилизованного общения могут отправляться коту под хвост.
— Подними руки, счастье мое, — попросил Лукас. — Я сниму с тебя ночную рубашку.
— Да-да, — поспешно согласилась она.
Почти не коснувшись ее, рубашка прошелестела и медленно опустилась на пол. Кьяра почувствовала себя последней распутницей. Она впервые стояла перед мужчиной голая.
— Ох! — Лукас отступил на шаг, окинув ее взглядом с головы до треугольника золотисто-рыжих волос между ног.
Кьяру бросило в жар, когда он зарычал от нетерпения, стягивая сапоги. Возбужденный член натянул бриджи спереди. Она зачарованно смотрела, как движутся его пальцы, освобождая застежки.
Полуобернувшись, Лукас содрал, с себя замшевые штаны, а потом и исподнее. Оказавшись на свободе, член уставился в небо, тяжелая мошонка слегка оттягивала его вниз.
У нее вырвался какой-то непонятный всхлип. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Кьяра взяла член в руку и почувствовала, как он задрожал. Осмелев, она зажала его в кулаке и сделала пару движений вверх и вниз. Лукас громко застонал, когда она большим пальцем провела по гребешку головки. Мужская сталь оказалась на ощупь нежной как бархат.
— О Господи, — произнес Лукас сквозь стиснутые зубы.
Кьяра остановилась и подняла на него глаза.
— Что-то не так?
— Нет. Все в порядке.
Она снова занялась подробным исследованием мужского естества. Ее супружеские отношения всегда были поспешными, быстро заканчивались и проходили под одеялом. Кьяра никак не могла вспомнить, видела ли она мужское естество у Шеффилда. Но не очень-то хотелось смотреть на него голого.
А от Лукаса невозможно было отвести глаз.
Кьяра выпустила член из рук, и он снова задрал головку кверху. В мерцании свечей багровая плоть словно светилась изнутри. Кьяра нежно провела пальцами по всей длине до черных курчавых волос внизу живота. Они пружинили при ее прикосновении. Еще раз Кьяра подивилась тому, как разнообразно мужское тело — гладкая кожа, упругие мускулы и жесткие волосы.
Лукаса можно было бы рассматривать часами, но он взял ее за подбородок.
— Посмотри на меня, Кьяра. Я хочу видеть твои глаза.
Она подняла ресницы.
— Ах, сколько в тебе страсти!
— Я не страстная, — запротестовала она. Наоборот, ею всегда руководил разум. Как же тогда объяснить то, что с ней происходит?
— Страстная, я-то знаю. — Он с удовольствием разглядывал ее. — Это видно по тому, как ты погружаешься в дела, по твоей преданности работе, по удовольствию, которое испытываешь, когда удается чего-то добиться. Можешь довериться моему глубокому знанию в данном предмете. — Лукас погладил ее по спине. — Ты доверяешь мне, Кьяра?
