— Ты дрожишь… Скажи как будешь готова. Как захочешь…
— Я хочу…
Морион уронил ее на кровать, замешкавшись немного, выскальзывая из штанов. Мягкая прохлада простыней. Ладонь чашечкой легла на груди, пальцы сжались и спустились к животу, все ниже и ниже, вызывая приятную дрожь. Огонь спустился вслед за его рукой. Пальцы между ног, и колени сжались от неожиданности, но тут же расслабились, позволяя им гладить, пробуждая все больше чувств. Огонь в очаге стал влажным и мягким, словно поцелуй у колодца.
Ксаршей потянулась к его губам и прижала к себе. Ее пальцы спустились вдоль его спины, а затем ладони легли на живот, вдоль полоски волос, тянувшихся от пупка. Если Морион может трогать ее там, то почему она не может прикоснуться к нему? Разве в этом есть что-то запретное? И он подался вперед в ответ на ее прикосновения, задрожав, словно листок. Она почувствовала, что все делает правильно. Шелковистая кожа скользила в ладони, а его пальцы сводили с ума.
В этой густой тишине мягко звучали вздохи и скольжение кожи по коже. Ксаршей поняла, что потеряла себя, границы собственного тела стали зыбкими, их дыхания смешались. Она чувствовала себя весенним лесом. Зеленым, сочным, набухшим листком внутри березовой почки, вот-вот готовый увидеть солнце. Первым подснежником, ждущим руку, что сорвет его. Светлячком в коконе, готовым расправить крылья.
Парень дышал глубоко и хрипло, словно зверь, идущий по следу. Его тело приятно тяжестью легло на Ксаршей, дыхание перетекло в чувственный поцелуй, и он вошел в нее. Девушка на мгновение сжалась. Больно. Морион замер, почувствовав как напряглось ее тело, и его губы обожгли подбородок, щеку и остановились на шеей, а рука успокаивающе сплелась с ее пальцами.
— Светлячок… — прошептал он.
Ксаршей вздохнула и расслабилась, сосредоточившись на странном теплом чувстве, что дарило его тело. Теперь они были совсем неотделимы друг от друга, как два сросшихся корнями дерева. Эльфийка снова подумала о листочках, проклевывающихся из почек, о расправляющих крылья бабочках, о рождении. Во всем этом было много в равной степени боли и наслаждения. А затем ее мысли погрузились в движения его тела, медленные и ритмичные, как стук сердца, боль утонула в тепле, от которого в животе распускались цветы. Сравнить это было не с чем, но Ксаршей чувствовала себя живой, и тепло его тела внутри казалось ей естественным. Она обняла его коленями, чувствуя, как перекатываются мышцы у него на спине и на боках. Все это сейчас было абсолютно ее: и его тело, и его дыхание, обжигающее плечо, и быстро стучащее внутри него сердце, заставляющее вены трепетать сквозь кожу.
Морион что-то промычал ей на ухо, остановив движение, и Ксаршей прочитала в его взгляде смущение и растерянность. Она успокаивающе погладила его по щеке, на что парень привычно улыбнулся:
— В следующий раз постараюсь лучше, — и поцеловал ее.
Она ни на секунду не сомневалась в его словах. Вылупившись из яйца, птица не сразу отправляется в полет. У них есть все время мира, чтобы научиться любить друг друга, душою и телом.
***
Они лежали на узкой кровати, укрывшись одним одеялом. Им не надо было огня, чтобы согреться. Спать перехотелось, и они болтали, перескакивая с темы на тему, словно белки.
— Скоро мы выйдем на поверхность, — сказал Морион. — Можно было бы дойти Подземьем до самого Змеиного леса.
— Я не хочу расставаться с тобой, — призналась девушка, уязвимо к нему прижавшись.
— Я сам не хочу с тобой расставаться… Но чем сильнее ты задержишься, тем злее будет твой начальник…
— Раз уж ввязалась, то дойду конца…
— Значит, сначала сопроводим тебя…
Они сказали это одновременно, и Ксаршей фыркнула от смеха. Морион улыбнулся:
— Я разрушаю твою жизнь, а ты смеёшься, — он вздохнул. — Ещё надо придумать, куда пристроить мать и сестру. Бродяжничать, как я, они не смогут…
— Что-нибудь придумаем. На крайний случай я не против вернуться в цитадель. Мне здесь нравится, — она погладил его по щеке, он поймал ее ладонь и приложил к губам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мне тоже, — Морион сделал вдох, словно собрался нырнуть. — Мне надо кое-что сказать тебе…
Ксаршей вопросительно посмотрела на него.
— Я знаю, чем заплатил ведьме. Там, на алтаре я умер, я точно это знаю. Она мне это сказала. Она забрала мою смерть. Не знаю, зачем она ей, и чем это мне грозит… но хочу чтобы ты знала.
Ксаршей прижалась к нему лицом и потерлась о колючую щеку.
— Пусть так… Главное, что ты сейчас рядом. Вместе мы как-нибудь справимся…
Глава 21. Конец пути
Ксаршей, Морион и Талнисс гостили у дварфов еще неделю, в течение которой постепенно готовились в дорогу, не забывая помогать гостеприимным хозяевам. Друидка дежурила на кухне, помогая Геррил, и пыталась найти общий язык с сестрой полуэльфа. Сначала девчонка отвечала на расспросы эльфийки односложно, бычилась и вела себя вызывающе, но со временем расслабилась. Ксаршей проницательно интересовалась у юной волшебницы тем, в чем не слишком хорошо разбиралась: о книжной магии, сложных ритуалах и точных науках, и девочка, чувствуя, что оседлала конька, чесала языком не хуже Мориона, когда речь заходила о грибах и жучках.
Сам же полуэльф часто бродил по Подземью в компании разведчиков и консультировал их обо всем, что знал о заброшенных цитаделях. По ночам они с Ксаршей делили одну кровать на двоих, постепенно изучая друг друга, а после подолгу разговаривали обо всем, что приходило в голову.
Когда наступило время полнолунья, Далмун запер их в темнице с бурдюком пива и ужином. Ксаршей стала спокойней относиться к своему проклятию. Ей было все легче контролировать внутреннего зверя, а вот Морион все еще был под его властью.
После обращения, они окончательно собрались в дорогу и покинули гостеприимную дварфийскую семью. Прощание было теплым и трогательным, но впереди был еще очень долгий путь домой. Неделю они шли до цитадели Ильтказар, уничтожая по пути без счета гигантских пауков. Разрушительная магия Талнисс показала себя во всей красе. Наблюдая со стороны, как сверкали молнии и огненные искры их рук девчонки, Ксаршей невольно трепетала перед ее сокрушительной мощью. Однако в остальном полуэльфийка была совершенно беспомощна. Она не умела не то что развести костер — собрать нормальной растопки, любую пищу превращала в угли и смертельно обижалась каждый раз, когда ей указывали на эти недостатки. Наблюдая за тем, как Ксаршей и Морион лежат в обнимку или обмениваются нежным взглядами, Талнисс частенько морщила носик.
— Мать точно достанет розги, когда узнает, что ты водишь шашни с подругой семьи, — однажды проронила она, не в силах сдержать своего негодования.
Ее брат только усмехнулся:
— Пускай. Теперь розги об меня сломаются.
Ксаршей только улыбнулась на их перепалку. Такой взрослый решительный Морион был ей по сердцу, а когда он шепотом называл ее Светлячком, она каждый раз покрывалась приятными мурашками, словно это было какое-то особенно магическое слово.
Когда настало время выйти на поверхность, Ксаршей ощутила нетерпение вперемешку с волнением. Внутри поселились необоснованные страхи: а вдруг наверху все переменилось или вдруг она уже настолько привыкла к Подземью, что не сможет жить на поверхности? Но глядя на Мориона, она постепенно успокаивалась.
Полуэльф предложил дождаться предрассветных сумерек, чтобы постепенно привыкать к солнечному свету. Так они и сделали, вышли из тени горы прямо под серый океан утреннего неба. Воздух был холодным и влажным, деревья совсем облысели, трава пожухла. По всем признакам был уже конец осени. Солнце встало над горизонтом, подсветив усталую землю, и сердечко Ксаршей затрепетало. Все-таки нет ничего лучше, чем небо над головой, с солнцем, луной или звездами, пусть даже над густыми кронами леса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мы пойдем вдоль тракта, — объявил Морион. — Может, зайдём в город-другой по дороге, но под другими обличиями. Прохладно, лучше б ночевать под крышей.
