– Как же вы не боитесь чужого человека сюда пускать? – покачала головой Глаша. – Даже не спросили, кто я, зачем приехала.
– Тебя, что ли, бояться? – хмыкнула Люда. – А кто ты да зачем, загадка невеликая. К мужу на свидание приехала. С Москвы сюда больше ездить незачем. Тут зоны одни да рудники.
– Откуда вы знаете, что я из Москвы? – удивилась Глаша.
Ей казалось, что в маминой шубе, которая была ей на два размера велика, ее не то что за москвичку не примешь, но и местной сочтешь.
– На лбу у вас у всех написано, – объяснила Люда. – И повадка твоя вся московская.
– Я вообще-то из Пскова, – сказала Глаша. – В Москве училась только. И еще жила немного. Потом уехала.
– Ну и правильно, – одобрила Люда. – Была я в этой Москве. Как там люди только живут!
Объяснять, как живут люди в Москве, Глаша, разумеется, не стала. Не задала она и встречный вопрос: как живут люди в Регде, в которой дома стоят без окон и лица у прохожих такие, будто их жизнь давно кончена?
Она давно уже знала: то, что человек не понимает сам, объяснять ему бесполезно. Особенно если он гордится своим непониманием так, как Люда.
Но от одного праздного вопроса Глаша все же не удержалась.
– А почему у вас дома без окон? – спросила она.
– Так нежилые. Рудник наш закрыли, работы нет. Люди поуехали. А квартиры кому продавать? Так побросали.
– А какой у вас был рудник? – зачем-то спросила Глаша.
– Урановый. Не жизнь была, а сказка! Продукты все завозили, колбаса там, мясо, консервы любые – всё, короче, было.
– Но ведь, наверное, вредно было на урановом руднике работать? – с опаской спросила Глаша.
– Ну и вредно, так что? Теперь зато не вредно, – хмыкнула Люда. – Теперь никому ничего не надо, только деньги. Нерентабельный стал рудник – закрываем! А что он гордость наша, до этого им дела нет. – Она присмотрелась к Глаше и снова хмыкнула: – За себя забоялась? Или за него?
– За него, – кивнула Глаша.
– Так ведь нету рудника. Говорю же: пять лет как закопали. Так завалили – хоть в футбол на нем играй.
– Ну, все равно… – пробормотала Глаша.
– Он у тебя в какой зоне?
Глаша достала из сумки конверт и протянула Люде.
– Это колония-поселение, – едва взглянув на адрес, сказала та. – Десять километров тут. От рудника далеко, не бойся. Вообще в другую сторону.
– Вы точно знаете? – обрадовалась Глаша.
– Куда точнее. Работала там. – Она снова перехватила Глашин взгляд. – Чего смотришь, как на эсэсовку? Зэков охранять не надо, по-твоему?
– Надо…
– Твой-то, понятное дело, безвинно страдает, – усмехнулась Люда. – А вообще-то и убийц сажают, между прочим.
Глаша невольно улыбнулась ее язвительности.
– Вы не объясните, как мне туда добраться? – спросила она.
– Свидание на когда назначено?
– Ни на когда, – вздохнула Глаша. – Я вообще не знаю, пустят ли. Может, вы мне подскажете…
Она обрисовала ситуацию без подробностей – уже поняла, что разговор не по сути Люду только раздражает. Та выслушала рассказ с деловым видом и сказала:
– На поселении он у тебя. Это плюс. Или с самого начала так присудили, или полсрока отсидел, или даже две трети. Теперь практически на воле.
– Хороша воля! – не удержалась Глаша.
– Получше, чем за решеткой, – отрезала Люда. – Что не расписаны, с этим теперь просто. На воле сплошная аморалка, ну и на зоне тоже. Заплатишь, сколько положено, дадут свидание.
Кем положено платить, это Глаша благоразумно уточнять не стала. Она беспокоилась только, хватит ли у нее денег на взятку, но сумма, названная Людой, оказалась не слишком велика.
– На поездку машину наймешь, – продолжила та. – Я тебя с одним мужиком сведу, он порядочный, довезет куда надо и лапать не будет.
– А остальные…
– А что остальные? Баба есть баба, мужик есть мужик. Он ее хочет, она или дает, или нет. Ну а если она не дает, то он по-разному себя повести может. Тут важно не ошибиться. Короче, подведу тебя к водиле.
– Люда, сколько я тебе должна? – без обиняков спросила Глаша. – Не за квартиру – за советы?
– За советы – сколько дашь, – вздохнула та. – Отказываться не буду, извини. Жизнь у нас тут сама видишь какая.
– Как ты тут живешь! – вырвалось у Глаши.
– Так последние деньки доживаю. В Оленегорск буду перебираться. Там рудник пока работает.
– Урановый?
– Дался тебе этот уран! – засмеялась Люда. – Обыкновенный. Ладно, отдыхай. Постель в шкафу бери. Чай-сахар на кухне. Еда есть у тебя?
Еды у Глаши не было, но это не имело значения: есть все равно не хотелось. Она кивнула.
– Я в соседней квартире, – сказала Люда. – В дверь стучи, если что.
Люда ушла. Глаша закрыла дверь на замок и на цепочку. Машинально закрыла – страшно ей не было. Все, что вывалил на нее этот мрачный город, не имело значения так же, как отсутствие еды, и холод в дороге, и тьма полярной ночи. Если бы эти препятствия оказались непреодолимыми, то стоило бы уделить им внимание. Ну а раз они, можно считать, остались позади, то и нечего о них думать.
Постель в шкафу была слежавшаяся, от нее шел затхлый запах. К счастью, в ванной комнате хотя и было мрачно и убого – потрескалась масляная краска на стенах, покрылась ржавчиной ванна, – но текла из крана вода, притом даже теплая. Помывшись, Глаша выпила чаю с сахаром, легла на диван и выключила свет.
Сон не шел, да она и не надеялась. Слишком тревожные мысли ее одолевали, чтобы она могла ожидать для себя сна.
Теперь, когда ничто внешнее не требовало ее участия, вопрос, который она не разрешала себе задавать, заполнял ее всю – тревожил, сжигал, мучил.
Она без размышлений сказала долговязому мальчику, что поедет к его отцу, да и не сказала только – в самом деле поехала. Но чем будет для нее этот приезд, чем он будет для Лазаря, этого она не понимала ни тогда, ни тем более теперь.
«Я не видела его три года, – думала Глаша. – Я не думала о нем три года. Скорее всего, и он не думал обо мне. Мы ведь и расстались потому, что наша жизнь превратилась в сплошную невыносимую оговорку, и сколько же она могла длиться, она нас измучила! И вот теперь явлюсь к нему незваная… – Она представила его тяжелый взгляд и содрогнулась. – Да еще после всего, что с ним случилось, без меня случилось, после того как меня не было с ним, когда это все случилось… Что он скажет мне? Что я ему?»
Бессонная ночь простиралась перед ней, как сплошные снега Заполярья. Невозможно было ее одолеть, но и миновать – невозможно.
Глава 9
– Дура ты блаженная. – Люда даже по лбу себя постучала для убедительности. – Ты что думаешь, мужик, да еще на зоне, это тебе лебедь белый? Божий дух ему нужен? Ни жратвы не везешь, ни курева. Белье постельное не взяла! Девки молодые к зэкам едут, и те соображают. А ты-то баба взрослая – и никакого понятия. Баловал он тебя, видать, вот и разбаловал на свою голову. Ладно, не переживай, – смягчилась она, взглянув на Глашино расстроенное лицо. – Сейчас не прежние времена, что надо, везде все купишь. Я Виктору скажу, чтоб к магазину тебя подвез. В стекле только ничего не бери – не разрешают. Круп бери побольше: кашу ему будешь варить, супы всякие.
