Несколько шагов по выложенной бетонными плитками дорожке, и вот мы уже в простенько оформленном вестибюле.
– Здравствуйте, – облокотился я на приступочку стойки небольшой конторки справа от входа, – у вас найдется комната для двух уставших путешественников?
– Сейчас посмотрим, – открыла администратор пухлую общую тетрадь.
Она поводила пальцем по строчкам, подняла на меня глаза и произнесла с той особой интонацией, которая присуща лишь генеральным прокурорам да администраторам провинциальных гостиниц:
– Есть только один люкс.
– Что ж, давайте люкс, – кивнул я. – А то ночь на дворе, а мы полдня как в дороге.
– Паспорта, – не меняя интонации, отозвалась она, никак не отреагировав на мои слова.
Я выложил на стойку свой паспорт, Сандрин – свой. Дама в очках некоторое время изучала их, а затем подняла на нас мигом посеревшее от негодования лицо.
– Вы что себе позволяете? – грозно приподнялась она со стула.
– Что именно? – переспросил я, не очень понимая, в чем причина ее возмущения.
– Мало того, что вы мужчина и женщина, – воскликнула администраторша, почти бросая мне в лицо наши документы, – так вы еще и из разных стран!!!
– Что же теперь делать? – довольно ловко подхватил я пролетающие мимо меня два паспорта. – Не ночевать же нам на улице?! И поменять кому-нибудь из нас пол тоже до утра вряд ля удастся.
Но мои разумные аргументы не возымели на даму никакого действия.
– В правилах размещения приезжих записано четко, – провозгласила она, вздымаясь над столом в полный рост. – Разнополые граждане могут быть поселены в одном номере только в том случае, если они являются близкими родственниками. Никакие исключения в данном параграфе не предусмотрены!
– Ладно, прекратим этот беспредметный разговор, – решил я не портить себе окончательно настроение. – Может быть, в городе есть еще какая-нибудь гостиница?
– Есть, – презрительно прозвучало в ответ, – муниципальная.
– И адрес подскажете?
Я просто кипел от праведной злости, но старался удерживать себя в определенных рамках, дабы не провести остаток ночи в белорусском КПЗ.
– Улица Советская, дом 14, – вновь плюхнулась администраторша на свой скрипучий стул.
– Спасибо и на этом, – оставил я за собой последнее слово.
Оставалось лишь схватить ничего не понимающую Сандрин за руку и поскорее выволочь ее обратно в ночь.
– Что опять случилось? – вырвалась она, едва мы удалились от несчастной гостинички на десяток шагов.
– Не хотят нас здесь приютить, – преодолевая жгучее желание запустить камнем в окно, выговорил я.
– Почему?
– Мы с тобой официально не женаты, – начал объяснять я странности белорусского гостеприимства, – а раз так, то в одном номере ночевать по местным законам не можем.
– А что, – всплеснула она руками, – второй комнаты у них нет?
– Нет, – сплюнул я, – и никогда не было. Ладно, пойдем искать другую гостиницу.
– Она далеко? – с надеждой на отрицательный ответ проронила Сандрин.
– Не знаю, на какой-то Советской улице. Представляю, какая там гостиница…
Утешило ли француженку упоминание о чем-то советском, мне неведомо, но она покорно поплелась вслед за мной. Несколько минут шли, не зная куда, поскольку спросить дорогу было не у кого. Поэтому, заметив нетвердо ковыляющего навстречу крепко подвыпившего мужичка, я радостно бросился к нему. Тот долго не мог понять, чего от него хотят, но когда вопрос был задан совсем кратко – «Где переночевать?» – с радостью указал куда-то вдоль улицы.
– Дойдешь до ресторана, – заплетающимся языком сопроводил он свой указующий во тьму жест, – повернешь направо, в горку. Дойдешь до площади, где винный магазин, поворачивай налево, и вот она – гостиница. Да, – крикнул он нам вслед, едва мы отошли на десяток шагов, – у нее крыша еще такая- ломаная, так что не ошибетесь.
– Поняли, спасибо, – отозвался я, – вы очень любезны.
Миновав ресторан и взобравшись на склон довольно крутого холма, я увидел слева достаточно хорошо освещенную площадь. Одно здание, выходящее на нее, и в самом виде имело необычный вид, устремляясь фасадом в черное небо, словно нос доисторического Ноева ковчега. Когда же мы приблизились к нему, то рассмотрели и вывеску над входом, на которой большими буквами было написано: «ГОСТИНИЦА».
– Слава богу, – устало выдохнула Сандрин, – я уж думала, что наше путешествие никогда не закончится. Наконец-то можно будет принять ванну, поужинать…
«Ну, ну, – подумал я про себя, – поужинать! Ишь, о чем размечталась! Действительности нашей не знает. Но ничего, пусть наберется опыта, узнает, что значит всю жизнь прожить на Советской улице!»
Я, конечно, имел в виду переносный смысл этого слова, обозначающий нечто убогое и примитивное, предназначенное только для самых непритязательных индивидов. И предчувствия меня не подвели. За стойкой гостиницы сидела не зрелая дама, а худенькая прыщавая девчушка, очень похожая на недоучившуюся школьницу. И в ее глазах я прочитал откровенный страх, когда наши взоры встретились.
– Переночевать у вас можно? – как можно дружелюбнее улыбнулся я ей. ~
– Да-а, конечно, можно, – жалобно проблеяла девчушка, что-то судорожно засовывая под стол.
– Тогда выпишите нам два одноместных номера, будьте гак любезны, – наученная горьким опытом, попросила Сандрин. – И обязательно с ванной, – попросила она, стараясь выдавить из себя любезную улыбку.
– Заполните, пожалуйста, бланки, – выбросила девушка на стол два небольших листочка «Анкета проживающего». – А душ у нас есть в каждом номере, – добавила она, – правда, горячей воды нет.
– Как, совсем? – ахнула Сандрин.
– Так лето же, – округлила глаза девчушка, – вода и так теплая. Но если хотите, я лично для вас согрею чайник.
– А где здесь можно перекусить? – уже менее бодро поинтересовалась моя спутница. – Умираю с голоду.
– Покушать можно в кафе, – уже более смело отвечала юная администраторша, – оно открывается в девять.
– Вечера?
– Ну что вы, утра, конечно же!
– А как называется ваша страна? – издевательским тоном поинтересовалась Сандрин.
– Беларусь! – просияла ее собеседница, обрадованная уже тем, что наконец-то может дать обстоятельный и верный ответ.
– Я обязательно запомню это название, – многозначительно пообещала госпожа Андрогор. – Уверена, что скоро к вам просто валом повалят любители экстремального туризма.
– Большое вам спасибо, – растерянно пролепетала девушка за стойкой, даже не уловившая в голосе Сандрин неприкрытой иронии.
Мы поднялись на второй этаж и разошлись по комнатам. Через десять минут, дождавшись обещанного чайника с кипятком, я постучал в дверь Сандрин.
– Я занята, – послышалось оттуда.
– Так занята, что не хочешь поужинать? Послышались быстрые шаги, и в щель между дверью и
косяком просунулась всклокоченная голова молодой кладоискательницы.
– Ты не шутишь насчет еды? – недоверчиво взглянула она на меня.
– Ничуть, – усмехнулся я. – Я ведь много лет жил «на Советской улице» и знаю, как себя Вести. А ты, смотрю, тоже нашла выход из положения?
– А что делать? – тряхнула слипшимися кудряшками девушка. – Заткнула слив в раковине платком, развела холодной водой кипяток и решила вымыть хотя бы голову.
– Ладно, не буду тебе мешать. Как закончишь, приходи в соседний номер. Покормлю тебя походным ужином.
Через десять минут раздался стук в дверь, и на пороге номера появилась моя находчивая спутница. К этому времени я уже разложил на стоящем у окна столике свои нехитрые припасы: банку рижских шпрот, коробочку с плавлеными сырками, порезанную маленькими кусочками копченую грудинку и сухое печенье. На горячее я запланировал чай из пакетиков, а в качестве аперитива была выставлена трехсотпятидесятиграммовая фляжка коньяка, которую я удачно прикупил еще в вагоне-ресторане. Увидев все это великолепие, Сандрин радостно всплеснула руками и с размаху плюхнулась на протяжно застонавшую кровать.
– Ух, – совсем по-русски потерла она ладони, – наконец-то можно перекусить. А то я совсем уже пала духом.
– Отправляясь в путь, – назидательно поднял я палец, – всегда следует иметь с собой хотя бы небольшой запас продуктов. Особенно актуально это в такого рода заповедниках социализма, как Белоруссия. Здесь после шести вечера ты нигде не поменяешь нормальные деньги на местные «зайчики», а после восьми не купишь и куска хлеба.
– Почему деньги обозвали «зайчиками»? – весело захихикала Сандрин, перед этим храбро глотнув коньяку, который, упав на старые, еще железнодорожные дрожжи, мигом привел ее в блаженное состояние.
– Это пошло, – заботливо пододвинул я к ней аппетитный кусочек свинины, – после того, как белорусы откололись от СССР. Они напечатали свои денежные знаки на ужасной бумаге, да еще и украсили их изображениями разных зверушек. И зайчик присутствовал как раз на самой ходовой купюре. То ли на рубле, то ли на пятерке, точно не припомню.
