Вскоре после счастливого завершения рейса был опубликован отчёт капитана «Соловья» Джона Рекстина [104]. Несколько раз история «Соловья» излагается в более поздних советских источниках [15; 16; 113], каждый раз примерно одинаково. У внимательного читателя неизбежно остаётся ощущение недосказанности. К счастью, сейчас у нас есть возможность ознакомиться и с иностранными источниками, в частности, со статьей Уильяма Барра [152] и недавно опубликованными в России мемуарами Даниэля Кокка – участника событий [60]. Эпопея «Соловья» ими описана более объёмно, поскольку отечественные историки обходили молчанием многие неудобные моменты первой советской полярной эпопеи.
В январе 1920 года руководством Северной области[183] было решено организовать рейс за олениной к устью реки Индиги, что впадает в Печорское море южнее Колгуева. Оттуда пароход должен был идти в Мурманск. На борту находилось 52 члена экипажа, собранного из моряков разных национальностей, под командой капитана Джона Рекстина, 33 пассажира, а также груз продуктов и колючей проволоки. На борту находился и второй капитан[184] – И. П. Ануфриев. Вызывает некоторое недоумение время выхода судна – «Соловей» не был ледоколом, и отправлять его в зимнюю Арктику было рискованно. Но один такой рейс уже был успешно осуществлён годом ранее, и теперь его решили повторить. Тем более что и в Архангельске, и в Мурманске ситуация с продовольствием была критической. Да и в целом рейс больше походил на бегство – положение Северной области было крайне неустойчивым, до падения власти генерала Миллера оставался месяц. Среди пассажиров «Соловья» были белые офицеры, в их числе генерал-майор Николай Звегинцев, два полковника, чиновники и их семьи.
Пароход вышел из Архангельска 22 января, имея на борту 365 тонн угля, чего было катастрофически мало[185], из них 30 тонн пришлось передать ледоколу № 7, дрейфовавшему в Белом море без топлива. Через пять дней судно было остановлено льдами всего лишь в 13 милях от Индиги. «Соловей» стал быстро дрейфовать на восток через Печорское море.
Сражение во льдах
На помощь гибнущему «Соловью» из Архангельска был готов отправиться ледорез «Канада», имевший чрезвычайно высокую мощность машин (7000 сил) при небольших размерах. Но из соображений экономии угля было решено дождаться «Козьму Минина», чтобы тот вывел «Канаду» сквозь льды Белого моря. 15 февраля, когда «Соловей» уже уходил в Карские Ворота, ледоколы вышли из порта. Но первая попытка спасения «Соловья» сорвалась из-за резко изменившейся политической обстановки. «Козьму Минина» отозвали – 19 февраля он взял на борт 1100 человек – беженцев и бывших солдат Белой армии, и в сопровождении корабля «Ярославна» покинул город. Тихоходную «Ярославну» вскоре пришлось бросить, пассажиров с неё перевели на «Минина». Через сутки в Горле Белого моря «Минин» встретил затёртые во льдах суда «Русанов», «Сибиряков» и «Таймыр» и забрал с них пассажиров, провизию и уголь. Однако вдогонку «Минину» отправилась «Канада», которая уже находилась в руках красных. Утром 21 февраля она догнала их в Горле Белого моря. Завязался морской бой, не имевший аналогов в истории: артиллерийская дуэль двух ледоколов, маневрирующих во льдах. Подробности её изложены по-разному, похоже, что «Канада» получила повреждение, во всяком случае ей пришлось вернуться в порт. Вот как описывает это удивительное морское сражение Борис Соколов, бывший министр правительства Северной области, в это время находившийся на «Русанове», куда был высажен с «Минина»[186] [115]:
«Это была картина, исключительная по своей красочности.
Белое море – сплошь покрытое толстыми глыбами льда. Эти глыбы налезают одна на другую, поднимаясь точно огромные белые медведи. Ослепительно яркое полярное солнце, не греющее, рассыпающееся тысячей блёсток в каплях замёрзшей воды.
Три маленьких, сплошь до бортов покрытых льдинами парохода кажутся жертвами, отданными ненасытной холодной северной природе.
В центре этого ледяного поля два больших ледокола. Медленно, точно жуки или раки, двигающиеся взад и вперёд по жёстоко непослушному льду.
Через периоды, короткие и нудные, раздаются выстрелы, слабым эхом теряющиеся на белой снежной поляне. Снаряд падает в лёд, разбрасывая высоко и в сторону комки разрушенных глыб.
Для нас, находящихся на “Русанове” <…> исход этого боя был особенно волнующе близок. Казалось так несомненным, что “Канада”, прогнав “Минина”, заберёт нас в плен; и тогда – беспощадная расправа большевиков с нами. Но неожиданно, после нескольких выстрелов, ею произведённых, “Канада” повернулась и, потолкавшись на одном месте, скрылась с горизонта. Вслед же за этим и “Минин”, расчистив себе нужное пространство свободной воды, начал медленно удаляться на север.
Мы остались одни.
Неожиданный уход “Канады”, как это потом выяснилось, был вызван образованием трещины в ледокольных дверях. Плохо и неумело установленное орудие вызвало вновь повреждения, полученные этим ледоколом в одной из аварий.
“Минин”, уходя, дал приказ:
“Следуй за нами”.
Приказ этот, обращённый к затёртым во льдах пароходам, звучал насмешкой.
Даже если бы были в сохранности уголь и провиант, забранные “Мининым”, эти пароходы не могли двигаться ни взад, ни вперёд. На “Русанове” капитана не было. Вместо него – помощник капитана, испуганный, одинаково враждебный и белым, и красным. К нам он относился с видимым недоверием, не понимая, зачем мы пересажены на его пароход. Других пассажиров, кроме десятков рабочих, отправляемых за большевизм на Иохангу [в концлагерь, организованный белыми – прим. авт.], никого не было».
Гонка ледоколов
После этого странного сражения в Горле Белого моря будущее обитателей «Соловья» стало и вовсе незавидным. Государства, отправившего их в море, больше не существовало. Помощи ждать было неоткуда, судно уносило льдами на север, оно повторяло путь «Святой Анны» (рис. 6–1). Конечно, моряки прекрасно знали её историю – Ануфриев участвовал в безрезультатных поисках «Анны», а на одном из архангельских ледоколов («Канаде») ещё недавно работали оба выживших участника той экспедиции – В. Альбанов и А. Конрад. К счастью, на «Соловье», в отличие от «Анны», была радиостанция. Но сеансы связи становились всё более редкими – приходилось экономить заряд батарей. 9 марта радио было отправлено сразу по всем возможным адресам – советским властям, Л.Л.Брейтфусу и в Общество изучения Севера:
«Широта 71°45´, долгота 62°12´. При величайшем напряжении проживём продуктами до июля, топливом – до июня. Опасаемся повторения дрейфа Брусилова. Сухопутная помощь немыслима. Настоятельно просим обратиться к Англии, Норвегии во имя человеколюбия снарядить самостоятельную экспедицию. За 85 человек команды и пассажиров капитан Рекстин, капитан Ануфриев»[187].
Рис. 6–1. Дрейф ледокольного парохода «Соловей Будимирович». Для сравнения показан дрейф «Святой Анны»
Капитану Рекстину стоило немалых усилий поддерживать порядок на судне. Команда была разношёрстной и по национальному составу (на борту было восемь китайцев-кочегаров и два японца-пассажира), и по политическим взглядам. Значительная часть матросов и кочегаров сочувствовали большевикам и после переворота в Архангельске на пароходе организовали судовой совет. Однако советская власть своей телеграммой подтвердила полномочия капитана и запретила органы самоуправления на борту.
Просматривалась и ещё одна параллель со «Святой Анной»: на «Соловье», как и на «Святой Анне», возник конфликт между двумя офицерами (Рекстином и Ануфриевым). Ануфриев был намного опытнее капитана[188] и считал, что бестолковое руководство последнего привело судно к краю гибели. Ануфриев решил идти пешком по дрейфующим льдам. 10 мая он с двумя товарищами покинул судно, отправившись к Югорскому Шару, до которого было около 170 миль. С собой они взяли парусную лодку весом около 350 кг, поставив её на полозья.
С судна ушли трое – капитан Ануфриев, генерал Звегинцев и штурман Коренев. Но ушли они недалеко – за три дня одолели лишь четыре с половиной мили. 13 мая к ним пришли товарищи с судна с вестью о выходе «Святогора» из Бергена. Трое путешественников вернулись на борт.
Судьба гибнущего парохода быстро оказалась в центре внимания общественности – и в России, и за границей. Во многом благодаря Михаилу Николаеву, военному моряку. Он занимал высокий пост при белых (начальник Архангельского водного района и морского транспорта) и сохранил статус, когда перешёл на сторону красных. Он, видимо, чувствовал персональную ответственность за судьбу пассажиров и команды «Соловья» и уже на следующий день после прихода красных стал добиваться организации спасательной экспедиции.
