— Есть объективные обстоятельства. Прошу выслушать…
— Выслушаю непременно. Но сначала отмечу в акте: особо важное задание сорвано по причине преступной халатности агента.
— Отмечайте! — вдруг прорвало меня. — Отмечайте! Да что вы во всем этом понимаете? Я тут бьюсь как рыба об лед! Из кожи вон лезу!
— Что?! — взревел инспектор, вскакивая. — Что?!
Вот тут я действительно дал маху! Необходимо пояснить, что обитатели нашей планеты, в отличие от землян, способны увеличивать свои размеры, а следовательно, и вес, на протяжении всей жизни. Поэтому в целях экономии на каждого индивида, достигшего зрелости, надевается так называемая «кожа» — нечто среднее между рыцарскими доспехами и космическим скафандром. Указанное устройство не позволяет плоти разбухать сверх положенного размера, что весьма способствует ограничению аппетита и, кроме того, содействует поддержанию социальной справедливости. «Вылезти вон из кожи» — считается у нас тягчайшим преступлением.
— Я совсем не в том смысле… — Однако мои жалкие объяснения уже ничего не значили для инспектора. Отныне в его глазах я был не только растратчиком и бездельником, но еще и злонамеренным элементом.
— Быстро же вы забыли все, что свято и дорого для нас! — От голоса инспектора задрожали стекла в оконной раме. — Бдительность утратили! Зажрались! Что это? — Он ухватил за хвост сомнительного вида селедку, которой я как раз собирался поужинать.
— Пища, — подавленно сообщил я. — Ням-ням.
— Я понимаю, что пища, а не дерьмо! — Сарказм инспектора, казалось, был безграничен. — А сколько она стоит? У нас ничего такого даже ветераны Освоения Центра Галактики не едят.
Тут мне в голову пришла одна интересная мысль.
— Вы, наверное, проголодались с дороги? — искательно спросил я. — Перекусите…
— Перекусите, перекусите… — проворчал инспектор. Жадность боролась в нем с чванством, и некоторое время исход этой борьбы был для меня неясен. — Перекусить-то можно, — сдался он наконец. — Только не надейтесь этим облегчить свою участь.
Селедку инспектор сжевал целиком, не оставив ни хвоста, ни жабер. Плавленый сырок умял вместе с оберткой. Полбуханки черного хлеба запил бутылкой подсолнечного масла. Соль из солонки просто вытряхнул в свою пасть. Совершив этот гастрономический подвиг, он расстегнул верхнюю пуговицу камзола и глубокомысленно констатировал:
— Неплохо живете. Богатая, видно, планета… Ну ладно, рассказывайте все как было. Только без лишних подробностей.
— Про полет говорить не буду. Горя натерпелся всякого. Главное, жив остался. Когда становилось совсем невмоготу, пел марш Верного Пути. Приземлился благополучно. Транспортное средство, согласно инструкции, отправил обратно. А вот дальше пошли сплошные неудачи. Даже вспоминать не хочется. Хорош же я был, когда в костюме испанского гранда вышел к ближайшей железнодорожной станции, на академической латыни заговорил с дежурным, а потом попытался подкупить его горстью перца. Очень скоро я понял, что все здесь изменилось. Причем изменилось кардинально. Не было радио — есть, не было электричества — имеется, не было атомной энергии — вот-вот появится. Языки, которые я изучал, безнадежно устарели. Нравы изменились. И даже не это самое страшное! На планете больше сотни государств, десятки религий, политическая ситуация меняется с молниеносной — по нашим понятиям — быстротой. Что ни год, то войны, мятежи, заговоры, реформы, эпидемии, биржевые крахи. Голова кругом идет! Я честно старался выполнить свой долг, клянусь. Но ничего не получалось. Перепробовал все методы, которые мы обычно применяли на таких планетах, — безрезультатно! По части интриг мы по сравнению с землянами дети. Самое большее, чего я смог добиться с помощью лести, была должность кладбищенского сторожа. Подкуп отпал сам собой, за это благодарите ваших экспертов, чтоб им этот перец всю жизнь нюхать! Я стал искать новые методы. Проповедовал Великую Мечту на площадях и базарах. Писал прокламации, манифесты и подметные письма. Создавал религиозные секты и подпольные организации. Обратился к миссионерству, масонству и мессианству. В какие только переплеты из-за этого не попадал. Меня принимали то за психа, то за проходимца, то за шпиона сопредельной державы. Не было, наверное, на всей Земле такой тюрьмы, каторги и сумасшедшего дома, где бы я не побывал. Много раз меня расстреливали, сажали на электрический стул, побивали камнями, вешали и гильотинировали. Все это, конечно, не смертельно, но крайне неприятно. Тут даже марш Верного Пути не помогал…
На секунду я замолчал, обдумывая заключительную часть моей исповеди. Почти все, что я рассказал, было чистейшей правдой. Но кое в чем, каюсь, пришлось покривить душой. Были у меня не только провалы, были и удачи. Срабатывали иногда наши методы. Да я и сам в конце концов кое-чему научился. И в высшие сферы поднимался, и бразды власти в руках держал. Была у меня возможность, да не одна, приобщить к Великой Мечте если не все человечество, то хотя бы его часть. Но в самый последний момент что-то во мне не срабатывало. Слишком долго к тому времени я прожил среди людей, слишком любил их, подлецов. И друзья у меня были, и ученики, и жены. Жаль, конечно, что их жизнь в сто раз короче моей. В общем, не знаю даже, как такое получилось, но я стал чувствовать себя землянином. Вот это все дело и подкосило. Не мог я себе представить, как мои братья и сестры, сплошь наголо стриженные и одетые в униформу, разработанную Департаментом быта, вскинув на плечи шанцевый инструмент, разработанный Департаментом труда, стройными рядами шагают по Верному Пути прямо навстречу Великой Мечте. От этой мысли у меня даже сердце начинало щемить.
— Ну-ну, продолжайте, — подбодрил меня инспектор, демонстративно собирая со скатерти крошки хлеба и крупинки соли.
Как же быть? Накормить его я, положим, накормлю. А что дальше? Этим его вряд ли разжалобишь. Ненавижу фанатиков! Сам таким был. Отца родного прикончит, не пожалеет. И хоть бы было за что! За паршивый параграф какой-нибудь паршивой инструкции. У-у, брюхо наел на дармовщинку. Чтоб ты лопнул! Стоп, а это идея. Пусть пожрет до отвала. Если и не лопнет, то прыть на время потеряет. «Кожу»-то свою мы перед отлетом дома оставляем. Я и сам, помню, в первые дни чуть заворот кишок не заработал. Пусть жрет, а там посмотрим.
Постепенно все содержимое холодильника перекочевало на стол.
Дальнейший мой рассказ сопровождался смачным чавканьем, бульканьем и хрустом. Инспектор полнел на глазах, сюртук его уже лопнул под мышками, щеки легли на плечи. В мыслях я клял себя за то, что накануне спустил в мусоропровод полмешка дряблой прошлогодней картошки. Как бы она сейчас пригодилась! Тем временем моя грустная повесть подходила к завершению.
— В конце концов я не выдержал. Как здесь говорят, сошел с круга. Поселился в тихом городке, нашел непыльную работенку. Платят, правда, не много, но мне хватает. Все свободное время посвящаю составлению докладной записки, которую при вашем содействии намереваюсь передать своему непосредственному начальству.
— И что же в ней?
— История моих заблуждений, анализ ошибок, изложение принципов, согласно которым мы должны строить свои отношения с инопланетянами в дальнейшем.
— Занятно. А если поконкретнее?
— Главная мысль примерно такая: давайте смотреть на вещи здраво. Нет никакой беды в том, что кто-то не в состоянии воспринять Великую Мечту или не хочет идти Верным Путем. Пусть живут как хотят. Будем друг к другу в гости ездить, торговать, спорить. Если им что-то у нас понравится, пусть пользуются. В свою очередь и мы у них можем кое-что перенять.
— Мы у землян? Вы что — серьезно?
— Конечно, на первый взгляд такое заявление кажется диким. Но только на первый. Постараюсь свою мысль аргументировать. Взять, к примеру, такие качества землян, как мобильность, гибкость и любознательность. Приятно глянуть, как любят они всякие перемены. Носили длинное, стали носить короткое. Верили в одного бога — и поколения не прошло, — верят в другого или вообще ни во что не верят. Надоел этот тиран — давай полную свободу или другого тирана, еще похлеще. Все им надо узнать, все попробовать.
— Значит, гибкость, любознательность и мобильность, — задумчиво сказал инспектор, откладывая в сторону недоеденную пачку маргарина.
— Совершенно верно! — Меня уже понесло. Слова, столько лет копившиеся понапрасну, сыпалась теперь, как горох из дырявого куля. Я испытывал истерический восторг еретика, даже на эшафоте продолжающего смущать своих палачей кощунственными речами. — Правда, иногда эти качества заводят некоторую часть землян в гиблые места, зато их печальная судьба служит хорошим уроком для остальных. Возможно, именно благодаря этому все человечество, взятое в целом, движется в более-менее правильном направлении. Здесь уместна аналогия с парусным кораблем: как правило, первым к цели приходит не тот, кто прет напролом, а тот, кто движется зигзагами, прилаживаясь к ветру. У нас же все почему-то наоборот. Варианты отсутствуют. Всюду однозначность и непререкаемость. Возможен только один-единственный, раз и навсегда определенный путь.
