Внешность Дмитрия была замерзшей поверхностью, а гнев, клубящийся в его голубых глазах, был чудовищной змеей, которая питалась рыбаками и одинокими детьми.
— Убить ее? — сказала Роксана.
Слова в ее устах звучали неловко и неуместно, будто ее язык никогда раньше не поворачивался, чтобы произнести слово «убить».
Кон оценивающе смотрел на Дмитрия. В выражении его лица был блеск, который я не могла точно определить.
— Она слишком опасна, чтобы оставаться в живых.
Роман приблизился к Кону, в то время как Артем придвинулся к Дмитрию. Оба мужчины готовились к стычке.
Я потянулась назад, обхватывая рукой запястье Кона. Он тут же переплел свои пальцы с моими.
— Я сделаю это, — глухо сказал Дмитрий. — Это моя вина. Я расплачусь за последствия.
— Никто не ожидает, что ты это сделаешь, Дима, — пробормотала Роксана. — Я бы предпочла сделать это и избавить тебя от боли.
Артему эта идея не понравилась. Все его лицо потемнело.
— Давайте обсудим это позже.
Константин увидел, как начали прорастать семена опасений, и вырвал их с корнем своими дипломатическими словами. Комната успокоилась по его команде, но я не пропустила взгляды, решения и вопросы, которые переходили от глаз к глазам.
Наталья потянулась, как кошка.
— Извини, дядя, обсуждение этой суки привело меня в дурное настроение. Я собираюсь пойти и найти детишек.
Она ушла по спирали движения, окликая своих кузенов и кузин.
Комната медленно рассеялась за ее спиной. Даника хотела что-то сказать Роману, но он вытолкнул себя из кабинета, своей решимостью чуть не сбив Роксану. Вскоре остались только Константин и я, я все еще неловко сидела в его кресле, а он маячил рядом со мной.
Прежде чем я успела произнести хоть слово, он сказал:
— Я хочу, чтобы Татьяна умерла.
Я наклонила голову, позволяя ему говорить.
— Я хочу бросить ее собакам и заснуть под ее крики. Хочу сломать каждую косточку в ее теле, пока она не превратится в марионетку, которой можно управлять. — он глубоко вздохнул. — Она отняла у меня, украла у меня. Нет такой боли, которую я мог бы причинить ей, которая утолила бы мою ненависть к ней, и все же я жажду иметь возможность выглянуть в окно и увидеть ее голову на палке.
Я поднесла его руку к своим губам, нежно целуя.
— Она заплатит за то, что сделала с нашей семьей, Кон.
— Я не позволю тебе рисковать своей жизнью. — такая честность, такая мольба. В последний раз он говорил со мной так три года назад. В этой самой комнате. Когда я сказала, что хочу уйти, а он умолял остаться. — Я могу вынести только это, lyubimaya — любимая, и если с тобой что-нибудь случится...
— Ты думаешь, я люблю тебя меньше?
Ноздри Кона раздулись.
— Нет, нет, конечно, нет.
— Думаешь, что я менее умна, чем ты? Менее способна?
— Нет, никогда.
— Ты мне не доверяешь?
Он наклонился, обхватив мое лицо ладонями. Наши дыхания смешались, когда мы потерлись носами. Я могла видеть свое отражение в темноте его зрачка, все мое выражение было уязвимо от любви.
Неужели я так выгляжу для него? Я задумалась. Неужели я выгляжу так, будто влюблена? Являюсь ли я теперь созданием любви, а не апатии?
— Я доверяю тебе больше, чем себе.
Я прижалась лбом к его лбу.
— Покажи мне.
Константин захватил мои губы между своими, нежно целуя. На вкус он был как чай и счастье.
Я могла бы заниматься этим целую вечность, подумала я. Я могла бы целовать этого мужчину тысячу лет, миллион лет.
Мое тело не протянет самое большее еще семьдесят, но я не беспокоилась о предстоящих годах. В этот момент я погрузилась в мгновение ока, опьяненная любовью, которую мы с Коном разделяли, и ощущением его губ на моих.
— Покажи мне, — повторила я, когда наши губы разошлись.
— На всю нашу оставшуюся жизнь, — пообещал он.
28
Константин Тарханов
Я проснулся от пары зеленых глаз.
— Мы можем поехать и навестить loshadi — лошадей? — спросил Нико.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я поднял голову, заметив часы. 5:09 утра. Слева от меня Елена продолжала спать, ее лицо было спокойным, как во сне. Нико заполз на кровать и сидел рядом со мной, сложив руки на коленях, и лицо его было таким милым, каким он только мог его сделать.
— Ты не хочешь спать?
Он энергично замотал головой.
— Я не устал.
Я снова взглянул на Елену. Она никогда не умела крепко спать, и было жестоко будить ее, когда ей требовалось так много времени, чтобы успокоиться настолько, чтобы попытаться заснуть.
— Хорошо, поехали и посмотрим на loshadi — лошадей.
— Ура!
— Тише, мой мальчик, мы не хотим разбудить твою маму.
Он прижал палец к губам.
— Шшш.
— Все верно. Шшш.
— Шёпот, хорошо? — он прошептал.
Его шепот был не очень хорошо отработан, поэтому он говорил на нормальной громкости, но хриплым голосом.
Мы ушли до того, как Елена пошевелилась, даже если мне пришлось захватить кое-какую одежду и переодеться в своем кабинете, чтобы Николай не разбудил ее. Его возбуждение было очевидным, вся его фигура вибрировала от энергии, когда я пытался одеть его. Он устроил драку, когда мы добрались до его обуви.
— Нет, я надену.
Я поднял руки в знак капитуляции, наблюдая, как он возится с липучкой.
— Пожалуйста, сделай это.
Он боролся, что заняло гораздо больше времени, чем если бы это сделал я, но в конце концов ему удалось заставить их держаться. Показывая мне, он пошевелил ногами.
— Хороший мальчик. Затем куртку.
У Нико была физическая реакция на идею надеть верхнюю одежду.
— Без куртки!
— Ты замерзнешь, если не наденешь ее, — рассудил я.
— Не-е-ет, — заскулил он. — Без куртки.
— Без куртки.
Я на всякий случай сунул ее под мышку. Скорее всего, в конце концов он ему понадобится. До восхода солнца земля была такой холодной, что в воздухе чувствовалось наше дыхание.
— Ты хотя бы наденешь шапку? Твоя мама будет недовольна, если я верну тебя обратно, а у тебя вместо волос будут сосульки.
Нико смущенно коснулся своих светлых локонов.
— Сосульки?
— Дв, мой мальчик. Ты мог бы выглядеть как Дед Мороз.
Он покачал головой.
— Я не хочу волосы сосульки.
— Тогда ты наденешь шапку?
Он не выглядел убежденным, но и не пытался насильно остановить меня, когда я надел шапку. Вскоре Нико обнаружил, что всякий раз, когда он прыгал, помпон на шапке подпрыгивал. Вы всегда можете рассчитывать на то, что малыши найдут странные способы раздражать окружающий мир.
Меня это не беспокоило, пока он был хоть как-то защищен от холода.
Николай помчался вперед, когда мы направились к машинам. Вместо того чтобы побежать к машине, он двинулся по садовой дорожке.
— Это долгая прогулка, — предупредил я его.
— Мама говорит, что это тайный путь. — его тон подразумевал, что я был идиотом, если верил во что-то еще. — Здесь живет волшебник.
— Волшебник? Рифат? — я рассмеялся. Нико пристально посмотрел на меня. — Он не волшебник, Николай. Он работает на меня.
Брови Нико нахмурились, но вскоре он забыл об этом, заметив белку. Он двигался быстро, устремляясь к ней. Я поймал его за несколько сантиметров до катастрофы.
— Белка! — завопил он в восторге.
— Оставь ее. Просто наблюдай. — я присел на корточки рядом с ним, прижимая палец к губам. — Успокойся, а то ты ее напугаешь.
Нико скопировал меня, согнув колени и глядя на дерево, на которое взбежала белка. Мгновение спустя ее пушистый хвост выскочил, заставив Нико вздрогнуть от волнения. Он посмотрел на меня, удостоверяясь, что я заметил, его зеленые глаза сияли удивлением и восторгом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ветер шелестел в деревьях, напевая миру колыбельную рассвета, когда солнце поднялось над горизонтом. Если Николая и беспокоил холод, он этого не показывал — то ли потому, что не чувствовал его, то ли потому, что унаследовал упрямство матери. Обе причины весьма вероятны.
