Йодль же отстаивал свою точку зрения, считая, что, несмотря ни на что, им ни в коем случае не следует выпускать из рук инициативу, которой они овладели на Западном фронте.
Гитлер высказал мнение, что все сведения о перевооружении Советской Армии и её намерениях есть «беспочвенный блеф», а тех, кто распространяет их, назвал форменными идиотами.
Модель и Мантейфель дали анализ положению германских войск на Западном фронте. По их мнению, американскому командованию удалось быстрее, чем они предполагали, подтянуть резервы, необходимые для отражения немецкого наступления. Гитлер обещал своим генералам, что их войска будут обеспечены топливом, которого хватит на пятисоткилометровый марш, однако того количества топлива, которым части располагали из самом деле, едва могло хватить лишь на третью часть обещанного.
Бездействие 6-й танковой армии СС и запоздалое взятие Сен-Вита намного задержало захват Бастони и Малмеди.
Далее Модель и Мантейфель сделали вывод о том, что при сложившейся ситуации им вряд ли удастся взять. Антверпен и форсировать Маас. Исходя из этого оба предлагали срочно изменить стратегическую концепцию наступательного плана.
Рундштедт предложил перебросить армию Манштейна в северном направлении, с тем чтобы иметь надёжный фланг на Маасе. Затем, усиленная четырьмя танковым дивизиями, армия должна была осуществить наступление на направлении главного удара. Дитрих же, располагая четырьмя танковыми дивизиями СС, должен был двигаться на Льеж, В конечном результате германские войска должны благополучно форсировать Маас и захватить Аахен.
Пятнадцатого декабря Гитлер категорически отклонил какие бы ни было изменения в его плане наступления. Правда, на сей раз он довольно спокойно согласился на это. Однако и в этом плане быстрое овладение Бастонью должно было свидетельствовать об успехе пли неуспехе.
Командующий 15-й армией получил приказ немедленно осуществить наступление на всём протяжении аахенского фронта, с тем чтобы воспрепятствовать отводу американских войск. На юге войска группы армий «Г» должны были восстановить утраченное положение, с тем чтобы в последующем нанести удар по противнику в Эльзасе.
Генеральный штаб вермахта утвердил этот вариант.
Маленькая свечка, единственное украшение на импровизированной рождественской ёлке, скудно освещала жалкую обстановку перевязочной. Повсюду медицинское оборудование, лекарства, бинты, шины. У одной стены комнаты — спальные места дежурного персонала, у другой — санитаров.
С тех пор как в лазарет привезли майора Брама, сестра Урсула Хальваг почти не сомкнула глаз. До этого в течение трёх недель она тщетно пыталась забыть майора. Когда же его в бессознательном состоянии принесли в операционную и она увидела многочисленные раны на его лице и руках, её охватило странное чувство, которое отодвинуло на задний план всё остальное. С этого момента для неё перестало существовать всё, кроме майора Брама, которого, как она поняла теперь, она любит больше всего на свете.
Лазарет был переполнен ранеными, которых туда доставляли санитары из дивизии генерала Круземарка. Раненых было столько, что медицинскому персоналу приходилось работать день и ночь. Из района Арденн ежечасно поступали всё новые и новые раненые. Доктор Квангель работал без отдыха. Третьи сутки не уходила из лазарета и сестра Урсула.
Доктор Квангель собственноручно «залатал», как он выражался, многочисленные раны майора Брама. После операции сестра Урсула ни на шаг не отходила от раненого.
Вчера под вечер настал, наконец, тот волнующий момент, когда раненый впервые, хотя и ненадолго, пришёл в себя и открыл глаза.
Свеча горела, и крупные капли расплавленного воска падали на стол. Пламя прыгало перед глазами Урсулы.
«Я не буду плакать, — мысленно уговаривала она себя. — Должна же я чему-то научиться? Пережить в такое время несколько недель — это всё равно что прожить несколько мирных лет. Сейчас мне нужно пойти к себе и выспаться. Возможно, тогда я по-настоящему приду в себя».
С улицы донёсся визг тормозов. Урсула подошла к окну и отодвинула гардину. Прикоснулась горячим лбом к обледеневшему стеклу и через пятнышко, оттаявшее на нём, увидела высокого военного в брюках с красными лампасами и в фуражке с золотым шитьём.
«Генерал», — мелькнуло у Урсулы в голове.
Часовой у входа козырнул и распахнул перед генералом дверь.
— Как я могу пройти к майору Браму, сынок?
Из коридора послышался голос доктора Квангеля:
— Покорнейше докладываю, господин генерал…
Генерал дружелюбно попросил провести его к майору.
— Вы делаете очень нужное дело, — проговорил он на ходу.
Через минуту генерал уже стоял, понурив голову, перед кроватью, на которой лежал обмотанный бинтами майор Брам.
— Ничего особенного, господин генерал, — донёсся из-под бинтов насмешливый голос майора, который даже попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и страшной.
Круземарк полуобернулся к Квангелю и спросил:
— Сколько минут я могу находиться у раненого?
— Прошу вас, господин генерал, не больше десяти минут.
Сказав это, Квангель вместе о ассистентами вышел из палаты.
— Наше наступление не удалось. Не удалось, несмотря на ваши героические старания, Брам. — Генерал насмешливо посмотрел на раненого. — Собственно говоря, всю операцию по захвату Эльзенборнских высот пришлось приостановить.
— Потому что она была бессмысленной?
Генерал сдержался, а про себя подумал: «Поскольку его полк всё время находился на главном направлении, потери, видимо, большие».
— Полк утром…
— Я знаю, сорок процентов убитых. К слову говоря, Найдхард предпринимает кое-какие попытки.
— Он превосходный тактик.
Генерал осторожно снял с левого рукава ниточку и с усмешкой посмотрел на Брама.
— Баш Клювермантель убит, прямое попадание. Пусть земля ему будет пухом. — Монокль выпал из глаза генерала.
Майор с трудом проглотил слюну:
— Добрый Клювермантель… — И подумал: «Мне очень жаль его, но ничего не поделаешь, я сам виноват, не надо было отпускать его от себя. Может быть, он остался бы в живых».
— Вы сейчас, конечно, заинтересованы в том, чтобы вас скорее отправили в тыловой госпиталь, потом лечение, дополнительный отпуск…
— Вы заглядываете слишком далеко вперёд, господин генерал, однако я надеюсь в скором времени снова оказаться в полку.
Генерал усмехнулся:
— Что вас так тянет туда?
— Там моё место. Ведь мы, собственно, господин генерал, всё время шли вместе.
Генерал Круземарк вдруг начал раздражаться.
— Я не люблю, когда у моих офицеров появляются от меня тайны. — Голос генерала прозвучал неожиданно строго.
«Тайны?» — подумал Брам, и вдруг рот его искривила гримаса боли.
Генерал уставился на побледневшее лицо майора, который закрыл глаза.
«Чёрт возьми, не умер бы он у меня на глазах…» Быстрыми шагами генерал подошёл к двери и крикнул:
— Доктор, вашему пациенту что-то стало плохо!
Доктор Квангель быстро вошёл в палату. Глаза майора Брама так закатились, что стали видны одни белки, пульс почти не прослушивался, дыхание было аритмичным.
Доктор подскочил к двери и, выглянув в коридор, позвал:
— Сестра Урсула! — Затем он подтащил к кровати раненого аппарат для искусственного дыхания.
Урсула молча вошла в палату и, кивнув генералу, дала Браму кислород.
Урсуле казалось, что все присутствующие слышат, как громко стучит у неё в груди сердце. Дотронувшись пальцем до лица майора, она подумала: «Странно, почему он потерял сознание. Наверняка это связано с приходом генерала, взгляд которого я чувствую спиной». Урсулу охватил панический страх: неужели Крам больше не придёт в себя?
Доктор Квангель откинул одеяло с груди раненого и приложил к ней стетоскоп.
В этот момент майор слабо вздрогнул и медленно открыл глаза. Сначала он узнал врача, затем увидел золотое шитьё на воротнике генерала. Его взгляд стал ясным.
— Урсула… — тихо произнёс он.
Кровь прилила к лицу молодой женщины. Она невольно отступила на шаг назад.
Брам слегка приподнялся на подушке и, глядя на Урсулу, прошептал:
— Милая, милая Урсула.
— Ничего не понимаю, — пробормотал себе под нос генерал. — Одну едва успели похоронить, а он…
Поняв намёк генерала, Урсула в отчаянии выбежала из палаты.
Круземарк взял в руки фуражку и перчатки.
— Держите пос выше, Брам. Вы ещё понадобитесь. Желаю всем весёлого рождества.
Попрощавшись со всеми кивком головы, Круземарк пошёл к выходу, сопровождаемый доктором Квангелем.
Глава восемнадцатая
К утру похолодало, воздух стал чище, обещая хорошую видимость на первый день рождества.
