— Клазен, дружище?! Ты ли это? — обрадовался Науман, увидев начальника штаба, и его глаза заблестели ещё больше.
— A-а, это ты, старый циник!
— Мне что-то не по себе в этой дыре.
— Сейчас прибудет санитарная машина, и тебя отвезут в мягкую постельку к Квантелю.
— С тех пор как уехал Генгенбах, мои дела идут из рук вон плохо. А теперь вот мне нужно…
— Не преувеличивай, пожалуйста.
— Я не всегда действовал как надо. С тобой мало советовался…
— Не мели чепухи. Всё в порядке, — перебил его Клазен.
Науман с трудом покачал головой. На лице его застыла гримаса страдания.
— Норой человек ведёт себя как свинья. Но порой ли? Собственно говоря, всю эту войну… — прошептал он.
— Пока не приедет санитарная машина, давай вместе споём твою любимую песню. — И он запел: — «Моя милая девушка…»
Науман усмехнулся:
— В последний раз я её пел в Южной Франции… — У него перехватило дыхание, и он приложил ко лбу мокрый платок. — А ты был абсолютно прав относительно прогнозов на наше положение.
Вошёл денщик и доложил:
— Санитарная машина прибыла!
— Ну, старина, пока! — Клазен смотрел мимо носилок.
Зеехазе сел за руль, тихо заметив:
— А Науман-то выглядит не ахти как.
— В мае он вместе с нами был в Нормандии. Он большой циник, но зато честен. Один из тех, кто уцелел. — Клазен посерьёзнел. — Решительные, и ушли, нерешительные погибли, а отбросы оказались в Арденнах.
— Метко сказано, господин обер-лейтенант.
— Зеехазе, езжай потише, чтобы хоть часок я мог соснуть спокойно… — попросил Науман.
Капитан Зойферт, поражённый, выскочил из своей землянки.
— Нет, они сошли с ума! — ругался он.
— Что вы сказали, господин капитан? — спросил его обер-лейтенант Клазен, вылезая из машины и надевая фуражку. Сон, хотя был коротким и беспокойным, несколько освежил его.
До рассвета оставалось совсем немного. То тут, то там раздавались взрывы снарядов американской артиллерии.
— Боже мой! Вы вопреки моему приказу увезли Наумана в тыл?!
— Господин капитан наверняка простит меня за это…
— Несчастный, да вы знаете, что случилось? Наумана уже нет в живых!
Сон с Клазена как рукой сняло.
— Когда машина приехала в госпиталь, Науман был уже мёртв!
— Мёртв? Но почему?!
— Задохнулся: абсцесс миндалин.
«Наумана нет в живых. Вот и ещё одним меньше стало. Глупо умереть в Арденнах от воспаления миндалин…» — подумал Клазен.
— Ответственность за его смерть лежит на нас. Если бы он остался на батарее, этого не случилось бы…
«Кто-то из нас двоих ненормальный!» — Клазен вздохнул.
Район, который должен был занять бывший артдивизион, находился на южной окраине Эльзенборна, то есть того самого населённого пункта, который днём и ночью обстреливала артиллерия противника.
Управляя своими войсками, американцы и по радио, и по телефону вели разговоры открытым текстом. Именно поэтому Модель постоянно был в курсе всех событий и мероприятий, которые проводил в своих войсках генерал Паттон, и, разумеется, мог своевременно предпринять необходимые контрмеры. На правом фланге понесла серьёзное поражение 80-я дивизия, на ловом фланге 4-я танковая дивизия была остановлена противником на значительном расстоянии от Бастони.
В ночь на двадцать третье декабря генералу Маколифу, стойкому защитнику окружённого города, стало известно, что на каждое орудие осталось всего по десять снарядов, не говоря о других жизненно необходимых вещах для солдат. Кроме личного мужества, генерал ничего не мог противопоставить Майтейфелю, который твёрдо решил задушить город в кольце окружения.
Утром над городом появились американские самолёты, выбросившие на парашютах нескольких специалистов, которые должны были организовать снабжение по воздушному мосту. Без десяти двенадцать гитлеровская зенитная артиллерия открыла заградительный огонь. К Бастони приближались шестнадцать тяжёлых транспортных самолётов. Несколько из них были сбиты огнём немецких зениток. Большая часть сброшенных на пёстрых парашютах тюков с продовольствием, медикаментами и боезапасами попала в руки к окружённым. Это в какой-то степени подняло настроение солдат.
Спустя некоторое время немецкие «пантеры» и «тигры» пошли в наступление на южный выступ обороны окружённых. Им удалось прорваться сквозь позиции пехотинцев и углубиться в тыл, где они уничтожили несколько «шерманов», однако там несколько «пантер» были подбиты из базук.
Вечером гитлеровцы предприняли новую атаку на окружённых, на сей раз — с юго-востока. «Тиграм» и «пантерам» удалось прорваться до городских улиц. Однако утром двадцать четвёртого декабря и этот прорыв был ликвидирован.
Гитлеровское командование во что бы то ни стало пыталось овладеть Бастонью, важным опорным пунктом противника. С этой целью из резерва была выведена 15-я танково-гренадерская дивизия, которая при поддержке танков учебной танковой дивизии должна была действовать с северо-запада.
Три с половиной тысячи местных жителей, оставшиеся в живых, укрылись в подвалах. В первый вечер рождества гитлеровская авиация дважды бомбила окружённый город, в котором начались пожары. Всеобщий хаос стал ещё больше. В полночь стрельба прекратилась. Внезапно наступившая тишина угнетающе действовала на нервы.
В три часа ночи бой возобновился, а танки и штурмовые отряды Мантейфеля, атаковавшие окружённых с северо-запада, прорвали оборону противника и вклинились в её глубину до пяти километров. С рассветом немцы предприняли второй удар, которым пробили ещё одну брешь в обороне американцев. Нескольким «тиграм» удалось прорваться в глубину, но вскоре и они были уничтожены.
Американская и английская авиация наносили бомбовые удары по коммуникациям группы армий «Б», разрушая опорные пункты, аэродромы и штабы. Множество бомбардировщиков беспрерывно находилось в воздухе, сбрасывая свой смертоносный груз на пути подвоза техники и боеприпасов.
В первый день рождества к барону Хассо фон Мантейфелю прибыл в гости один из адъютантов Гитлера майор Иоганн-Майер. Гость прибыл в замок, и хозяин пригласил его на праздничную трапезу. «Танковый» генерал воспользовался представившейся ему возможностью, чтобы пожаловаться на положение, в котором он оказался. Выслушав эти жалобы, майор связался по телефону с Йодлем и сообщил тому своё личное мнение. После него трубку взял Мантейфель и лично пожаловался на плачевное положение своей армии и всей Арденнской операции.
— Фюрер не хочет, чтобы вы хоть на шаг отошли назад. Наступайте, а не отходите! — услышал Хассо в трубке резкий голос Йодля. Для него всё было просто.
На рассвете капитан Зойферт с Зеехазе и Линдеманом встретились перед бункером, замаскированным еловыми ветками, в котором у их предшественника располагался батальонный КП. Зеехазе отогнал машину в укрытие. Линдеман колдовал над рацией. Зойферт чувствовал себя человеком, который сжёг за собой все мосты. Он огляделся: в углу на полу валялась дырявая брезентовая палатка, на столе стояла лампа «летучая мышь». Полевой телефон не заставил себя долго ждать и зазвонил как оглашенный.
— Слушайте меня внимательно, Зойферт! — раздалось в трубке. — Через несколько часов вы получите подкрепление, десантников. — Подполковник Кисинген сделал паузу и продолжал: — И ещё одно: я узнал от Квантеля о вашем свинском поступке с Наумапом. Это чересчур! Клазен пусть немедленно принимает первую роту. Это послужит ему уроком. У меня всё…
Капитан всё ещё держал трубку у уха, будто не верил, что этот приказ прозвучал.
«Подумать только: отдать Клазена! Клазена, которого я ненавижу, но который мне так нужен!» — подумал Зойферт, считая себя уже приговорённым к смерти.
В этот момент открыли огонь два американских пулемёта. Капитану показалось, что пули просвистели совсем рядом.
В бункер спустился Клазен. Ватник на нём, когда-то белый, стал теперь грязно-серым. На груди его болтался автомат, на боку — планшетка и пистолет, на голове — егерская шапка с большим козырьком. Свою самую лучшую форму он спрятал в офицерский сундучок. Сняв с груди автомат, Клазен прислонил его к обледеневшей стенке.
— Батареи приняли районы от своих предшественников, а также несколько пулемётных гнёзд, бункер, схему заградительного огня, схему местности — вот, собственно, и всё. Телефонная линия цела.
Зойферт бессмысленным взглядом уставился на своего начштаба:
— Подполковник Кисинген только что…
— Ах вот как?! — Клазен придал лицу удивлённое выражение. — Вас это беспокоит? Лейтенант Гармс из четвёртой роты уже поздравил меня сегодня ночью. Их участок находится правее нас.
— А что я должен делать? — спросил Зойферт. Его усы заметно посерели, так как он не успел подчернить их.
