В этот момент майор слабо вздрогнул и медленно открыл глаза. Сначала он узнал врача, затем увидел золотое шитьё на воротнике генерала. Его взгляд стал ясным.
— Урсула… — тихо произнёс он.
Кровь прилила к лицу молодой женщины. Она невольно отступила на шаг назад.
Брам слегка приподнялся на подушке и, глядя на Урсулу, прошептал:
— Милая, милая Урсула.
— Ничего не понимаю, — пробормотал себе под нос генерал. — Одну едва успели похоронить, а он…
Поняв намёк генерала, Урсула в отчаянии выбежала из палаты.
Круземарк взял в руки фуражку и перчатки.
— Держите пос выше, Брам. Вы ещё понадобитесь. Желаю всем весёлого рождества.
Попрощавшись со всеми кивком головы, Круземарк пошёл к выходу, сопровождаемый доктором Квангелем.
Глава восемнадцатая
К утру похолодало, воздух стал чище, обещая хорошую видимость на первый день рождества.
Неподалёку от Труа-Пуанта кольцо замкнулось. Семьсот семьдесят полуголодных, полуобмороженных солдат и офицеров из передовых отрядов 1-й танковой дивизии СС отступили на свои исходные позиции, руководимые Иоахимом Пайнером, который снискал себе такую печальную славу. Это кольцо было своеобразным началом быстрого продвижения на запад «тигров» и «пантер». Спустя четверо суток, двадцатого декабря, Пайнеру стало известно, что его войска, находившиеся в горах близ Стуамонта, оказались окружёнными. Дивизиям, как они ни старались, так и не удалось форсировать реку Амблев и продвинуться в направлении Ставло, с тем чтобы пробить брешь в кольце и выйти из него. Всего двадцать пять километров отделяло их от собственных тылов, где солдатам могли оказать первую медицинскую помощь, а командиры могли пополнить боезапас и наполнить топливные баки машин и танков горючим.
С утра окружённые были атакованы войсками противника с трёх сторон. Район окружения уменьшился до того, что все войска, попавшие в котёл, оказались на небольшом пятачке с машинами, в баках которых не было ни капли бензина.
Правда, самолёты люфтваффе сбросили канистры с бензином, но те попали к окружённым. Пайнер правильно указал по радио квадрат выброски горючего, однако командиру дивизии показалось, что Пайнер недостаточно точно знает своё местонахождение, и он внёс кое-какие коррективы, после чего и без того скупая «манна небесная» попала прямо в руки к удивлённым американцам.
На пятачке шли ожесточённые бои. В ночь на 21 декабря 82-я воздушно-десантная дивизия США окончательно замкнула кольцо окружения, после чего американцы начали обстреливать окружённых из тяжёлых орудий. За короткое время из двух тысяч немецких солдат в живых осталось не более восьмисот.
Двадцать второго декабря бои прекратились, и оставшееся в живых местное население вздохнуло свободно.
Пайнер послал в штаб радиограмму следующего содержания: «Нашему Герману скоро наступит конец. У нас совсем нет Отто. Наше полное уничтожение — лишь вопрос времени. Можем ли мы попытаться прорваться?»
Двадцать третьего декабря Пайнеру был отправлен ответ: «Поскольку ваша группа не даёт исчерпывающих данных о ваших запасах, вы не можете рассчитывать на экстренное получение горючего и боеприпасов».
Окружённые ответили на это такой радиограммой: «Сегодня вечером нам предоставляется последняя возможность для прорыва».
«Доложите, когда и где вы намерены перейти линию фронта. Прорываться разрешаем, по при одном обязательном условии: захватить с собой всех раненых и боевые машины», — последовал ответ из штаба.
Пайнер приказал немедленно взорвать машину, в которой размешалась радиостанция, так как он уже бросил в котле тридцать девять тяжёлых танков, семьдесят колёсно-гусеничных машин, тридцать три орудия и тридцать грузовиков. Там же были оставлены убитые, раненые и американские пленные.
Весь путь отступления был усеян трупами гитлеровских солдат. Отступали к югу, шли две ночи и целый день, не обращая внимания на холод и огонь противника. В конце концов лишь немногим удалось пройти через линию фронта.
Капитан Виктор Зойферт никак не мог решить, что лучше приготовить на вечер: зайчатину или жареного гуся. Наступившая тишина, казавшаяся несколько странной, всё же приободрила его. Поскольку ещё было темно, с неба не было слышно рокота авиационных моторов. Молчала и артиллерия.
«Шестое рождество подряд я встречаю в военной форме», — едва успел подумать капитан, как зазвонил телефон. Это обер-лейтенант Наумап хотел поговорить с командиром дивизиона.
Сначала было плохо слышно, но затем Виктор услышал кряхтение Наумана, который пожаловался на боль в горле, высокую температуру и попросил отпустить его на приём к доктору Квангелю.
Зойферт глубоко вздохнул:
— Удивляюсь я тебе, Науман, как ты можешь будить командира в начале четвёртого ночи, да ещё перед боем? Выбрось-ка ты лучше эту идею из своей головы! Выпей несколько таблеток, и всё!
— Говорит подполковник Кисинген, — послышалось вдруг в трубке.
Услышав голос командира, Зойферт инстинктивно встал, рубашку застегнул на все пуговицы. Свободная рука вытянулась вдоль шва, пальцы машинально искали кант, но не находили, так как капитан совсем забыл, что на нём кальсоны, а не брюки.
— Слушаю вас, господин подполковник! Что вы изволили сказать? — На глянцевой лысине капитана выступили крохотные капельки пота.
— Вы всё правильно поняли, Зойферт? Личный состав нужно переместить на новые огневые позиции, находящиеся в тылу, а сами орудия оставить на месте. Ваш начальник получит закодированные координаты сборного пункта. Вам лично необходимо немедленно связаться с капитаном Найдхардом, который в данный момент пополняет обязанности командира пехотного полка. Ваш дивизион будет действовать как батальон. В течение дня я вам ещё позвоню. У меня всё!
Зойферт быстро натянул на себя форму и, расправив воротник, сердитым голосом позвал Клазена.
Спустя минуту-другую обер-лейтенант откинул полог палатки и тихо воскликнул:
— Счастливого рождества, господин-капитан!
— Что вы имеете в виду? — удивлённо спросил Зойферт.
— Так обычно всех поздравляют, господин капитан!
Командир дивизиона сглотнул слюну и сказал:
— Сегодня нужно будет кое-что сделать. — Зачем-то оглянулся, словно ища чьей-то поддержки, и добавил: — Нам, собственно, нужно будет…
— Бросить наши новенькие пушки? Я уже послал Зеехазе узнать, есть ли на это официальный приказ.
— Вы же знаете, как часто бывает…
Зойферта сразу же потянуло выпить чего-нибудь крепкого.
— Господин капитан, Науман тяжело болен.
— И вы осмеливаетесь сейчас говорить мне об этом? — пошёл в наступление Зойферт.
— Я его хорошо знаю. Он ещё ни разу не симулировал.
— Я приказал ему остаться в подразделении!
— Как вам будет угодно, только мне кажется, что вы отдали неверный приказ.
Полог палатки упал. Клазен нашнл Эрвина Зеехазе и приказал ему вызвать для Наумана санитарную машину.
Капитан Зойферт решил, что действовать он будет решительно и смело. Надо бы умыться и почиститься… Ну, это можно отложить на вечер. Из размышлений его вывели разрывы гаубичных снарядов, которыми американцы как бы поздравляли его с рождеством.
Зойферт ещё раз позвал своего начштаба.
— А вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, почему мы должны бросить здесь свои пушки? — спросил он.
Клазен взглянул на своего командира с таким удивлением, будто тот чудом перескочил из каменного века в попал в самое пекло второй мировой войны:
— Почему? Да потому, что у нас не осталось ни одного снаряда, а не имеем мы их потому, что паши обозы с боеприпасами наполовину разбомбила авиация противника, а вторая половина застряла в пути.
Капитан почувствовал себя как-то неловко.
— Собственно говоря, ещё час назад батареям было приказано подготовиться к смене огневых позиций и быть готовыми к рукопашной. Сегодня ночью мы пересечём эту полосу. — Клазен рукой показал на карту, где красным карандашом жирно были намечены новые огневые позиции для личного состава и для штаба дивизии. С этими словами он вышел из палатки, оставив Зойферта у карты одного.
Зеехазе, не заходя в палатку командира, сообщил ему о том, что путь на позиции исправен, а тягачи готовы к маршу.
— Сейчас мы поедем на позицию «Б», — сказал Клазен, садясь в машину. — Несколько джинов мы можем достать, на местности их много брошено. Что ты на это скажешь?
Зеехазе хихикнул:
— Тем самым мы лишь ускорим свой конец.
Состояппе Наумана не улучшилось. Лицо его сделалось красным, дыхание стало прерывистым. Денщик принёс целый котелок снега, чтобы положить ему хороший компресс.
— Клазен, дружище?! Ты ли это? — обрадовался Науман, увидев начальника штаба, и его глаза заблестели ещё больше.
