— Требуйте себе нового начальника штаба, а пока временно посадите на моё место вахтмайстера Линдемана. Он знает, что к чему.
Зойферту захотелось послать Клазена ко всем чертям.
На тёмном ночном небе появилась лупа, и от света её заискрился снег. Обер-лейтенант глубоко вздохнул. Чтобы попасть в роту, ему нужно было пройти по опушке леса, пристрелянной американцами. Там размещался их первый станковый пулемёт. Метрах в двухстах от него лежал мёртвый пехотинец, который, по словам предшественников, «всегда там лежал». От пехотинца его путь шёл по тропке в глубокую лощину, которую американцы днём и ночью обстреливали из миномётов. На склоне холма находился небольшой бетонный бункер, из которого в мирное время вели наблюдения за результатами артиллерийских стрельб на полигоне.
Клазен всё предусмотрел заранее. Он даже предупредил Линдемана, что его могут временно привлечь к выполнению обязанностей начальника штаба батальона, а потом исчез между деревьями.
Спустя пять минут Зойферт вызвал к себе вахтмайстера и сообщил ему о своём решении назначить его на новую должность.
— Прежде всего проконтролируйте часовых и проверьте готовность к открытию огня. Это сейчас для нас самое важное, — закончил капитан на прощание.
Линдеман пошёл в бункер, где размещался коммутатор, чтобы назначить обер-ефрейтора Розе старшим по связи.
— Розе находится в наряде у болота, — сообщил Линдеману дежурный телефонист.
На коммутаторе откинулась крышка одного гнезда. Звонил Зеехазе:
— Мне здорово повезло, что я сразу же вышел на тебя.
— А где ты сейчас находишься?
— На левом фланге батальона, у пулемётчиков.
— Какая нелёгкая тебя туда занесла?
— Пытаюсь вытащить джип.
— А где этот джип?
— Наполовину застрял… Приходи, поможешь мне. В двадцать три часа неё янки уснут, вот тогда-то мы преспокойно и поработаем.
— Я приду, — согласился Линдеман и, положив трубку, пошёл проверять посты. Большинство часовых были сильно перепуганы.
«Бедные ребята, — подумал про них вахтмайстер, — всех их сейчас, независимо от того, наводчик он, радист, вычислитель, шофёр, телефонист, заряжающий или подносчик, превратили в простых стрелков-пехотинцев, отправив на огневую позицию пулемётчиков. Здесь они впервые увидели войну во всех её проявлениях в иной перспективе и сразу же потеряли уверенность в себе. Здесь, в этих окопах, они должны остановить противника, не пропустить его через этот рубеж, на котором они защищают свою великую Германию, не будучи уверены в самих себе».
Линдеман остановился. Шагах в двадцати от него должен был находиться Розе. Там кончалось болото, позади которого располагались янки.
Вдруг Линдеман услышал какую-то возню. Од прислушался и, сняв пистолет с предохранителя, осторожно пошёл дальше. Глубокий снег заглушал его шаги. Вскоре он рассмотрел Розе, который тяжело дышал и что-то бормотал: судя по всему он был не один.
Линдеман бесшумно подошёл ближе, и вдруг кровь ударила ему в голову: гомосексуалист Клейнайдам возился с Розе.
Вахтмайстер налетел на них, как коршун.
— Вы на посту находитесь, а не в борделе! А ну-ка, ты, — прикрикнул он на Розе, — убирайся на своё место!
Розе быстро натянул штаны и мигом исчез. Клейнайдам не спеша застегнул пуговицы на брюках. На лице его злость по поводу того, что ему помешали получить удовольствие, сменилась радостью: он испортил настроение своему начальнику.
— Поскольку я не могу дать тебе по заднице за грубое нарушение устава караульной службы, я официально доложу об этом капитану.
— Очень хорошо, — ответил Клейнайдам. — Я со своей стороны тоже сегодня кое о чём доложу начальству, а именно о том, что произошло двадцать второго декабря у Бютгенбаха. Вряд ли стоит упускать такую возможность. Уж раз моя задница находится в опасности, то кому, как не мне, о ней и позаботиться. Как-никак задница очень важная часть тела. — По лицу Клейнайдама расплылась ехидная улыбка. Затем он согнал её с лица и, щёлкнув каблуками, доложил: — За время моего дежурства никаких происшествий не произошло.
Линдеман сунул пистолет в кобуру и молча пошёл прочь. Его шантажируют, что в то время можно было встретить почти каждый день, тем более что имя Линдемана со дня смерти Альтдерфера молва не очень щадила.
Зеехазе уже ожидал его на условленном месте с двумя рослыми артиллеристами, которые оставили свою машину в лощине. Один из солдат держал в руках трос с крюком.
— Я себе это так представляю: вы втроём зацепите трос за машину, и мы вытащим твой трофей из этого болота.
— Ну, где твой джип?
— А вон там.
Солдаты зацепили машину тросом.
— Сейчас я газану на своей машине и вытащу твою колымагу.
— Ты так думаешь?
— Надеюсь.
Зеехдзе тронулся, трос оборвался один раз, потом другой.
Американцы, заметив их, открыли по ним огонь из миномётов. По лицу Зеехазе текла вода и кровь, но он упрямо не отказывался от своей затеи. В конце концов джип всё-таки удалось вытянуть из болота и подтащить к дереву. На радиаторе при лунном свете белела пятиконечная звезда. Мотор завёлся сразу же.
Американская артиллерия вела беспокоящий огонь по площади.
Когда машины оказались в безопасности, Линдеман шепнул Зеехазе:
— Ты всё знаешь о Клейнайдаме?
— Всё.
— Он мне угрожал.
— Я так и думал. Не докладывай ты о нём никому, и он тебе ничего не сделает.
— Приезжай завтра утром в половине седьмого ко мне. Мы вместе обойдём всю позицию.
Зеехазе сел в джип и укатил.
Когда Линдеман вошёл в бункер, где размещался узел связи, находившийся там Розе притворился спящим.
Американская артиллерия том временем усилила свой огонь. От взрывов снарядов пламя свечи нервно плясало, бросая на стены бункера причудливые тени.
Вскоре после полуночи зазвонил телефон: подполковник Кисинген разыскивал капитана Зойферта.
Вахтмайстер соединил абонентов и сам подключился к линии.
— Послушайте, Зойферт, пришёл приказ сверху. Приказало утром и вечером расстреливать по поскольку лепт патронов из станковых пулемётов. Ответственность за выполнение этого приказа несёте лично вы.
— Слушаюсь, господни подполковник. Покорнейше докладываю, что я, согласно приказу, откомандировал Клазена в первую роту. Поскольку в каждой батарее осталось всего по одному офицеру, я пока назначил своим начальником штаба вахтмайстера Линдемана. Было бы лучше, если бы господин подполковник…
Линдеман достал карандаш и блокнот.
— Ваш выбор не очень удачен, так как этот человек в высшей степени подозрителен. Он виновен в смерти Альтдерфера, а вы этого опасного типа сажаете на такое место!
Линдеману ещё никогда не приходилось слышать, чтобы командир полка говорил подобным топом. Вернее, он не говорил, а прямо-таки орал.
— Подайте мне рапорт на него: мол, виновен в нанесении тяжёлых телесных повреждений со смертельным исходом. Ваш рапорт должен лежать у меня на столе в субботу, а до того времени используйте его в резерве. Я вынужден, Зойферт, самым строжайшим образом предупредить вас!
Подполковник Кисинген уже положил трубку, но капитан всё ещё продолжал ворчать, и тут до Липдемана дошла вся опасность угрозы, которую он невольно подслушал по телефону. Снисходительное отношение к нему подполковника Кисингена до сих пор несколько успокаивало вахтмайстера, и он уже начал подумывать о том, что опасность миновала его. И вот тебе на!
«До субботы осталось пять дней. Правда, рапорт — это ещё далеко не приговор суда», — подумал Линдеман и пнул ногой Розе.
Розе подскочил как ужаленный и, глядя на искажённое злобой лицо Линдемана, никак не мог сообразить, что сказать. Он знал, что у Линдемана тяжёлая рука, и потому испугался.
— Я вам обещаю, что подобного больше никогда не повторится. — наконец испуганно прошептал он.
— Заткни глотку и садись к аппарату! С этого момента ты здесь отвечаешь за всё! — С этими словами Линдеман снял с себя кобуру с пистолетом и планшетку. Бросив их в угол, он лёг и, накрывшись шинелью с головой, мгновенно уснул крепким сном.
После ожесточённых боёв, которые продолжались в течение полутора суток, 2-я танковая дивизия немцев вновь пришла в движение. В ночь на двадцать четвёртое декабря её головной отряд преодолел последние высотки в восьми километрах от реки Маас.
В полночь «пантеры» и бронетранспортёры ещё раз атаковали населённый пункт Фой-Нотр-Дам, что в пяти километрах восточнее Динана. Они давно продвинулись бы и дальше, если бы не нехватка топлива, которое им выдавали буквально канистрами. А дивизионный квартирмейстер всё чаще и чаще запрашивал по радио о том, не захватили ли они трофейного бензина.
