Луси закрыла лицо руками и заплакала.
– Я пришла к тебе, потому что однажды слышала, как Видана обсуждала это с другой экономкой. Они тогда... Они тогда не называли твоего имени... Они говорили про травы, которые могли бы многих девушек спасти.
– Погоди. Погоди. Ты сказала, что носишь дитя... Травы не помогают, когда это уже случилось. Их пьют иначе... После... свидания, – пробормотала Аяна. – Мне в любом случае нужно понять, какой у тебя срок. Когда... Как там в Фадо говорят... Когда цвёл твой красный цветок?
– В октябре.
– В октябре... Погоди, в октябре?! Когда?
– Да... мы в тот день выбивали ковёр...
– Зачем мне ваш ковёр! Число, Луси?
– Ну, двадцатое, наверное... Нет, семнадцатое.
– Сегодня четырнадцатое декабря... Луси, у тебя уже два раза не было... У вас в конце октября было... свидание?
– Да. Первого ноября. Я думала, что это совпадение. У меня так было пару раз, когда я уставала. Но вот снова... Уже три дня... И спать хочу постоянно...
Аяна схватилась за голову. Плохо, плохо. Очень плохо.
– Луси, я ничего не могу сделать.
Луси вдруг схватила её за руки.
– Аяна, помоги мне. Я готова скитаться в лейпоне вечность за свой грех, но я умоляю, не оставляй меня без помощи. Меня не примут дома. Я не могу вернуться. Я просто не могу! Я умоляю тебя, забудь про заветы совести! Я возьму все твои грехи на себя!
– Да дело не в заветах совести, Луси... Просто уже поздно, понимаешь? Дитя у тебя внутри. Мы могли бы предотвратить зачатие, приди ты ко мне заранее, хотя... Хотя у меня тогда не было книги, да и трав этих я пока не искала... Я не могу... вытравить дитя из утробы, если оно уже там. Травами этому не помочь. Во всяком случае, я не знаю таких.
– Сколько у меня времени? – прошептала Луси, убирая руки. – Сколько?
– В каком смысле? Срок у тебя... Погоди, – погрызла Аяна губу. – Сейчас... В июле. В середине, ну, может, чуть позже. Хотя я родила Кимата раньше, чем рассчитывала.
– Нет. Сколько у меня времени, прежде чем станет... видно?
Аяна тревожно посмотрела на Луси. Та сидела, вцепившись в край стола, и губы дрожали.
– Думаю, месяца два с половиной. Потом талия начнёт... плыть. В ваших платьях это очень заметно.
– Шнуровка...
– Дитя может родиться увечным. Живот нельзя сдавливать.
– Аяна, у меня нет денег на жизнь! Всё шло семье! Как только станет видно. меня выгонят! Уителл и так намекает, что мне пора искать новое место! Мне плевать, каким родится это дитя! Оно вообще не должно было родиться! Оно погубило меня! Я погубила себя!
Луси вскочила, колотя себя по голове, заливаясь слезами. Аяна рванулась к ней, хватая за запястья и с силой опуская её кулаки.
– Сядь, Луси. Ты ни в чем не виновата! Подожди, я заварю тебе каприфоли...
– Мне говорили... Мне говорили, что грешно смотреть... А я не только посмотрела... Я будто потеряла рассудок... Аяна, что мне делать?! Ладно... Ладно... У тебя нет трав, которые... Но те, которые без боли... Чтобы ничего не почувствовать... Просто заснуть и...
– Луси, Луси! Перестань! Я родила в пути и нашла работу в Ордалле! Это не конец!
– Работу? – горько крикнула Луси. – Ты кира! Я слышала, как он назвал тебя, – показала она на дверь. – Я знаю его! Он камьер безумного кира! У тебя есть поддержка! Ты живёшь в доме! Знаешь, что мне предстоит?! Когда это, – ткнула она с силой в живот, – станет заметно, меня не возьмут ни на одно место! Я сдохну от голода в сточной канаве! И лучше бы мне сдохнуть, потому что теперь мне место только в борделе, единственном месте, где не важна твоя репутация! Никто не возьмёт на работу падшую осквернённую женщину! Мне не откроют дверь, если я вернусь домой! Для меня все двери закрыты!
Аяна вспомнила Раталла. Грязная подстилка с безродным приплодом...
– Есть ещё одно место, где не важна твоя репутация, – сказал она, вытирая мокрые глаза рукавом. – И дверь там для тебя открыта.
Луси подняла на неё опухшие, красные от слёз глаза.
– Дай руку.
В ладонь Луси лёг ключ.
– Я дам тебе работу. Ты не сдохнешь от голода, Луси. Я не считаю тебя осквернённой или падшей. Сколько ты получала на своём месте?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Т...Три...
– Три золотых в месяц? – удивилась Аяна.
– Серебряных...
– Я дам тебе десять. Десять серебра и попечительство Нелит Анвера, и доверенность, по которой ты сможешь получать выручку целиком, если решишь сменить место работы. Ключ в твоей руке – от этого дома. Я не выгоню и не обижу ни тебя, ни твоё дитя, и ни словом не попрекну за то, что ты полюбила мужчину, который оказался подлецом.
– Кира, разреши войти, – сказал Арчелл, заглядывая в дверь. – Кир Кимат хочет есть.
– Арчелл, мне нужно оформить договор с Луси. Я беру её на работу. Вернее, Анвер берёт. Сделаешь? Ей нужно попечительство Анвера и доверенность...Ну, в общем, всё, как было у меня с Бинот. Десять серебра в месяц... Пока что. Должность... Ну, пусть будет ками.
Луси смотрела на неё, широко открыв глаза, словно увидела впервые.
– Хорошо, кира. Я займусь. Документы...
– Наши – где обычно. Она из дома Эрке. Выдай жалованье сразу...
– Так... Так это правда? – прошептала Луси. – Ты берёшь меня на работу?
– Ну, – ухмыльнулась печально Аяна, – если не побрезгуешь работать у падшей, осквернённой женщины, которая...
Лучи дёрнулась вперёд, хватая нож.
– Клянусь, – сказала она, вставая, раздельно и чётко. – Клянусь служить госпоже, хранить и оберегать честь её семьи и рода, пока меня не предадут земле, оплакав.
Она бросила нож на стол. С ладони капала кровь.
Аяна ошеломлённо замерла. Капли крови падали на белые обрезки теста, кое-где хранившие угольную пыль отпечатков Ишке. Одна. Вторая. Ещё одна.
Аяна сидела, словно заворожённая, глядя, как крошечные брызги от капель окрашивают тесто в цвет лепестков сливы вокруг крупного расцветающего бутона тарио.
– Кхм, – кашлянул Арчелл. – Кира, ты должна принять клятву... или не принять.
Аяна посмотрела на нож, потом на Арчелла.
– Э... Ладно, – сказала она, хватая нож и проводя по левой руке. – Я принимаю клятву, – сказала она, прижимая ладонь к ладони Луси. – Луси, тебе не надо было... Надо теперь обработать. Арчелл, мне нужен рум. Арчелл... Арчелл!
– Кира, тебе надо было просто сказать, что ты принимаешь, – сказал Арчелл с ужасом. – Зачем ты...
Аяна перевела взгляд с него на Луси, но та тоже стояла, уставившись на их руки и непонимающе моргая.
– Что я сделала не так? – с тревогой спросила Аяна, сжимая кулак. – Что?
– Вы обменялись кровными клятвами, – сказал Арчелл, почёсывая висок. – Как равные. Обычно кирио просто принимают... Зачем же ты... А, что уж теперь.
– И что это значит? – непонимающе спросила Аяна.
– Что ты теперь тоже... оберегаешь и хранишь её.
– Ну, вообще-то, я это и собиралась делать. Арчелл, мы и есть равные. Все люди равны, понимаешь? Как бы они не назывались. Мы все рождаемся одинаковыми.
Арчелл вдруг едва заметно хмыкнул, сжав левую руку и касаясь пальцами ладони.
– Погоди-ка... – уставилась на него Аяна, вспоминая большую смуглую ладонь, которую так часто рассматривала по утрам. – Та линия у Конды... Это не... Он, получается, тоже? Как я? Случайно?
– Он ничего не делает случайно, кира, – покачал головой Арчелл. – Ничего. В этом можешь не сомневаться. Луси, займись юным киром. Я схожу за румом и займусь твоими документами.
– Вир... Вирк... Вилнире...
– Вилниевиркмеларта.
– Это вот прямо так и пишется? – спросила Аяна, поднимая глаза на Арчелла. – Луси! У тебя родовое имя – Вилниевик...
– Вилниевиркмеларта.
– Арч, а у тебя?
– Балтекрианемта.
– М-м... Ладно. Арчелл, а что если они откажутся передавать попечительство?
– Ну пусть откажутся, – пожал плечами Арчелл. – Тогда они лишатся сорока медяков в месяц, которые я им пообещал в письме, и тех денег, что им отправляла Луси.
Аяна поморщилась.
