Я сжимал запястье Оккама, а когда он повернулся ко мне, его глаза светились животной яростью. Я даже испугался, что он теперь бросится на меня, но постепенно к Оккаму стал возвращаться человеческий облик, он успокоился, бросил доску и побежал к контейнеру, упавшему на стол. Стекло разбилось не полностью, но в нем образовалось довольно большое отверстие в том месте, где контейнер ударился об острый угол стола. Безвольная рука свисала из контейнера, касаясь пальцами пола. Я заметил, что сначала она была белоснежной, но постепенно стала чернеть, когда началось тление тканей. Запах глубокого разложения смешался с парами спирта и создал тошнотворную атмосферу. Мы должны были как можно скорее покинуть помещение, иначе она погубила бы нас обоих.
— Контейнер… мы должны поднять контейнер, — пробормотал Оккам, хватая руку матери и заталкивая ее обратно.
— Это бесполезно, Оккам. Ваша мать мертва, — сказал я так, словно ее убило падение контейнера. Я взял Оккама за дрожащее плечо и потянул назад. — Оставьте ее, нам нужно уходить.
Неожиданно, словно ища у меня поддержки, он обернулся ко мне.
— Она сгнила! Боже, Филиппс, она сгнила!
Наконец-то он осознал правду.
— Знаю, — сказал я. — Вы должны похоронить ее, пусть ваша мать покоится с миром.
Оккам выглядел как потерявшийся маленький мальчик.
— Она была красивой, Филиппс. Вы же видели ее?
Я старался не смотреть на чернеющую плоть, торчавшую из разбитого саркофага. Мокрая копна рыжих волос — вот и все, что осталось от ее былой красоты.
— Она была очень красива. Именно такой вы и запомните ее.
— Я лишь хотел вернуть ее к жизни. Она была для меня всем, Филиппс. — Он смотрел не на мать, а на неумело вскрытый труп. — Она тоже могла быть чьей-то матерью. Но я не желал ей зла, доктор.
— Я тоже потерял мать, Оккам, а недавно и отца, поэтому знаю, как это тяжело. — Я изо всех сил старался успокоить его, чтобы мы могли поскорее уйти из этого ужасающего места. Увлечение Оккама наркотиком погружало его в мир безумных иллюзий, но сейчас я с удовольствием дал бы ему опиума для успокоения, если бы он оказался у меня под рукой. От Бэббиджа я узнал, что подобное лечение было прописано Аде, и в результате одурманивающий лауданум полностью поработил ее. Диагноз был предельно ясен: действие наркотика обостряло страдания этого человека из-за смерти матери, и чтобы избавить его от этого страдания, недостаточно было мастерства хирурга. Еще несколько минут назад я собирался сдать его полиции, рассказать обо всем и очистить свое имя, но теперь, в холодном свете смерти и разрушения, ситуация принимала более сложный оборот. Если я отдам это жалкое существо Тарлоу, то никак не поспособствую его спасению. Зато мой поступок положит начало расследованию, в котором окажутся замешаны Брюнель и другие участники этого предприятия. Кроме того, разразится скандал, который поможет скрыться от ответственности настоящим убийцам Уилки. Но был и другой выход.
Оккам вытер глаза рукавом рубахи, снял со стены фонарь и зажег его.
— Оставьте ее мне.
План мгновенно возник в моей голове. Схватив тело мужчины за плечи, я потащил его к двери.
— Что вы делаете? — спросил Оккам. К счастью, он окончательно пришел в себя и смотрел на меня как на сумасшедшего.
— Он нам нужен. Помогите мне. Я потом объясню.
Оккам поставил лампу и помог мне вытащить тело на улицу, где мы бросили его на землю у стены. Он хотел вернуться на мельницу, но я окликнул его:
— Дайте мне вашу одежду. Полный комплект. Можно старую.
Некоторое время спустя Оккам вернулся со свертком в руке. Мы пошли прочь в сторону верфи, волоча за собой труп, Оккам показывал путь. Мельница позади нас вспыхнула — это лампа зажгла разлитый спирт. Через мгновение старое строение уже было охвачено огнем. Клубы дыма поднялись в небо, а оранжевые языки пламени охватили деревянную мельницу, ставшую погребальным костром для Ады Лавлейс и факелом, предупреждавшим о грядущей опасности.
«Таймс», 18 июня 1859 года
Ночью 16 июня в районе Лаймхаус молодая женщина, вероятно, проститутка, подверглась нападению вооруженного бритвой неизвестного. Жертва оказала мужественное сопротивление разъяренному безумцу. Во время борьбы нападавший оступился, упал и разбил голову о ступени.
Инспектор Тарлоу из лондонской полиции сообщил, что, возможно, мертвый маньяк был повинен в восьми убийствах женщин, произошедших в городе за последние полтора года. Бритва, обнаруженная на месте преступления, напоминает оружие, которым были совершены эти нераскрытые зверские преступления, после которых тела убитых сбрасывались в Темзу. Пострадавшая отделалась лишь несколькими порезами — корсет спас ее от тяжелых ранений. Инспектор выразил свое удовлетворение по поводу того, что теперь дело будет закрыто. Он отказался назвать имена женщины и нападавшего. Похоже, личность последнего остается пока загадкой даже для полиции.
Клэр очень помогла мне, особенно когда понадобилось привлечь внимание полиции, хотя это было не самое привычное для нее занятие. Покинув мельницу, я вместе с трупом прятался в высокой траве. Оккам пригнал с верфи крытую телегу и ведро с водой. В это время пожар на мельнице уже привлек всеобщее внимание. Пока мы ехали в город, он даже улыбался, когда рассказывал мне, как сторож поверил, будто он собирается потушить пожар с помощью одного ведра воды. Я видел, что это помогает ему отвлечься от переживаний по поводу происшествия с его матерью. Сидя в повозке, я снял с мертвеца пропитанную спиртом одежду и обмыл тело. Убедившись, что полностью избавился от едкого запаха спирта, я облачил покойника в похоронное одеяние, которое принес Оккам.
Мы прибыли к дому Кейт Гамильтон как раз вовремя и помешали Клэр провести ночь с нервным джентльменом, который, как мне показалось, с большим удовольствием отправился домой к жене и детям. Пока мы ехали, я объяснил Клэр, что лежавший в телеге мужчина при жизни был плохим человеком и что она поможет мне избавиться от серьезных неприятностей. Этой информации было достаточно, чтобы заручиться поддержкой моей милой девочки, но при условии, что я оплачу ей упущенную выгоду. По моему указу Оккам сбросил все еще расслабленное тело на ступеньки лестницы рядом с набережной. Быстро осмотрев его, я переложил неуклюже согнутые ноги, после чего не без удовлетворения установил, что полиция вполне могла принять рану, полученную на мельнице, за результат падения. Клэр предложила порезать корсаж своего платья для пущей достоверности, затем мы оставили бритву на земле, где ее и нашла полиция. Порезы были сделаны мастерски, а расходы на покупку нового платья были смехотворной платой за то, чтобы достоверно объяснить причину смерти незнакомца. К тому же это положило конец поискам несуществующего убийцы, которые привели Тарлоу в такую опасную близость от моих дверей. Когда все было готово, я поцеловал свою любовницу, пожелал ей спокойной ночи и пообещал заглянуть в ближайшее время. Не успели мы с Оккамом свернуть за угол, как она издала леденящий душу крик. Без сомнения, девушка была прирожденной актрисой.
Тарлоу появился в больнице на следующий день. Судя по его лицу, за всю предыдущую ночь ему не удалось сомкнуть глаз. После того как я усадил его у себя в кабинете, он начал рассказывать о нападении на проститутку, которой маньяк заявил, что собирается вырезать сердце. Инспектор догадался, что женщина была здоровее и сильнее, чем предыдущие жертвы, поэтому яростная борьба кончилась тем, что нападавший упал и разбил голову о каменную ступеньку.
— Поздравляю вас, инспектор: похоже, вы нашли убийцу. Надеюсь, теперь вы завершите расследование?
— Не совсем, доктор. Кое-что здесь не сходится.
— Что же?
— Проститутка, на которую напали… была одной из девушек, которую я допрашивал в доме Кейт Гамильтон.
Терьер учуял запах крысы.
— И в чем же сложность, инспектор?
— Вы как раз прятались у нее под кроватью, когда я разговаривал с ней.
Бросившись к двери, я схватил пальто и шляпу, словно собирался уйти.
— Клэр! Господи! Вы уверены, что с ней все в порядке? Я должен видеть ее!
Тарлоу откинулся на спинку стула и жестом велел мне подождать.
— С ней все хорошо, доктор. Как я и сказал, она очень сильная женщина. А теперь, пожалуйста, сядьте, мы еще не закончили.
С некоторым сожалением я вернулся на свое место, положив пальто на колени.
— Доктор, — продолжил Тарлоу, снова доставая свой ужасный блокнот, — вам не кажется немного странным, что обезвредить преступника, повинного в серии убийств, в которых — давайте уж начистоту — подозревали вас, удалось женщине, которая состояла с вами в интимных отношениях, пусть она и была профессионалкой?
Я не сразу уловил скрытый подтекст в его вопросе и посмотрел на него с непониманием и удивлением.
