Шел уже второй час ночи, а противник до сих пор никак себя не обнаружил. Все подходы к берегу были забиты войсками. Поэтому мы с Бобом и Фредди, вместе с нашими вестовыми, отправились на поиски берегового офицера, полковника Хили, чтобы получить от него разрешение снять оборону и тоже двигаться в сторону берега. Просочившись сквозь толпы отступающих, которым было настолько всё все равно, что они не оказывали нам никакого сопротивления, мы спустились на берег, однако никого, кто бы отвечал за погрузку, не нашли: полковник Хили некоторое время назад покинул Крит на самолете. Тогда Боб взял ответственность на себя и отдал приказ нерегулярным войскам продираться сквозь толпу и грузиться на корабль. Мой вестовой отнес этот приказ назад, в ущелье. Берег представлял собой небольшую гавань, куда из Сфакии сбегали узкие улочки. Я отстоял группу греческих лодочников, которых австралийцы хотели расстрелять как шпионов. Поскольку других вариантов не было, Боб отдал приказ штабу бригады грузиться, что мы и сделали, разместившись в маленькой моторной лодке. К миноносцу «Низам» мы подплыли около полуночи, и, как только поднялись на борт, «Низам» взял курс на Александрию. Среди офицеров миноносца не было ни одного «участника боевых действий», да и среди матросов их набралось лишь несколько. Нам дали чаю, и мы выпили не один стакан. Ни одного офицера на миноносце мы не видели. В Александрию мы приплыли в пять часов пополудни 1-го июня. Путешествие ничем не запомнилось, мы так устали, что даже брились с трудом. По-моему, на корабле только я один сохранил в неприкосновенности все свои вещи. Единственный предмет обмундирования, от которого я избавился, была стальная каска: вопреки говорившемуся на учениях, никаких иллюзий, будто она сможет спасти мне жизнь, я не питал. <…>
Ноябрь 1941 года Статья. Когда я первый раз находился в отпуске, американский журнал «Лайф» заказал мне статью про десантные войска. Я ответил, что должен для этого получить разрешение, и редактор договорился с Бренданом Бракеном. Я написал про вылазку на Бардию и получил за статью 200 фунтов. Потом, не поставив меня в известность, Питерс продал ее в «Ивнинг стандард». Статью анонсировали; другие газеты пожаловались; Министерство обороны выпустило мою статью в качестве сводки новостей. В ведомстве морской пехоты проявили обеспокоенность, Брендан снял с себя ответственность, и мне влепили выговор.
Декабрь 1941 года Отпуск в Лондоне. Спальных вагонов нет. Поезд переполнен. Переполнен и Лондон; переполнен и мертв. «Клариджес» медленно, но верно приходит в негодность. Вино непотребного качества и по непотребной цене ежедневно разносится из «Савоя». Газеты, как правило, пусты и, как всегда, выходят с опозданием. Новости с Востока угнетают всех – ничего удивительного.
Школа переподготовки командиров рот. Колинтон, понедельник, 5 января – суббота, 7 февраля 1942 года
На курсы переподготовки я ехал с не меньшим удовольствием, чем в отпуск. Колинтон – старый пригород Эдинбурга; двадцать минут на машине. Офицеров расселили по домам с разной степенью удобства. Столуемся все вместе. Находятся курсы в замке Бонэли-Тауэр, доме моего прапрадеда, о чем я догадался, увидев на лестнице кокбернский герб.
Через несколько дней ко мне приехала Лора, и мы жили в основном в Эдинбурге, в отеле «Каледонец», а утром я на такси уезжал в Колинтон. Десять дней прожили, и прожили с комфортом, в доме местной католички миссис Бэри. Продуктов питания и вина в Эдинбурге не хватает. Имеется один симпатичный ресторанчик под названием «Аперитив», но свободный столик там редкость. Старое кафе «Ройяль» было бы превосходным, если бы устрицы там не кончались через час после открытия. На первом этаже «Каледонца» находиться невозможно, однако наверху, в номерах, еще сохранился дух лучших времен.
Поступил на курсы и Майкл Мессер-Беннеттс (теперь – майор), однако он сломал ключицу и попал в госпиталь. Преподавательский состав неподражаем. Руководитель, Бакенен-Смит, в прошлом профессор сельскохозяйственных наук, воображает себя личностью, и не без оснований. В своих лекциях цитирует Декарта и драматизирует войну, опасность, смерть – в той мере, в какой это необходимо. Мой непосредственный инструктор, майор Колфилд, оказался отличным профессионалом. Курс, который мы проходим, ничем не отличается от любого другого: лекции, беготня, демонстрационный ящик с песком и т.д. Ничем, кроме психоанализа. Беспокойство командования вызывает нестабильная психика офицеров, поступающих в армию из школ подготовки офицерского состава. Очень многих из них после потери сознания приходилось отчислять из полков как непригодных к несению боевой службы. А потому, следуя примеру римлян, изучавших «Сивиллины книги» [332] , было решено от полной безысходности обратиться к психологам. А поскольку эти несчастные ни разу в жизни не видели ни одного офицера и не представляли себе, кого им лечить, они набросились на нас, решив, что мы-то им, скорее всего, и нужны. Боюсь, мы совершенно сбили их с толку. Со мной проводил собеседование какой-то неврастеник в форме майора, который попытался приписать мне «фрустрацию на всех стадиях отроческого становления». При этом о сексе не было сказано ни слова: по всей видимости, его предупредили, чтобы этой темы он не касался. Он также ни разу не упомянул религию, и в конце нашей беседы я прочел ему небольшую богословскую лекцию. Больше всего удивило его то, что своих друзей я всегда выбирал очень тщательно и что пью вино, поскольку оно мне нравится («Почти все пьяницы находят вкус спиртного омерзительным»). С нами провели целую серию интеллектуальных тестов – раздали бланки с простенькими, как для школьников младших классов, вопросами, на которые нам надлежало ответить. В другой раз неврастеник принес с собой волшебный фонарь, и по стене заплясали волшебные пятна; от нас требовалось сказать, с какими предметами эти пятна ассоциируются. У большинства из нас эти потуги не вызывали ничего, кроме смеха.
Почти все занятия в той или иной мере касались обороны Британии и к действиям морской пехоты отношения не имели. Были среди нас и слушатели из шотландских полков; шотландцы, как мне показалось, успевали лучше англичан. Какой-то садист учил нас пускать газ.
Вернулся в Стабс, где провел месяц в состоянии тяжелой депрессии. В четвертой роте каждый день происходило нечто, свидетельствующее об упадке боевого духа. Морские пехотинцы мелочны, ленивы, лживы. Мой старший субалтерн Хэнд, юрист из Ланкашира, обрюзг, говорит без умолку. Как-то раз я увидел, что он сам несет свое снаряжение в расположение роты.
– Почему вы не поручите это своему вестовому?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
