Судя по всему, квартира должна быть просто огромной, — подумал Кунз. — Господи, наверное, не меньше, чем Вашингтон-сквер. Не затеряться бы в ней, как в пустыне. Еще придется звать на помощь. Придут полицейские и арестуют меня за попытку ограбления.
Он намеренно забивал себе голову разной чепухой, чтобы унять волнение. За время работы детективом Франциску пришлось побывать таким образом, наверное, в двух десятках квартир, но ни одна из них не располагалась в ТАКОМ доме.
Меня, точно, арестуют, — усмехнулся Кунз, подходя к двери с буквой «Ф». Из портфеля-саквояжа появился набор отмычек. Присев на корточки, детектив тщательно осмотрел косяк. Может быть, где-нибудь натянут «сигнальный волос». Если его повредить, мисс Джексон сразу поймет, что в квартиру заходил кто-то чужой. Волос, действительно, был приклеен в нижнем правом углу, под самой петлей.
Франциск улыбнулся и осторожно поддел его ногтем. Второй, точно такой же, он обнаружил наверху, на уровне вытянутой руки. А вот третий детектив пропустил. Тот оказался слишком хорошо спрятан. Короткий волосок крепился ЗА петлей, совсем чуть-чуть накрывая щель между дверью и косяком.
Закончив осмотр, Кунз принялся подбирать отмычку. Это заняло у него не больше минуты. Отперев замок, он достал потайной фонарик и шагнул в темное спокойствие пустой квартиры.
Сквозь зашторенные окна проникал свет фонарей. Желтые блики лежали на полировке мебели, на дорогом ковре, на светлых стенах, давая вполне приемлемое для глаз освещение.
Первым делом, Кунз прошел по всем комнатам и опустил тяжелые бархатные портьеры, затем зажег везде свет и огляделся. Квартира впечатляла не только размерами, но и обстановкой. Гостиная изобиловала антиквариатом. Стулья и столик, украшенный богатейшей инкрустацией от Жака Рульманна, на полу высокие посеребренные вазы с золотыми кольцами на тонких фарфоровых боках, золотые часы вправлены в черный отполированный мрамор, на стенах — картины. В художниках Франциск разбирался не очень хорошо, но подозревал, что цена их соответствует остальным принадлежностям квартиры.
— Тебе на одну эту комнату не заработать за всю жизнь, Франциск, — подытожил детектив. — Интересные наклонности у мисс Джексон.
Подойдя к резному, инкрустированному золотом комоду, он выдвинул первый ящик и принялся быстро и умело обследовать содержимое…
… Доминика Прицци сжигала ненависть. Это было особое, не похожее на все, что точило его до сегодняшнего дня, чувство. Подобного он не испытывал еще никогда. Холодная и страшная ненависть свила гнездо в голове, словно мерзкий стервятник, от которого пахнет протухшей падалью и кровью. Она не требовала выплеска в рядовой вспышке раздражения, а жаждала смерти конкретного человека. Тяжелое чувство было настолько бескрайним, что перешло в новое качество — спокойствие. Характер Доминика не предполагал этого, однако эмоциональный взрыв, способный выместить такой заряд скопившейся ненависти, должен был быть равным по силе разве что урагану иди цунами. Разум не смог бы выдержать такой нагрузки. Он защищал себя, искусственно снимая серую грязную пену, поднимающуюся в груди Прицци каждую минуту.
Однако Доминик уже не мог думать ни о чем другом. Это была своеобразная форма паранойи. Цель его теперешнего существования заключалась в одном-единственном, безупречном лаконичном и емком слове: убей!
Убей обидчика! Убей врага!
Жажда крови преобладала над остальными чувствами. Она просто затаптывала их в грязь, не давая даже на секунду обрести какие-либо формы, застилая глаза багровой мутной дымкой.
Доминик превратился в сомнамбулу. Он ходил, не осознавая, куда идет, ел, не замечая вкуса, спал и видел во сне лицо врага, покрытое алыми дымящимися брызгами. Два дня, что ему пришлось провести в постели отходя от сердечного приступа, Прицци думал, искал решение мучающего его вопроса. Суть проблемы была в том, что враг казался недосягаемым. Чарли Портено — любимчик отца, Коррадо Прицци, находился в безопасной зоне. Доминик не мог убить его так, как того требовала наброшенная на шею, душащая удавка ненависти. Объявить всему миру о смерти Чарли, а затем собственноручно ударить его ножом в живот и выпустить ублюдочные кишки — вот чего хотел Доминик. Смерти медленной и мучительной. Чтобы Портено корчился у ног, а он лупил бы ногой в ненавистную окровавленную рожу, пока она не превратилась бы в безобразное распухшее ало-черное месиво. И чтобы этот ублюдочный выкормыш взывал о пощаде, а Доминик смеялся бы победно. И чтобы гов…к Энджело видел все. И чтобы ему было так же больно, как было больно Мейроуз.
Ее лицо — лицо раздавленного горем человека — жгло Прицци, как раскаленное добела тавро. Пусть Чарли вспомнит о ней за мгновение до смерти и подумает о том, что сделал.
Но это мечты, которым не дано осуществиться. Доминик знал: ему не позволят отомстить Портено открыто. Коррадо станет на защиту крестника. Остается лишь один выход: нанять киллера. За любые деньги, но такого, чтобы уверенность в смерти кровника вновь наполнила спокойствием сердце. Еще не вставая с кровати, навалившись широкой спиной на пуховые подушки, Доминик обзвонил кое-кого из своих знакомых, могущих предоставить сведения определенного рода. Он нашел троих исполнителей высокого класса. Точнее, их телефоны. Еще день понадобился, чтобы установить: один из них, вероятно, уверившись в собственной неуязвимости, слишком неосторожно вскрыл полученную по почте посылку. Пылающий дом тушили в течение суток, а осколки кирпича, стекла и черепицы находили в радиусе трехсот ярдов. Второй в данный момент находился в
Европе, на отдыхе после очередного успешного задания. Третьего просто не оказалось дома, но, к немалому облегчению Доминика, ответил автосекретарь, и он попросил исполнителя позвонить по своему номеру телефона в течение следующего дня, для подтверждения того, что информация принята. Звонок прозвучал вечером, около десяти. Человек на том конце провода сообщил, что знает о звонке, и попросил связаться по известному номеру и сообщить, где и в какое время они могли бы встретиться, дабы выяснить условия контракта. Только звонить желательно с другого телефона.
Доминик даже почувствовал себя лучше. Он спустился в гостиную и с аппетитом съел бифштекс, запив его стаканчиком апельсинового сока, и выкурил половину сигареты «Бенсом энд Ходжес».
На следующее утро Доминик оделся и вышел из дома. Пройдя два квартала, он заметил закрытую телефонную будку. Набрав нужный номер и услышав механический голос автосекретаря, Прицци просипел:
— Я хотел бы увидеться с вами завтра в Бруклине на променаде. В семь часов вечера жду вас на набережной Мерайн-парк. На мне будет серый плащ, в руках журнал «Попьюлар мешинз». По самым высоким ставкам.
Сказав ото, Доминик осторожно повесил трубку на рычаг, словно боялся, что от слишком резкого движения его опять скрутит острая боль в груди. Но ничего не произошло, и он, выйдя из будки, медленно зашагал в сторону дома, с наслаждением вдыхая свежий утренний воздух и поглядывая на проносившиеся мимо автомобили. Пройдя по Фултон-стрит до магазина одежды «Абрахам энд Страусс», Доминик свернул на Атлантик-авеню и направился к Кросс-Бей, то и дело посматривая на свое отражение в витринах экзотических ресторанов и магазинов…
… Франциску Кунзу расследование всегда напоминало катание на «Русских горках». Сперва медленно ползешь вверх — строишь версии, занимаешься поиском доказательств и дополнительной информации, а затем, отыскав зацепку, с головокружительной скоростью падаешь вниз. Ухватив ниточки за кончик, детектив начинал наматывать их на костяк своих догадок. События развивались стремительно, как снежный ком. Время летело умопомрачительно быстро. Франциск покидал дом утром и возвращался за полночь, даже не замечая, когда вечер успевал сменить день. Обыск в квартире Лайзы Джексон дал ему столько фактов, что Кунз даже усомнился в том, по правильному ли адресу он попал. Во-первых, в стенном шкафу за поддельной панелью одного из ящиков детектив обнаружил двенадцать сертификатов на очень крупные суммы. Все они были оформлены на предъявителя. У Франциска не возникло ни капли сомнения относительно того, почему на них не стоит имя владелицы. Учитывая, что банки, выдавшие сертификаты, принадлежали к разряду очень крупных, например: «Чейз Ман-хеттен», «Кемикл», «Ситикорп инкорпорейтед» в Нью-Йорке; «Первый общегосударственный бэнкорп» в Лос-Анджелесе, «Флорида Нэшнл» в Джексонвилле, «Мерин Мидленд» в Баффало и «Меллон» в Питсбурге, а также несколько довольно крупных в Вашингтоне, Сан-Франциско и Майами, — и имели филиалы по всей стране и за рубежом, Кунз вполне справедливо предположил, что мисс Джексон предусмотрительно страховалась на случай в-незапного бегства. Сумма по сертификатам превышала четыре миллиона долларов и вполне могла обеспечить их владельцу безбедное существование в течение долгого времени.
