густо! — но солдат грубо оттолкнул его. Алексей Никитич неторопливо отвел руку, чтобы разом пришить солдата к земле, но тот отскочил в сторону, повинуясь резкой команде: подъехал на мотоцикле офицер — голос и взгляд властные, между отворотами мундира крест. Офицер испытующе взглянул на Алексея Никитича и направился к солдатам, сгрудившимся на берегу. Алексей Никитич тоже подошел ближе.
На земле лежал окровавленный старшина. Тут же валялся пулемет и автомат. Ленты и магазины были пусты — старшина стрелял до последнего патрона.
— Вот это по-нашему… — Алексей Никитич склонился над неподвижным телом. — Петр, подъезжай ближе. Жив…
Солдаты расступались перед ним, когда он нес тяжелораненого к телеге.
— Ничего, ничего, — гудел. — Бывает…
Подошел офицер, рукой в перчатке извлек из нагрудного кармана старшины красноармейскую книжку, быстро перелистал ее, небрежно бросил на телегу и уехал, что-то приказав солдатам.
«Видный немец… — подумал Алексей Никитич, перевязывая раненого. Одна пуля зацепила голову, другая — грудь, третья пробила бедро. — Досталось тебе, парень, но и им от тебя тоже досталось…»
Телега миновала изуродованные взрывами орудия.
— Где могилу рыть будем? — спросил Петька.
— Туда пусть сносят…
— Бать, иди сюда! Смотри — рыжий, за мясом приходил, и дядя Семен! Алешка Лобов и Семен Карпов лежали рядом, будто спали. «Вот она, сила-то… — Алексей Никитич сглотнул горький ком. — Жизни свои положили…»
— Чего рты пораскрывали? — прикрикнул на женщин. — Хоронить надо… Петр, документы собери, все собери, что найдешь. И бинты!..
Начали копать братскую могилу.
Будут отныне вечно неразлучны Семен Карпов и Алешка Лобов, два красноармейца, два хороших человека, которым жить бы еще и жить.
— Бать…
Рассердился было Алексей Никитич, увидев у сына пистолет, да сдержался: время сейчас такое, куда без оружия-то…
— Дай сюда. Сам чтоб больше в руки не брал. Патроны ищи да ни гугу…
Он завернул пистолет в обрывки чьей-то гимнастерки, сунул под сено, где уже лежал наган старшины. Пригодится…
* * *
Обратный путь был долог и утомителен. Только упорство Алексея Никитича, находчивость Петьки и забота Любови Тарасовны спасли Вышегору жизнь. А был он так плох, что приходилось по несколько дней задерживаться на хуторах. Тогда учительница выдавала его за своего мужа, раненного на переправе.
В пути удалось встретиться с врачом, раздобыть бинты, йод и стрептоцид.
— Вот так, парень. — закончил свой рассказ Алексей Никитич. Пока он говорил, старшина лежал с закрытыми глазами. Лишь когда Алексей Никитич замолчал, Вышегор пошевелился:
— Покурить…
— Кури… Вот и Лена идет.
7
СМЕШНОЙ МИША ПЕТРОВ
Около клуба Миша Петров встретил Шуру Крылову.
— В кино? — обрадовался Миша.
— Билет не достанешь…
— Ты на первый сеанс? Я тоже!
За лето Шура заметно вытянулась и ростом почти догнала Мишу. С Мишей она держалась непринужденно, в своей простоте и откровенности он был немного смешон. Она улыбнулась, видя и его готовность помочь ей, и растерянность: у кассы волновался такой плотный клубок тел, что и нечего было надеяться попасть на «Александр Невский».
Но у смешного невысокого Миши было храброе рыцарское сердце, а его маленькая дама желала получить билет на первый сеанс, и Миша подступил ближе к очереди, еще не зная, с чего начать. Надежды на успех было мало, но он заметил недалеко от кассы Леню Николаева — в одном цехе работали! — и с превеликим трудом передал ему деньги на два билета.
Шура сияла от радости, что билеты у них есть.
— Ой, у тебя пуговица оторвалась! Сколько у нас времени? Двадцать минут? Пойдем быстрее к нам, я пришью.
Миша приглаживал взлохмаченные волосы и тоже улыбался. Оторванную в очереди пуговицу он не принимал всерьез.
— Мать во вторую? А я свободный, в субботу меня в кино отпускают, у нас такой уговор.
— Больше всего не люблю, когда мама работает во вторую смену, — весь вечер одна. В третью и то лучше: я пораньше усну и до утра не просыпаюсь, а утром мама приходит.
— Женя пишет?
— Как последний раз написал, что их на новое место переводят, не на фронт, и больше от него ничего нет, уже третий месяц. А мы с мамой думаем, что их на фронт послали. Он так написал, чтобы мы не беспокоились. Наверное, писать-то нельзя, Шур, — предположил Миша, — они ведь в немецкий тыл полетели.
— А там страшно?
— Не знаю… Пойдем, пора. Ты смотрела это кино?
— Смотрела, с Женей.
После кино Миша проводил Шуру до дома.
— Одна-то привыкла?
— Ничего, скучно только. Сейчас везде включу свет и буду ждать маму. Барсика найти бы, с ним лучше. А завтра маме выходной дали, весь день будем вместе. Позавтракаем, потом дрова попилим, потом…
— Я вам помогу!
— Правда? Вот хорошо! — обрадовалась Шура, но тут же передумала. — Не надо, эти дрова тонкие.
— Все равно пилить-то. А вот и Барсик.
Кот степенно вышел из подъезда, узнал Шуру, потерся о ее ноги.
— Нагулялся, бродяжка, — упрекнула Шура, взяла кота на руки. — Мы пойдем, до свидания.
Миша тоже пошел домой. Хороший выдался вечер: билеты достал, и с Шурой интересно, не смотри что маленькая…
По пути Миша заглянул на станцию — нет ли каких разгрузочных работ. К зиме надо матери валенки купить да и ему самому тоже не мешало бы: минувшей зимой намерзся в ботинках.
Только что прибыл московский поезд, и навстречу Мише повалили пассажиры. В сутолоке Миша столкнулся с Пашей Карасевым, приехавшим в Покровку на выходной день.
— Подожди, я быстро! — Миша поспешил к дежурному, а Паша выбрался в сторону из толпы. — Все в порядке! — Мише сегодня везло: и работа подходящая есть. Он поговорит с Пашей, сбегает домой поужинать, оттуда опять на станцию и еще завтра поработает…
По дороге Паша рассказывал о лекциях, о семинарах, о математике и только у переезда, где они должны были расстаться, притих, выговорился. Миша сообщил:
— Костя в армии, письмо прислал.
— Ну как он… там? — неуверенно спросил Паша.
— Он в Елисеевке, в Горьковской области.
Миша хотел добавить, что Женя Крылов не пишет третий месяц, что сам Миша был сегодня в кино вместе с Шурой и что завтра он поможет Крыловым пилить дрова. Но он неожиданно почувствовал, что им с Пашей не о чем больше говорить, и промолчал. А то, о чем они могли говорить друг с другом, мелко как-то, бесцветно и в одинаковой мере обоих не волновало.
— Ну, я пойду, — сказал он и повернул в свою сторону.
* * *
Мать открыла входную дверь, прошла в коридор. Всюду горел свет. Шура в платье спала на диване, рядом с ней
