здесь сама.
Тоскливое чувство облачком окутало Лиду: кто же она здесь? Вещь, которую можно внести и вынести?
— Осложнений не будет, Грошов. Следы моего временного пребывания здесь ликвидированы. Надеюсь, я свободна? — она не верила сейчас ни ему, ни себе.
— С чего бы ты это нахохлилась?
Она не ответила. «Кажется, я запуталась», — подумала в растерянности и пошла к выходу. Левка торопливо загремел замками, почувствовав неладное. На улице он бойко заговорил, стараясь скрыть свое раздражение, но Лида молчала, и его словесный пыл угас. «А все-таки с ней слишком много хлопот», — мстительно заключил он.
* * *
В середине недели Лида приехала домой.
— Что-нибудь не так? — забеспокоилась мать.
— Немного устала…
— А как же занятия?
— Ничего, я все улажу. От папы и Сережки — ничего?
— Ничего…
Они опять погоревали вдвоем, а Лида уж и не знала, о чем плакала, — об отце с братом или о своей незадачливой жизни. Но слезы лечат — женщины успокаивались: нет вестей, зато есть надежда. Не может человек пропасть невесть куда!..
Днем Лида решила пройтись по улицам. Здесь, в Покровке, она родилась, выросла и жила без забот.
Она не спеша направилась к школе. Хорошее было время — вернуть бы назад, начать все иначе… «Но зачем же все? — возражало ее второе «я». — Ты напрасно ропщешь на судьбу — не так уж у тебя все плохо». «Может быть, и неплохо, — защищалась Лида, — но не так, как надо». «А кто знает, как надо? Каждый делает, что может и что хочет, ты тоже поступила, как хотела. Разве тебе этого мало?» «Да, конечно, — соглашалась она, это не так уж мало…» «И ты никому не причинила зла! — наступал на нее самоуверенный голос. — А как ты ведешь себя — никого не касается!» «Зла не причинила, это так, но и хорошего ничего не сделала. И неправда, что мое поведение никого не касается! Мамы касается, отца с братом, Кости, Жени Крылова, Саши Лагина… Иначе не боялась бы огласки. Перед людьми совестно. Хорошо еще, что обошлось без последствий…» «Ладно, пусть так, ну а институт в чем виноват?» «Не знаю, что-то в моей жизни не сложилось. И поговорить не с кем — всякий осудит…»
И тут в женщине, идущей навстречу, Лида узнала мать Саши Лагина. Первым побуждением Лиды было повернуть в переулок, но она пересилила себя.
— Здравствуйте…
— Здравствуй, Лида.
— Скажите, а Саша… на фронте?
— Да. Недавно прислал письмо. Он в Сталинграде.
— А Женя Крылов?
— О Жене, к сожалению, ничего не известно с тех пор, как их часть прибыла на фронт.
— У нас папа пропал без вести, и брат давно не пишет.
— Девочка ты моя, кому сейчас хорошо? — вздохнула тетя Лиза.
Ее слова смутили Лиду: она-то знала, кому сейчас хорошо, хотя идет война. Еще недавно и ей самой не было никакого дела до таких людей, как тетя Лиза. А теперь это недавнее колом застряло у нее в груди. Лида расплакалась — от обиды, от жалости к себе. Тетя Лиза усадила ее на скамью.
— Не надо, чтобы видели. Лучше расскажи мне… о своей беде.
В самом деле, а почему бы не снять с себя гнетущую тяжесть — не рассказать этой хорошей женщине, как восемнадцатилетняя Лидина жизнь зашла в тупик? Но тогда стали бы известны ее отношения с Грошовым…
— Нет, тетя Лиза, у каждого… своя беда. А моя… пройдет.
— Ты права. Но если тебе придется принимать какое-нибудь важное решение, не торопись, подумай хорошенько.
— Я вас… не очень понимаю, — краска залила Лидино лицо.
— Я просто так. Мне хочется, чтобы у вас были счастливые судьбы. — Тетя Лиза поцеловала Лиду. — Это за всех. Не падай духом, девочка.
Они расстались. Эта встреча обрадовала и успокоила Лиду. Теперь ей легче будет тронуться с места, хотя она и не решила куда. В институт? Он тоже отдалился от нее, как Левка Грошов. Костя был прав: институт — не главное, куда важнее стать на ноги, обрести уважение к себе.
У клуба, как всегда, волновалась очередь за билетами в кино. Лиде не хотелось сейчас встретить кого-либо из знакомых, она повернула по тротуару. Навстречу шли рабочие, окончившие первую смену. Неожиданно Лида увидела среди них Мишу Петрова. Он тоже заметил ее.
В школе Лида не обращала на Мишу внимании, будто его вообще не существовало, а теперь она смотрела на него с удивлением и завистью: от робкого паренька, каким знала его, не осталось ничего. Он был спокоен и уверен в себе.
— К нам идешь поступать? — заулыбался Миша.
Она отметила его «к нам» — в школе он так не сказал бы.
— Нет. Ты изменился.
— А то давай на завод! Учиться потом будем, успеем еще!
— Может быть, ты и прав. Ты вот нашел себя, а я еще… нет.
Кто бы предположил, что через несколько месяцев после окончания школы Лида Суслина позавидует своему бывшему однокласснику Петрову! Миша, конечно, не понял, что она имела в виду, но почувствовал, что тут следовало помочь.
— Иди в наш цех — увидишь, все будет хорошо!
— Подумаю. Ну, что нового? Костя… пишет? Он где?
— В Елисеевке, в Горьковской области. Да, тебе ведь от него привет!
— Спасибо.
— Передавай, пишет, нашим — кого увидишь, — привет.
— А-а.
— Пашу призвали в армию, о Грошове ты, наверное, знаешь.
— Почему ты… так думаешь?
— Видел вас на станции.
— А-а. Ну, я пойду, до свидания.
У нее опять было тяжело на сердце. Может быть, вернуться в Москву? Не так уж все плохо. «Нет, плохо!.. — тут же остановила себя. — Ты совсем скисла, ты хочешь и Грошова сохранить, и чтобы все было иначе! Возвращайся — наберешься еще больше грязи!» «На Грошове свет клином не сошелся, есть институт!» — возразила себе и снова решительно отвергла это возражение: «От себя самой и институт не защитит!..»
Лида Суслина еще не знала, как ей быть, но она чувствовала, что больше нельзя жить так, как она до сих пор жила.
Утром мать и дочь ждала радость: письмо от отца. Отец нашелся! Он был в немецком тылу и, наконец, сумел перейти через линию фронта.
Они всплакнули — теперь от радости, и Лида подумала, что счастье и несчастье сейчас зависели от тех, кто на фронте. В эти минуты она приняла окончательное решение стать в общий строй — пойти в армию. «Глупая! — осуждала себя. — Я придавала значение каким-то материальным выгодам — из-за них ведь и сошлась с Грошовым! — считала их главным, а главное-то —
