— Нико, — вздохнул профессор. — Я не знаю, за кого ты меня приняла-догадалась. Но я не он.
— Мой извечный друг, — мягко улыбнулась бабушка Нико, и профессор сквозь морщины внезапно увидел ту юную красотку, которая поразила его когда-то в плавнях. — Плавни действительно в сердце моем. Да хранит тебя тайна. Тайна — и я. Чем ни займется мой извечный друг, последую покорно.
— Ох и загадка ты, Нико, — хыкнул профессор. — И всегда такой была. А займусь я… новый мир — новые возможности, Нико. А я так устал убивать. Хорошо, что назад дороги нет, пока что нет. Жить в мире хочу, ни о чем больше не мечтаю! А займусь я проверкой теории некоего Яна Хэка — знаешь его? Утверждал он когда-то, что без убийц Аспанбека не выжить цивилизации. Но жил-то он на Арктуре и слаще мира не видал. И вот передо мной новый мир, и ох как много к нему вопросов! Есть здесь убийцы Аспанбека — или нет их совсем? Как думаешь, Загадка Нико? Ответ — он и на Арктуре ох как откликнется, важней нет для меня работы!
— Думаю, идти надо, Хэк-не Хэк! Да куда подальше идти. А то вот-вот догонит талантливый администратор Мэй Мао да как начнет руководить! И кончатся твои исследования, не начавшись. День — он длинный, но у бродяг много дел, дня не хватает. Ночлег найти — важное дело, очень сложное. Еще — дюньгу для пропитания. Для пропитания и для исследований. Или для работы только ум нужен, такой, как у профессора Хэй Сина?
Профессор усмехнулся, согласно свел пальцы и зашагал по дороге-прогулялке. Он успел сделать несколько шагов. Привычно отметил, как отстала бабушка Нико, совсем как профессиональная телохранительница. Или как убийца. Успел осознать странность фактов — а сложить не успел. Хорошо стреляла глава службы собственной безопасности профсоюзов, метко и быстро. Мир качнулся и завалился набок. И погас.
Бабушка Нико постояла над телом. Вытерла слезы.
— Старый осторожный Хэй Син. Плотно держал под прицелом, шевелиться боялась. Но вот упустил — и выстрелила. Пфух — и нет профессора. Не о тебе плачу — о мечте юности. Разбила ее вот только что. Думала, Ян Хэк — свет и пламя! Думала, он — смелость и воля, и голос народа! Думала, он — как Руфес сам! Боготворила Яна Хэка, даже любила его. А оказался — выдумка. Так больно. Хэй Син, ты не Ян Хэк. Ян Хэк — он бы не сдался, он бы и в мире ином орден возродил! Кошка Мэй больше на Яна Хэка похожа! А ты — ты усталый профессор, ты жить хочешь мирно, факты складывать…не бывать тому! Ян Хэк — свет и пламя, им и останется! Песенки его останутся, ученики! А тебе лежать на прогулялке безвестным, мирно, как и мечтал. Никто не посмотрит, не подойдет. Скажут — валяется бомж, еще скажут — пьяный лежит, а больше ничего не скажут. И останутся тайны Нико лишь ее тайнами. Умный профессор, мудрый даже, а ошибся. Не всех принимают плавни. А если ошиблась Нико, и ты тот, про кого подумала с надеждой, то смерть тебе не страшна, полезна даже. Тот, про кого подумала — он смерти неподвластен. Как и Загадка Нико.
Она вздохнула, оглядела холодными узкими глазами улицу. И пошла легким шагом обратно. Если плавни в сердце, всегда понятно, куда идти. В единстве сила, так Руфес говорил! Значит, надо найти братьев. И восстановить орден. Так просто все. Мэй Мао — талантливый администратор, она справится. Когда не мешает старый трусливый профессор — справится точно. А бабушка Нико будет рядом, грозной тенью, зубами плавней, судьей и палачом, и тайной правительницей ордена. И если ослабнет Мэй Мао…
Простой абориген, непростые дела
… Толстяк Мень как упал, так и лежал неподъемной тушей. И надо было что-то делать. А он стоял. Не потому что тупил, а скорее наоборот — слишком много мыслей. Одна, острая и болезненная — с чего это по родной земле гуляют с автоматами бойцы китаянки Тан?! Или она тогда не китаянка, а… а кто? И откуда она берется, ночная девочка с побрякушками на груди? Она, и бойцы ее, и вот еще Толстяк Мень — куда он уходил и откуда вернулся? Боец сказал — пуля в сердце. Серьезно сказал и деловито, как ему не поверить. А поверить — возникает вопрос: вот Толстяк Мень с пулей в сердце — как? Говорил только что, ходил даже… как? Сказал — имплант. А разве такие бывают? Или в Китае бывает все?
Стукнула дверь.
— Разрешения спрашивать надо! — зло сказал он, не оборачиваясь. — Задолбали китайцы, приветил на свою голову!
Робкая Весна стремительно пробежала мимо и упала на колени перед здоровяком.
— Ты дурак! Не стоит любовь императорского пилота твоей жизни! Жизнь Меня — драгоценный цветок! А таких, как Робкая Весна, много, еще найдешь себе по сердцу! Вставай, дурак!
— Кстати о сердце, — разозлился он. — Боец госпожи Тан сказал, у Меня пуля в сердце. И что-то я ему верю. Так что твои крики…
Нюйка подскочила, словно ее пнули сзади.
— Что стоишь, лоботомник? — зашипела она. — Или не знаешь, что пуля в сердце — очень-очень больно? Лечить Меня надо, быстро-быстро лечить! Есть у вас где Меня лечить?
— А не хоронить? — прищурился он. — И я — не лоботомник. Поняла?
Робкая Весна вспыхнула дикой злостью, словно готовясь кинуться в драку — и вдруг погасла.
— Виновата вся, — пробормотала она. — За дурачка моего боюсь, от страха за словами не слежу. Прости Робкую Весну. Лоботомник — господарское ругательство, очень-очень плохое, очень несправедливое. Лоботомников две эпохи как не делают, в плавнях — не делают точно. Помоги Меня лечить, очень благодарна будет Робкая Весна, проси у Робкой Весны чего хочешь тогда.
— И любви у Робкой Весны просить можно будет? — ляпнул он, сбитый с толку сообщением, что лоботомников, оказывается, две эпохи как не делают. Уже. А он и не знал.
С другой стороны, когда стоит перед тобой крохотуля-красотка, изумрудные глаза горят от волнения, упругая грудь вздымается под облегающей тканью — вот как не ляпнуть необдуманно? И мысли о лоботомниках не очень-то помогают, глаза ведь не оторвать от…
Нюйка опустилась перед здоровяком, пальцами показала, чтоб помог перевернуть на спину. Тело оказалось ожидаемо тяжеленным, тягучим и непослушным, еле справились.
— Просить можно, и не откажет благодарная Робкая Весна, — сказала нюйка спокойно. — Только Мень тебя потом убьет. Даже выздоравливать не станет, на импланте убьет. Любовь нюйки вымогать — зло, нарушение законов Аркана самого. Но просить — можешь, почему нет?
И она осторожно отвела руку здоровяка от раны. Кровь не текла.
— Укупорка, — облегченно вздохнула она. — Хороший боец у госпожи Тан, отличный даже. На само сердце укупорку поставил, не побоялся!
Она легко поднялась. У него получилось гораздо медленнее, и колени чуть слышно хрустнули. Проклятая работа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
