Перспективы демократических сил на предстоящих выборах не выглядят блестящими. До 4 октября в России существовало осознанное обществом двоевластие, а значит, президент, правительство лишь в ограниченной мере отвечали за ситуацию. Теперь двоевластие ликвидировано, ссылаться на него как на оправдывающее обстоятельство не приходится. Между тем, заложенная еще весной и летом 1993 года бомба экономической политики правительства, политики щедрых обещаний и фактического недофинансирования, к осени уже взорвалась. Невыполненные государственные обязательства в оплате военных заказов, расчетов за сданное зерно, гарантированные и не введенные субсидии, задержки в оплате труда врачей, учителей, выдаче денежного содержания личному составу армии и флота уже стали острейшей политической проблемой.
Причем оправдываться правительству просто невозможно: ведь это действительно нечестно – пообещать и не сделать. Выполнить же в полном объеме пустые обещания, которые щедро понадавали в предшествующие месяцы, – значит, подорвать российскую экономику, ее денежную систему, встать на путь финансового развала, результаты которого именно в эти месяцы особенно ярко проявляются у наших ближних соседей – на Украине, в Белоруссии, Казахстане.
Несмотря на мужественное сопротивление министра финансов Б.Федорова, избыточные, превышающие возможности российской экономики деньги все же текут в аграрный сектор, поддерживая на плаву заведомо убыточные, нежизнеспособные предприятия.
В экономике каждой страны существует так называемая лаговая зависимость – временной промежуток, разделяющий момент или период, в который государство резко увеличивает находящуюся в обращении денежную массу, и начало соответствующего повышения темпов инфляции. Когда мы приступали к реформам, о длительности этого временного лага для России в ее специфических тогдашних условиях можно было лишь догадываться. Теперь, осенью 1993 года, цифра определилась достаточно четко – 5 месяцев. С таким же отставанием по времени происходит и обратное явление: ужесточение денежной политики скажется на снижении инфляции лишь 4-5 месяцев спустя. Отсюда ясно: та жесткая экономия государственных расходов, к которой правительство, видя реальную угрозу гиперинфляции, вернулось с сентября-октября 1993 года, реального влияния на сдерживание роста цен до февраля следующего года оказать не успеет. А выборы назначены на 12 декабря.
Если нет моральных ограничений, если главная цель – власть и эта цель оправдывает средства, создать экономическую базу для обеспечения победы на выборах не составляет особой сложности. Достаточно было именно теперь, когда оппозиция сокрушена, резко взвинтить объемы кредитования бюджета Центральным банком, разом расплатиться со всеми долгами, убедительно, на уровне, понятном каждой семье, показать, каким добрым, щедрым и любвеобильным может быть окрепшее правительство, если оппозиция не ставит ему палки в колеса. Ну, а платить по счетам всплеском инфляции можно потом, когда выборы выиграны…
Такое для себя исключаю сразу. На мой взгляд, это просто бесчестно по отношению к стране. Да и к тому же жизнь не кончается в декабре 1993-го. Как потом расхлебывать последствия финансовых авантюр? Но уже созданная проблема невыполненных обязательств действительно серьезна и легких решений не имеет. Единственно осмысленное, что в этой ситуации нужно делать, это немедленно прекратить дальнейшую раздачу авансов и обещаний, сократить поток государственных обязательств. Все ресурсы текущих налоговых поступлений должны быть сосредоточены на возвращении первоочередных долгов.
Правительство принимает решение об отмене хлебных дотаций, прекращении выдачи предельно обременительных для бюджета льготных кредитов, отказе от индексации государственных капиталовложений на IV квартал, о начале поэтапного повышения платы за жилье, о пересмотре принятых в 1993 году федеральных программ, концентрируя скудные ресурсы лишь на том абсолютно необходимом, что посильно бюджету.
Направление – единственно верное. Но я быстро убеждаюсь, что в изменившемся составе правительства мои возможности эффективно проводить такую политику весьма ограниченны. Наглядное свидетельство тому – история с дотациями на комбикорма. Еще летом, выбив из правительства закупочные цены на зерно, заметно превышающие биржевые, аграрное лобби без тени смущения занялось добычей бюджетных дотаций сельхозпредприятиям, которые это дорогое зерно используют для комбикормов. Логика восхитительная: сначала заплатите мне из бюджета поднебесные цены за зерно, а потом добавьте еще, так как это зерно дороговато. Правительство тогда дрогнуло, обещало платить, но, за недостатком денег в бюджете, платить так и не начало.
Твердо убежденный, что если уж явно денег на это не будет, то нужно так прямо и сказать, я сразу поставил этот вопрос и провел решение об официальной ликвидации невыполненных дотаций на комбикорма. Но буквально на следующий день это решение В.Черномырдин отменил, пустые обязательства были пролонгированы.
Все шло чрезвычайно трудно. Поистине предстояло разгребать Авгиевы конюшни. Готовые, давно назревшие, опоздавшие по меньшей мере на полгода документы по либерализации внешнеэкономической деятельности, сокращению круга квотируемых товаров, снижению экспортных пошлин, защите прав акционеров, жилищной реформе лежали в аппарате без движения. Снова и снова убеждался, что заметно изменившийся, безмерно разбухший за минувший год аппарат правительства аморфен, недееспособен. Только если лично заниматься каждым из нормативных актов, не выпускать их из рук при визитах к премьеру, можно добиться хоть какого-то результата. Иначе все как в песок – бесследно.
Заметно изменился стиль работы, вновь возобладала знакомая по прежним годам помпезность, монументальность. В 1992 году я был твердо убежден – обязанное вместе со страной переживать тяжелый кризис правительство не может позволить себе никаких излишеств. Только в этом случае оно обретает моральное право проводить жесткие, социально конфликтные меры. Я всегда был готов предложить любому проверить расходную роспись Минфина и подсказать нам – от чего мы еще можем, а следовательно, должны отказаться.
Конечно, скромность нельзя доводить до глупости. Премьер, отправляющийся на работу в трамвае, – может, такое и хорошо для предвыборной пропаганды, но непозволительная роскошь для страны. Весь вопрос в разумности меры, поэтому, слыша то и дело возникавшие предложения о закупке "мерседесов", о запуске в производство серии новых роскошных машин для руководства, которые в народе прозвали "членовозами", категорически их отклонял. Когда в 1992 году вопрос о массовой закупке "мерседесов" для членов правительства поставила служба охраны, я ответил: президент у нас один, все, что надо для его безопасности, – пожалуйста. Но сам я ездил и езжу на "Волге", другим руководителям ничто не мешает следовать этому примеру. Постепенно начал замечать, что такая позиция вызывает раздражение. Допускаю, что многое делалось вовсе не из страсти к роскоши и не из-за нескромности, возможно, кто-то, по российской традиции, считал, что именно таким путем вызывается "уважение" к власти. Но мне это было явно не по душе. Подобный же перебор проявился, кстати, и в истории с обустройством Белого дома, и в проекте строительства нового здания парламента. Период, когда скромность правительства считалась нормой, отошел в прошлое.
Видно и то, как изменилась в последнее время обстановка вокруг Б.Ельцина. В 1992 году, когда я возглавлял правительство, вмешательство какого-нибудь Коржакова или Барсукова в экономическую политику было вообще за гранью мыслимого. Они воспринимались исключительно как охранники. Теперь же факт их резко возросшего влияния – секрет Полишинеля. Вместо четкой и последовательной линии на равные правила игры, унификации налогового и таможенного режима имеем теперь, после октября 1993 года, поток странноватых решений об индивидуальных льготах. Определенный крен в сторону коррумпированного, бюрократического капитализма, с его тесно переплетенными собственностью и властью. А моего влияния и возможностей явно не хватает, чтобы все это остановить.
Вот так и вышло, что вскоре после того, как смолк октябрьский грохот танковой канонады и стало ясно, что политическая ситуация стабилизировалась, я начал задумываться, насколько продолжительной и полезной может быть моя работа в правительстве по "второму призыву".
Тем временем усилия по сокращению ничем не обеспеченных государственных обязательств, регулированию бюджетного кризиса начали приносить результаты. Среднемесячные темпы роста денежной массы в октябре-декабре составили около 10 процентов. Значит, весной 1994 года должны будут опуститься до этого уровня и месячные темпы инфляции. Конечно, по стандартам устойчивых рыночных экономик это еще слишком большая цифра, однако угроза гиперинфляции все же осталась позади.
