Офицерские десятки, готовые в случае нужды взять оружие в руки, уже строятся возле памятника Юрию Долгорукому. Но это – на крайний случай. Крепко надеюсь, что оружие не понадобится. Толпа напоминает ту, в которой стоял в августе 1991 года, заслоняя Белый дом. Те же глаза. Добрые, интеллигентные лица. Но, пожалуй, настроение еще более суровое, напряженное. Где-то среди них мой отец, брат, племянник. Наверняка знаю, здесь множество друзей, соратников, однокашников.
Выступаю перед собравшимися, сообщаю, что от "Останкино" боевики отброшены. Призываю оставаться на месте не рассредотачиваясь, начать формирование дружин, быть готовыми при необходимости поддержать верные президенту силы.
Главный вход в Моссовет закрыт. С трудом, в обход, перелезая через баррикады, пробираемся в здание. Еще недавно его частично контролировала оппозиция. Группа депутатов Моссовета пыталась организовать здесь один из ее штабов, но теперь здание очищено людьми Ю.Лужкова. Сам он оживлен, возбужден, даже весел. Прошу Мурашева наладить связь между нашими дружинниками и милицией. Созваниваюсь с В.Черномырдиным, рассказываю об обстановке в центре столицы, спрашиваю, что известно о подходе войск. В целом картина неопределенно-тягучая, но порыв оппозиции, кажется, начинает выдыхаться.
Еще раз выступаю у Моссовета и на машине – к Спасской башне. Там еще одно место сбора. Из окна машины вижу, как пробудилась, преобразилась Москва. Множество народа, полыхают костры, кое-где звучат песни, видны шеренги дружин. Собравшись вместе, люди ощутили свою силу, почувствовали уверенность.
У Спасской башни на Красной площади, где люди собрались по своей собственной инициативе, настроение более тревожное, плохо с организацией. Ко мне подходит военный, представляется полковником в отставке, просит указаний, помощи. Там, у Моссовета, – сплочение. Здесь – пожалуй, наше уязвимое место.
…У меня в кабинете А.Чубайс, Б.Салтыков, Э.Памфилова, С.Васильев, А.Улюкаев и многие другие. Жадно расспрашиваю их, какие новости, что произошло в мое отсутствие. Информации до обидного мало. Прошу министров отправиться на митинги, выступить, поддержать боевое настроение москвичей. Вообще, одна такая ночь может выявить людей лучше, чем долгие годы. Кое-кто из наших неожиданно впал в панику, сбежал. Но остальные вели себя спокойно и даже мужественно. Например, Василий Васильевич Барчук, председатель правления Пенсионного фонда, немолодой, с больным сердцем. В вечер, когда замолкло "Останкино", примчался ко мне с дачи, в свитере, готовый сделать все, что необходимо.
Около полуночи ситуация в городе наконец начала меняться. Иллюзия, что речь идет о восстании против вражеского, не имеющего поддержки режима, развеялась. Сторонники президента выходят из состояния оцепенения и растерянности. К этому времени абсолютно уверен, что власть в России в руки анпиловцев и баркашовцев не отдадим. Даже если к утру руководству МВД не удастся привести в порядок свои силы, а армия останется пассивной. Тогда раздадим оружие дружинникам и будем действовать сами. В том, что сможем это сделать, сомнений нет.
Вспомнилось место из мемуаров Ф.Раскольникова "Кронштадт и Питер в 1917 году": "Если бы Временное правительство нашло в себе достаточно решимости, то путем установки пары батарей на берегу морского канала ничего не стоило бы преградить кронштадтцам путь в устье Невы… Но, к счастью, эта мысль не пришла в голову никому из членов правительства Керенского, в силу его панической растерянности".
Около двух ночи. Говорим по телефону с Борисом Ельциным. Голос у него усталый, даже охрипший, но гораздо более уверенный, чем раньше: войска будут! Двинулись! Идут к Москве!
Догадываюсь, что ему недешево стоило добиться такого поворота событий. Говорю, что, по моему мнению, президенту надо бы встретиться с военными, даже еще до вступления их подразделений в Москву. Они должны видеть его и лично от него получить приказ. В противном случае остается риск, что армия так и не начнет действовать. Победа все равно будет наша, но прольется больше крови.
В половине шестого утра президент перезвонил, сказал, что эту мою просьбу он выполнил.
Тем, кто не пережил вечер третьего октября, не видел нависшей над страной страшной опасности, не звал людей на площадь, непросто понять мои чувства, когда раздался первый танковый выстрел по Белому дому. Как ни парадоксально, первое, что я испытал, было огромное облегчение: не придется раздавать оружие поверившим мне людям, посылать их в бой.
5 октября. Порядок в Москве восстановлен, регионы демонстрируют подчеркнутую лояльность, угрозы гражданской войны больше нет. Но политические проблемы, конечно же, не решены, кое в чем они даже усугубились.
ГЛАВА XII
Время упущенных возможностей
Главная жертва – демократия • "Мерседесы"
для правительства • Лицом к лицу с популизмом •
Непонятная эйфория • В роли лидера • Выборы •
Заявление об отставке • Фракция "ДВР" в Думе •
Создание политической партии
ПОЛИТИЧЕСКИЙ итог случившегося: 3-4 октября в Москве состоялась скоротечная гражданская война. Коммунистические и националистические боевые дружины, действуя решительно и напористо, были близки к овладению ключевыми точками Москвы, а значит – России. Войска долго колебались, начали действовать только после явно выраженной обществом поддержки президентской стороны. Более ста пятидесяти убитых у "Останкино" и Белого дома.
Никто из вождей радикальной оппозиции и депутатов не пострадал. Пожалуй, больше всех опозорился "президент" А.Руцкой, по очереди призывавший летчиков – бомбить Кремль, иностранных послов – гарантировать его драгоценную жизнь, а затем демонстрировавший свой автомат в смазке как главное свое алиби. По Белому дому было выпущено 12 танковых снарядов – 10 болванок, 2 зажигательных.
Через некоторое время уйдет напряжение реальной схватки, мучительное беспокойство, охватившее миллионы людей в России и в мире вечером 3 октября, когда исход противоборства был неясен. Многие из тех, кто этим вечером заклинали президента действовать самым решительным образом, вскоре начисто отрекутся от своих слов, торопясь возложить на него всю ответственность за случившееся. А образ танков, стреляющих по Белому дому, надолго останется в общественной памяти, порождая сомнение в стабильности российских демократических институтов.
К сожалению, за неспособность политических элит найти компромисс, избежать силового решения пришлось платить, и тут сразу выясняется, что главная жертва – демократия. Еще утром 3 октября президент Ельцин – лишь один из многих игроков на российской сцене, первый среди равных, ведущий при посредничестве патриарха сложные переговоры с целью найти выход из политического тупика. Утром 5 октября у него в руках вся полнота власти в стране. Из киселеобразного двоевластия мы угодили де-факто в авторитарный режим, который немалая часть народа, уставшая от этого двоевластия, от роста преступности и мечтающая о восстановлении нормального порядка, поддержит или, по меньшей мере, не будет ему активно противодействовать.
Внешне это сразу выразилось в изменении положения самого Б.Ельцина, почувствовалось по поведению окружающих его людей, по тому, как с ним общаются лидеры московской и региональных элит, главы государств СНГ. Собственно, в это время и возникают покоробившие многих барские нотки в голосе президента.
Именно тогда, в октябре 1993 года, от него, более чем когда-либо до или после, зависел выбор пути России. И он его сделал. В радикально изменившейся ситуации на референдум был вынесен уже не относительно сбалансированный компромиссный вариант новой Конституции, выработанный летом на конституционном совещании, а гораздо более жесткий, типично президентский. И все же Б.Ельцину хватило разума отказаться от резкого поворота в сторону авторитаризма. Чрезвычайное положение вскоре было отменено. Явно оппозиционные "Правда", "Советская Россия" продолжают выходить. Никакая, ни "жесткая", ни "мягкая", цензура не введена. Зато сразу назначен срок референдума по новой Конституции и выборы нового парламента.
Перспективы демократических сил на предстоящих выборах не выглядят блестящими. До 4 октября в России существовало осознанное обществом двоевластие, а значит, президент, правительство лишь в ограниченной мере отвечали за ситуацию. Теперь двоевластие ликвидировано, ссылаться на него как на оправдывающее обстоятельство не приходится. Между тем, заложенная еще весной и летом 1993 года бомба экономической политики правительства, политики щедрых обещаний и фактического недофинансирования, к осени уже взорвалась. Невыполненные государственные обязательства в оплате военных заказов, расчетов за сданное зерно, гарантированные и не введенные субсидии, задержки в оплате труда врачей, учителей, выдаче денежного содержания личному составу армии и флота уже стали острейшей политической проблемой.
