Протягиваю клюшку Царице:
— Подержи-ка.
Марта хватается за снаряд, что едва ли не с ее рост, миленько так прижимая двумя руками к груди, как ребенка, и оглядывает пустые лавки.
— Так вот значит, как выглядит святая святых, где вы проводите большую часть своей жизни? Ничего так, миленько, пустенько и воняет потными мужиками…
Я посмеиваюсь:
— Ты не была здесь после игр. Сейчас, считай, тут стоит лишь легкое амбре.
— Тяжело быть мужчиной.
— Не тяжелее, чем женщиной. У нас хотя бы логические цепочки реально поддаются законам логики, в отличии от ваших.
Царица фыркает.
Я присаживаюсь на корточки, вытаскивая из баула амуницию. Щитки, налокотники, нагрудник, хоккейные шорты, рейтузы и ракушку. В самом конце вываливая на скамейку свитер и краги. Все это великолепие на два, а то и три размера больше Обезьянки.
Царица молча наблюдает, в конце концов замечая:
— Ладно, коньки — ок. Но форма-то твоя нам зачем?
— Чтобы ты не думала, будто хоккей это легкая прогулка по пляжу в хлопковых шортах.
— В смысле “я не думала”? — теряется. — Подожди… — лихорадочно бегает глазами Марта, — ты что, собрался вот это все нацепить на меня? — взвизгивает. — На маленькую, хрупкую, пятидесяти пяти килограммовую меня?! Да у меня же позвоночник сложится в копчик под таким весом!
— Скажи спасибо, что я не притащил вратарскую форму. Вот где настоящий вес. Видела, какие у них здоровенные щитки? А шлем? Не каждый мужик выдержит. Особенно, когда ему в этот шлем хреначат шайбой со скоростью под сотню километров в час.
— Спасибо, блин! — обижено топает ногой Обезьянка.
— Пожалуйста.
— Знаешь, Арсений, если ты хотел от меня избавиться, милосерднее было бы сбросить меня с крыши. Я бы хотя бы меньше мучилась!
— Тогда это было бы быстро и скучно. Никакой фантазии. Ты термобелье и носки взяла?
Марта морщит нос, насупившись.
— Ладно, — улыбаюсь, стягивая с ее плеча розовый спортивный рюкзак, — сам найду.
— Я беру свои слова обратно, — канючит Царица, — ты очень сильный и очень выносливый. А хоккей — невероятно тяжелый спорт, в котором слабаков не держат. Давай поедем домой и займемся другим видом тренировок, м? — прихватывает зубками губу, поднимая на меня щенячий взгляд.
Я выдерживаю торжественную паузу. Улыбаюсь, подхватывая указательным и большим пальцем острый подбородок Обезьянки. Тяну на себя, заставляя привстать на носочки. Чмокаю в губы, едва касаясь своими. Разок. Второй. Третий. Слышу ее облегченный выдох и решительно выдаю командным шепотом:
— Белье натягивай, с щитками, так уж и быть, помогу, салага.
— Ненавижу тебя, — бубнит зараза, заезжая мне клюшкой по заднице, чем вызывает только очередной приступ хохота.
Нет, не то, чтобы я изверг и хочу посмотреть на страдания Царицы…
А, впрочем, кого я обманываю!
Глава 42
Марта
Если я еще когда-нибудь в своей жизни посмею сказать, что хоккей не тяжелый вид спорта — промойте мой рот с мылом и заклейте его клей-моментом. А лучше сразу закатайте меня в лед и наклейте на борт памятную табличку с надписью: “ее жизнь была яркой, но она слишком много болтала”. Особенно если я соберусь ляпнуть подобное в компании профессионального, мать его, хоккеиста!
Достаточно того, что всего одна моя невинная шутка уже вылилась в целую тонну вышедшего из меня пота, заработанную тахикардию и молящие о пощаде мышцы. Я боюсь даже представить, какую месть придумал бы Бессонов, заяви я о таком всерьез! Готова поспорить на свою последнюю нервную клетку — средневековые пытки показались бы мне райским блаженством, а сжигание на костре — сеансом в солярии.
И, к слову, раз уж об этом зашел наш разговор… я не представляю насколько надо быть отбитым на голову фанатиком, чтобы добровольно подвергать свое тело подобным истязаниям! Всю свою жизнь. Вы только задумайтесь! С четырех и до сорока (в лучшем случае) изо дня в день умирать на тренировках в жутчайшей мышечной агонии.
Хоккей — это ужасно! Сложно, больно, потно, мучительно и травмоопасно. У тебя забиваются ноги, отваливаются руки, разрывается сердце и взрываются гребанные фитнес брослеты от шкалящих значений в графе “пульс”. С тебя ручьями течет пот, пробираясь в трусы, лифчики и даже, блин, носки! Термобелье липнет. Защита мешает. Щитки натирают, а ступни ломит. В таком состоянии даже просто дышать тяжело! А эти сумасшедшие стокилограммовый мужики умудряются еще и бегать…
Бегать, Карл!
До сегодняшнего дня я искренне считал, что нахожусь в сносной спортивной форме. Что мое подкачанное тело готово к любым трудностям, но хоккей… Хоккей — это не трудность. Это, мать его, армагеддон помноженный на апокалипсис и все это в квадрате!
И это я еще не тренировалась толком…
Нацепить на меня форму с мужского плеча было лишь половиной беды. Затянув ее скотчем во всех местах, где было можно и нельзя, Бессонов ржал, как конь, когда я оказалась в полном обмундировании повисшем на мне мешком. Тогда-то я, честно, впервые задумалась о том, сколько лет дают согласно УК РФ за убийство по неосторожности? Ну, скажем, если я прыгну на этого индюка-затейника и случайно сверну ему шею…
Выкатить на лед и заставить меня стоять — стало проблемой номер два. Мой нос с каждым шагом неумолимо тянуло ко льду. Эти два “товарища” жаждали пламенной встречи и моих дальнейших затрат на ринопластику. И только вера Бессонова все еще держала меня на ногах.
Ну, ладно!
Справедливости ради — вера и руки Бессонова которые, стиснув за талию, катали по коробке как не твердо стоящего на ногах ребенка.
Как итог, не сразу, но баланс я поймала. Арс оказался прав. С координацией у меня все не так уж и плохо, как я думала. Да только восхищение собственной персоной у меня было недолгим. Тут настало время самой сложной части всей тренировки. Время попыток Арсения заставить меня бегать по льду с длиннющей хрен-знает-скольки-метровой деревянной палкой, гордо именуемой в этом спорте — клюшкой. Бегать за маленькой черной резиновой хренью, которую я и в стоячем-то состоянии различаю на льду с трудом, а уж на бегу и подавно!
Эпичности всему этому представлению добавляло и то, что краги постоянно слетали с моих миниатюрных ладоней, а злосчастная палка путалась у меня под ногами. Из-за чего я каждый пройденный метр “коробки” завершала эффектным падением, приземляясь: то на задницу, то на коленки, то на руки.
Арсения это веселило. Меня злило. Клюшку надламывало. В конце концов не выдержал никто! С очередным моим замахом по шайбе и фееричным промахом, после которого клюшка ударяется о борт, а я, крутанувшись на
