была мне известна, поэтому я оперировал не только фактами, но и называл фамилии. По сути, она мне и самому была удивительна и впечатлила, поэтому я был уверен, что и Павлу Петровичу понравится. И не просчитался: он даже рот приоткрыл от заинтересованности рассказом. Да уж, вот кому надо наши сериалы показывать про потерянных и найденных детей, про амнезию и неожиданно свалившееся откуда-то наследство.
– В общем, теперь я веду переговоры о том, чтобы выкупить Ивана вместе с женой. Но даже после этого Марише не светит замужество с любимым – он обвенчан. Да и не простит она его за измену.
Павел Петрович сжал губы, понимающе покачал головой. Потом резко вскочил, зажмурился и… разразился громким хохотом!
– Ну, молодец! Ну, стервец! Надуть царя-батюшку – на такое не каждый смельчак решиться!!! Хахаха!!! А ведь я почти поверил тебе! Только вот прокололся ты. И знаешь, когда?
Я сидел и обескураженно хлопал глазами. Сейчас меня поволокут в каземат и станут пытать калёным железом… Может быть, даже вырвут язык или зальют в глотку расплавленное олово… Хотя, таким пытки, вроде бы, при Павле уже не применялись? В голове всё смешалось от страха за своё вовсе не светлое и беззаботное будущее...
– Ты прокололся, когда врал, что собираешься выкупать барыньку. Не станет ни одна обиженная женщина вызволять свою соперницу. Ни-за-что! Тут ты меня не проведёшь, сочинитель! – и он лукаво сощурился, погрозив мне пальцем.
Вот тут-то бы я ним поспорил. Женщины бывают настолько нелогичны, что высчитать их поступки практически невозможно. Однако я скромно промолчал, уткнувшись носом в свою чашку с кофе.
– Но, вообще-то, ты здорово умеешь врать. Иногда это может быть очень полезным, особенно в политике. А ведь мы с тобой такое великое дело задумали! Разве могут нам помешать какие-то слухи, любовницы. Главное – это Россия. И мы за неё будем бороться.
Возможно, и здесь я чуток приврал, передавая слова царя... В том нет моей вины: склонность приукрашивать действительность во время рассказов во мне развилась ещё в детстве. Зато как у меня получилось круто: пафосно и патриотично!
Экскурсия по дворцу Павла I
После завтрака мы прогулялись с Павлом Петровичем в его библиотеку. Оказывается, царь уважал литературу. На его полках были и басни Крылова, и томик Карамзина, а даже «Путешествие…» Радищева. Но более всего меня потряс тот факт, что между Карамзиным и Радищевым притулился мой роман! Павел I достал его, пролистал и передал мне в руки полюбоваться.
— Занятно, я вам скажу, молодой человек, очень занятно. Прочёл с превеликим удовольствием. Говорят, вы скоро порадуете своих почитателей новой сказкой? Было бы интересно ознакомиться. Но я нетерпелив, мне ужасно не нравится ждать. Не соблаговолите ли прислать мне черновик романа? Я бы скрасил скуку в дороге, пока бы добирался до этого Рима.
Мне было лестно слышать похвалу от самого царя. И я пообещал ему переслать черновик сразу же, как только вернусь домой. И тут я вспомнил, что так ничего и не сказал про школы для простых людей. Кажется, момент сейчас максимально удобный…
— А вот как на ваш взгляд, какие цели стоят перед литературой? — слегка высокопарно забросил я удочку.
— Смешно, молодой человек… Тут даже, как вы любите выражаться, и коню понятно, — он мне заговорщицки подмигнул. Запомнил ведь мою любимую присказку! Нда, язык мой… — Цель романов одна: развлечь читателя, дабы скрасить он мог свой досуг. Или вы считаете иначе?
— Не хотелось бы обижать вас, ваше высочество, но я действительно считаю иначе. Литература должна не только развлекать. Развлекательный аспект — это лишь привлекательная обертка мудрых мыслей, идей. Писатель — я имею в виду талантливого писателя — через свои произведения заставляет читателя задуматься о важных предметах. Стать лучше, чище, причём даже не замечая и не догадываясь, что это книга изменила его духовный мир.
Я мельком бросил взгляд на своего собеседника. Лицо Павла Петровича выражало искреннюю заинтересованность. Я успокоился и глубоко вздохнул — можно без страха продолжать свой монолог, отрепетированный перед зеркалом в своём поместье.
— Например, можно написать просто указ о том, что каждый человек обязан быть добродетельным. И что? Прям вот каждый, прочитав это, сразу же перестанет воровать, обижать слабого, изменять супруге или супругу, обманывать? Нет, нет и нет! Потому что пункт в указе никак не коснётся его души. И даже если в церквях священники будут прихожанам каждое воскресенье талдычить о том, всё равно большая часть людей не проникнется. Так ведь?
Павел Петрович очень внимательно выслушал вступление и оценил благожелательным медлительным кивком, поощряя меня продолжить свой монолог.
— А вот другой вариант. Талантливый писатель пишет роман, где один низкий и коварный человек совершает свои неблаговидные поступки, а от них страдают очень хорошие люди. Так он заставит читателей проникнуться уважением к тем самым хорошим людям, сопереживать им и, как результат, возненавидеть коварною сволочь. И, вовсе незаметно для читателя, в его сознании сохранится установка: совершать неблаговидные поступки плохо. А если ещё автор как-то накажет отрицательного героя, а положительного — наградит, то вывод напрашивается сам собой: за плохое и хорошее воздастся обязательно.
— Наверное, вы правы, мой юный друг, — царь улыбнулся и даже похлопал меня по плечу. — Воспитывать людей через литературу действеннее, нежели через указы и проповеди.
— Да, но и это ещё далеко не всё! Через литературные произведения можно продвигать самые прогрессивные мысли, продвигать идеи в народ! — с воодушевлением закончил я. — И не только в общество вельмож, но в среду простого люда.
Дальше, по нашему с Маринкой сценарию, царь должен был спросить у меня: «А как простой народ будет читать литературу? Грамоте обучены лишь дворяне, крестьяне и большая часть мещан если что и прочитают, так лишь вывески на лавках!» Но мой собеседник лишь хмыкнул и промолчал. А потом вдруг снова заливисто захохотал, хлопая себя ладонями по обтянутым лосинами ляжкам!
— Ну, гусь! Ну, и жук! И ведь как подвёл-то ловко! Я даже не сразу понял, к чему ведёт он речь свою! — государь будто бы обращался к кому-то третьему, выражая свой восторг моим монологом.
Я стоял лишь и хлопал глазами. Царь что-то понял помимо того, что я внятно сказал? Но что он понял-то? Наконец государь перестал хохотать и посерьёзнел лицом.
— Да, ты прав, вьюнош. Народ на
