моё чутьё подсказывало, что они оба должны быть где-то здесь, недалеко, я имею в виду, в Петербурге. Но внимательный взор Павла Петровича мой интерес тут же приметил, однако растолковал его по-своему, по принципу «у кого что болит»… Это я понял по искрам, которые просто обжигали меня, вылетая из глаз государя. Ну что ж, мужчина — он и на троне мужчина. Понятно, что поговорить тет-а-тет с дамой мне не удастся, как бы я ни крутил колесо фортуны. Можно лишь дождаться, когда выпадет «чёрный ящик» с гнилым кабачком внутри вместо долгожданного приза (была в наше будущее время такая передача, если кто не помнит).
Пришлось начать свой разговор прямо при Павле I.
— Анна Петровна, а не слыхали ли вы чего-либо о господине Плещееве? И про Веселину, крепостную, проданную им… с аукциона, запамятовал фамилию счастливого покупателя, — самым небрежным тоном забросил я удочку.
— Ха-ха-ха! — делано засмеялась княгиня Гагарина. — Сразу хочу предупредить, граф: вам тут не светит! Граф Велемирский своего не упустит, и ежели уж что-то в его руки попадёт, то уже когтями не выцарапаешь!
— Веселина у него? — удивился я. — Но ходят слухи, что он перепродал девушку…
— Ах, оставьте, граф… Вот именно, что это пустые слухи! Граф действительно продавал какую-то свою крепостную, называл её Веселиной. Но, поверьте, всё это было сделано лишь для отвода глаз! Настоящую Веселину Драгомысл Иванович вывез за границу, а там с ней обвенчался, выдав её за вдову какого-то француза. Только эта жалкая «француженка» такая же уроженка Франции, как я — кружевница! — и смеющаяся княгиня выставила передо мной свои нежные ладошки, демонстрируя идеальный маникюр.
Безоговорочно верить на слово гостье Павла Петровича я, конечно, не стал. Надо проверить всё самому, хотя на душе чуточку полегчало.
— А Плещеев? — будто мимоходом я продолжил допрос.
— Вам не даёт покоя дуэль, закончившаяся не в вашу пользу? — шепнула мне на ушко милая дама.
Царь сделал вид, что не услышал этой реплики. Дипломат, ха-ха. Ну да, если бы он не притворился, ему следовало бы меня отдать под суд. Но он не захотел так поступить. Почему?
В гостях у царя, день второй, завтрак
Ночевать меня оставили в комнате для гостей во дворце. Эх, жаль, похвалиться не могу своим одноклассникам, что я тут с самим царём беседы веду, сплю в царских палатах да нежусь на перинах в кровати с балдахином восемнадцатого века выпуска. Вот они бы рты-то поразинули!
Утром меня на завтрак пригласили к царственной особе. Он трапезничал в одиночестве — его семейство отбыло в Карловы Вары на отдых. Я поклонился, Павел ответил мне кивком и указал взглядом на стул около стола. Я, естественно, принял приглашение.
Ожидая увидеть ломящийся от кушаний стол, я был удивлён его скромностью. Лакей предложил нам пшенную кашу двух видов: на воде и сладкую на молоке, жареную рыбу, салат из огурцов с луком, квашеную капусту, выложенную на широкое блюдо и украшенную незнакомыми мне солёными же ягодами, по краю горки обложенную мочёными яблоками. Удивил меня деликатес, который дошёл и до времён, когда я ещё был в двадцать первом веке. Это была чёрная и красная икра. Она стояла около каждого завтракающего в небольшой розетке. Хлеб был нарезан крупными ломтями, которые лежали в специальной плетёной корзинке, стоящей посередине стола.
После каши и рыбы с салатами убрали всё лишнее, оставив лишь икру и хлеб. Принесли ещё сливочное масло, варенье трёх видов в других розетках, подогретое молоко в молочнике и чайные чашки. Самовар занёс человек, видимо, отвечающий за процедуру чаепития. Он при нас заварил чай в чайнике и поставил его «дозревать» сверху на самовар, накрыв… шапкой-ушанкой! Ну, вот честно: Павел любил пить чай, заваренный при помощи обычного треуха!
Удивило меня и то, что заваривал человек именно чай, а не листья малины, земляники или мяты, как-то было принято в Тукшуме. Настоящий чай… Как же я по нему соскучился! Правда, скорее зелёный, нежели чёрный. Я не удержался и высказал Павлу Петровичу своё восхищение напитком, ни чуть не покривив душой. Как заправский дегустатор, я сначала понюхал чай, закатывая глаза от удовольствия, затем отхлебнул маленький глоток и снова выразил на лице упоение.
Царь даже слегка удивился тому, как я отреагировал на напиток. Ну да, мы ж, деревенские графья, по мнению городской аристократии, в своих поместьях лишь лаптем щи хлебать горазды, про всякие чаи и горячие шоколады ничего понимать не можем… Ну, я тогда уж совсем потерял голову и решил его добить:
— Ваше высочество, позвольте дать совет вашему человеку, который занимается приготовлением сего превосходного напитка. Поверьте, я в чае толк знаю, — заявил так, и сам обомлел от своей наглости.
Но Царь воспринял мой поступок вполне адекватно: кликнул мужичка, заваривавшего чай, и приказал ему выслушать меня внимательно. Тот вошёл, склонился передо мной, выражая всей своей фигурой полное подобострастие. Тут уж я не поленился и выложил ему все свои познания в этом вопросе: и про то, что заварник надо прогревать перед засыпкой сухой смеси, что в него же неплохо бросить соли на кончике ножа. А если добавить самую малость кофе, то напиток станет ещё интереснее и заиграет новым вкусом.
Моя лекция понравилась даже самому государю. Он решил попробовать новый рецепт (с кофе) прямо сегодня же вечером.
Наслаждаясь чаем, мы продолжили с Павлом свою вчерашнюю беседу. Сначала обсудили ситуацию с республикой. Я поддержал Павла в его реформистских начинаниях.
— Народ такого царя, как вы, ваше высочество, благотворит. И это не просто слова, — на самом деле, я опирался на материалы интернета, прочитанные мною ранее. — Даже если конфронтация из аристократии попытается выступить против, народ, а его намного больше, чем эта кучка зажравшихся тупоголовых лентяев, выступит на вашей стороне. Правда за нами, то есть, за вами, поэтому бояться нечего.
Я отметил правильность решения государя в отношении объединения русской православной церкви с католической. Однако посоветовал перенести визит Папы Пия VI в Петербург для обсуждения вопроса на более ранний срок, а не на лето 1801 года, как это было запланировано ранее. При удачном стечении обстоятельств Российская империя примет официальный статус Третьего Рима и тогда никакая Великобритания, а тем более, Наполеон ей будут нестрашны. Но вслух сообщать о переносе переговоров не стоит, чтобы политические враги не успели «переобуться» и совершить
