В других случаях я пользовался своими познаниями библиофила и каталогами, бывшими в моем распоряжении, чтобы предложить названия других книг аналогичного содержания. Так, для главы «Упованная наука долгот»*, заглавие которой отсылает к латиноязычной книге Жан-Батиста Морена (Morin, 1583–1656) Longitudinum Optata Scientia, переводчику на английский я предложил воспользоваться заглавием книги Дампьера{♦ 125} «Новое кругосветное путешествие» (A New Voyage Round the World), а в испанском переводе можно было извлечь из «Беседы собак» (Еl coloquio de los perros) Сервантеса аллюзию на поиски Punto Fijo[174]*.
Далее, я располагал итальянским заглавием книги некоего Розы «Сиятельное мореплавание»[175]**, но понимал, что она, во-первых, практически неизвестна, а во-вторых, это заглавие перевести трудно. Поэтому я предложил как альтернативы: «Искусство мореплавания» (Arte del Navegar, исп.) Медины{♦ 126}, «Общие и редкостные записки, относящиеся к совершенному искусству мореплавания» (General and Rare Memorial Pertaining to the Perfect Art of Navigation, англ.) Джона Ди{♦ 127}, а по-немецки, разумеется, «Корабль дураков»{♦ 128}. Для «Различных и искусных устройств» (Diverse е artificiose Macchine) Рамелли{♦ 129} я указал на немецкий перевод 1620 г., а для французского перевода предложил другое заглавие: «Театр математических и механических инструментов»** Жака Бессона (2-я пол. XVI в.). Вместо «Театра эмблем»** Ферро{♦ 130} можно было взять заглавия множества книг по эмблематике, и я предлагал, например, такие: «Философия загадочных изображений» (Philosophie des images énigmatiques, фр.), «Нравоучительные изображения» (Empresas Morales, исп.), «Поучительное разъяснение об эмблемах» (Declaratión magistral sobre los emblemas, исп.), «Услады для смышленого» (Delights for the Ingenious, англ.), «Собрание эмблем» (A Collection of Emblems, англ.), «Эмблематический забавный кабинет» (Emblematisches Lust Cabinet, нем.), «Эмблематическая сокровищница» (Emblematische Schatz-Kammer, нем.).
Что касается заглавия «Утешение мореплавателей»[176]*, представляющего собою перевод латиноязычной книги Иоганна Рудольфа Глаубера (Glauber, 1604–1668) Consolatio navigantium, то я упомянул французский перевод, La consolation des navigants, а для других языков предложил столь же чарующие заглавия, вроде «Радостные известия из новооткрытого мира» (Joyfull Newes out of the Newfound Worlde, англ.), «Собрание доподлинных путешествий» (A Collection of Original Voyages, англ.), «Рассказ о различных любопытных путешествиях» (Rélation de divers Voyages Curieux, фр.) и «Новое описание земли» (Nueva descriptión de la tierra, исп.).
Между прочим, в этой главе я отметил, что описание логова евнуха, где хранится множество всевозможных веществ, отчасти цитирует первый акт «Селестины» Рохаса{♦ 131}. Я мог надеяться на то, что эта отсылка будет иметь смысл, по крайней мере, для испанского читателя; что касается других, то им же хуже – но для них текст едва ли будет темнее, чем для читателя итальянского.
Приведу еще одну инструкцию: «Все путешествие на “Амариллиде”{♦ 132} наполнено отсылками к различным знаменитым островам и персонажам. Сообщаю вам о них, чтобы вы не проглядели аллюзию, хотя в действительности она не должна быть столь уж явной. Мас-Афуэра – это остров в архипелаге Хуан-Фернандес, куда высадился Робинзон Крузо (исторический, то есть Селкирк{♦ 133}). Мальтийский кавалер с сережкой в ухе – это отсылка к Корто Мальтезе, искавшему Эскондиду{♦ 134}. Безымянный остров, куда прибывают после Галапагосов, – это Питкэрн, а речи кавалера заставляют вспомнить о мятеже на “Баунти”{♦ 135}. Дальше идет остров Поля Гогена{♦ 136}. Когда кавалер прибывает на остров, где рассказывает истории и где его называют Туситала, – это прозрачный намек на Р.Л. Стивенсона{♦ 137}. Когда кавалер предлагает Роберту добровольно погибнуть в море – это отсылка к самоубийству Мартина Идена. Слова Роберта – “но, едва мы это узнаем, как тут же перестанем знать” – отсылают к последней фразе романа Джека Лондона: “и в тот миг, когда узнал это, он перестал знать” (and at the istant he knew, he ceased to know)». Уивер, разумеется, уловил эту отсылку и перевел так: «Да, но в тот самый миг, когда мы это узнаем, перестанем знать» (Yes, but at the instant we knew it, we would cease to know).
9.2. Сложности
Вот, однако же, такой случай, когда мои переводчики (по моей вине) утратили интертекстуальную отсылку из уважения к букве оригинала. В «Маятнике Фуко» Якопо Бельбо в одной из своих сновидческо-компьютерных фантазий пишет:
Как мне сразить этого последнего противника? Блистательно-интуитивная догадка посещает того, у кого в душе за множество столетий не осталось неоскверненных тайников.
– Погляди на меня, – обращаюсь я к нему. – Я ведь тоже Тигр[177]*.
Эта фраза нужна, чтобы продемонстрировать вкус героя к миру бульварного романа. Итальянскому читателю отсылка ясна: это цитата из Са́льгари{♦ 138}. Речь идет о вызове, который Сандокан, «Малайский Тигр», бросает настоящему индийскому тигру при встрече с последним. Английский перевод (буквальный) гласит:
How to strike this last enemy? To my aid comes an unexpected intuition… an intuition that can come only to one to whom the human soul, for centuries, has kept no inviolable secret place.
«Look at me», I say. «I, too, am a Tiger». (Weaver)
[† Как сразить этого последнего врага? На помощь мне приходит неожиданная догадка… догадка, которая может прийти в голову лишь тому, для кого в человеческой душе за много веков не осталось неоскверненных тайников.
«Взгляни на меня», говорю я ему. «Я тоже Тигр». (англ., Уивер)]
Так поступили и другие переводчики: Regarde-moi, moi aussi je suis un Tigre («Посмотри на меня: я тоже Тигр», фр.); Auch ich bin ein Tiger («Я тоже тигр», нем.). Никто из них не заметил аллюзии (действительно, весьма «национальной» и понятной не всем поколениям читателей), а я забыл указать им на нее. Поскольку воздействие, которое я стремился произвести этим текстом, заключалось в том, чтобы показать, как Бельбо ищет во второсортном романе XIX в. карикатуру на собственную Волю к Власти, можно было бы отыскать что-нибудь подобное и в других литературах. По-французски, например, меня устроило бы такое: Regarde-moi, je suis Edmond Dantès («Посмотри на меня: я – Эдмон Дантес!»).
* * *
Но когда текст запускает в ход механику интертекстуальной отсылки, нужно обращать внимание на то, что возможность двоякого прочтения зависит от полноты энциклопедической осведомленности читателя, а эта полнота может быть разной в различных случаях.
Трудно противиться очарованию вскрываемых связей, хотя некоторые из них могут оказаться совершенно случайными. Линда Хатчен (Hutcheon 1998: 166) обнаруживает на 378-й странице американского издания «Маятника Фуко» такую фразу: The Rule is simple: suspect, only suspect («Правило простое: подозревать, только подозревать») – и распознает в ней интертекстуальную отсылку к Connect, only connect («Сочетать, только сочетать!») Э.М. Форстера{♦ 139}.
Сколь бы ни была проницательна Линда Хатчен, у нее достало благоразумия сказать, что эта «ironic play» («ироническая игра») происходит в английской версии; в итальянском тексте (хотя неясно, был ли он у нее перед глазами, когда она писала эти строки) этой интертекстуальной отсылки нет, поскольку он гласит: «подозревать, всегда подозревать»{♦ 140}. Отсылка в английском тексте (разумеется, сознательная) была введена Биллом Уивером. Ничего не скажешь: английский текст содержит отсылку, а это означает, что перевод может не только изменять игру интертекстуальной иронии, но и обогащать ее.
На одной из страниц 30-й главы «Маятника Фуко», где герои воображают себе, будто вся история, поведанная в Евангелиях, была результатом выдумки вроде того Плана, который они составляют, Казобон (думая о том, что ложное евангелие – это апокрифическое евангелие) дает кощунственный комментарий, явно пародируя Бодлера: Toi, apocryphe lecteur, топ semblable, mon frère (фр. «Ты, апокрифический читатель, мое подобие, мой брат»), Я удовольствовался бы интертекстуальной отсылкой к Бодлеру, но Линда Хатчен (Hutcheon 1998: 168) обнаруживает в этой фразе «parody of Baudelaire by Eliot»[178]*. Действительно, если помните, Элиот цитирует Бодлера{♦ 141} в «Бесплодной земле». Верно также, что в трактовке Линды Хатчен все это приобретает дополнительный смак. Как бы то ни было, если бы Линде Хатчен пришлось переводить мою книгу, ее утонченнейшая интерпретация не принесла бы ей дополнительных затруднений (она вынуждена была бы сохранить эту цитату по-французски, как сделали большинство моих переводчиков). Однако ее замечание ставит любопытную проблему интертекстуальной иронии. Будем ли мы теперь проводить различие между читателями, добравшимися до Бодлера, и теми, кого хватило только на Элиота? А если найдется такой читатель, который обнаружил «лицемерного читателя» у Элиота и запомнил это, но не знает, что Элиот процитировал Бодлера? Сочтем ли мы незаконной его принадлежность к клубу любителей интертекстуальности?
