из Уэлсли (где она училась на полную стипендию), в том числе адвокат, который перечислял 250 долларов в месяц. С половиной из них она была знакома. Да, призналась она, на Patreon всем кажется, что «мы как-то жульничаем», и она «постоянно беспокоилась» о том, что слишком мало дает взамен, но «это не просто подарочные деньги, – сказала она. – Это плата за работу, которая не котируется в нашей экономике, но которую ценят они». Бирн призналась, что даже если бы заключила сделку на миллион долларов, то все равно осталась бы на Patreon, «поскольку я хочу, чтобы мои основные потребности всегда исходили из отношений с людьми, которым я доверяю».* * *
Впервые я встретил Кейт Кэрролл де Гутс на приеме для номинантов на Книжную премию штата Орегон. Я тихонько стоял в уголке, потому что не умею разговаривать с незнакомцами. Она подошла ко мне, потому что узнала во мне такого же интроверта слегка за пятьдесят. Позже она рассказала свою историю.
Де Гутс выросла недалеко от Сан-Франциско, изучала профессиональное письмо в Университете Пьюджет-Саунда и начала с походов в газетный киоск на рынке Pike Place Market в Сиэтле, где просматривала журналы и выбирала те, в которые могла отправить заявки. Через пару лет она переехала в Портленд и открыла кафе-бар, став первой женщиной в Орегоне, получившей кредит от Управления по делам малого бизнеса. Она подумала, что все устроит и запустит, а потом пусть все работает, а она будет целыми днями писать. Оказалось, что розничная торговля работает не так. Вместо этого она пахала шестьдесят часов в неделю. В итоге это оказалось неважным, потому что несколько лет спустя появился Starbucks и выдавил ее из бизнеса.
«Потом, – сказала она, – я перешла на темную сторону». Бум доткомов[75] начал набирать обороты, а у де Гутс были связи через отца с Кремниевой долиной. Она начала заниматься написанием статей, в том числе контент-маркетингом, для технологических фирм. Спустя более чем двадцать лет – она все еще была там. «Я не была автором с большой буквы “А”, как все мы мечтали», – сказала она мне, подразумевая полную творческую занятость без основной дневной работы. Она общается с молодыми писателями, которые говорят ей: «Но ты пишешь целый день, ты писатель». Она отвечает: «Дружочек, разница – огромная». Искусство – это искусство, а письмо для технарей на заказ – это нечто другое.
Тем временем, работая по ночам и в выходные дни, де Гутс писала и публиковала личные заметки. В 1994 году она продала идею книги о том, как поддерживать свой творческий потенциал, занимаясь искусством дома. Ее агент забраковал готовый продукт и сказал, что ни один издатель не захочет его публиковать (десятью годами позже такая история была бы нарасхват). Снова собравшись с силами, де Гутс взяла каталог агентов: начала с A, и уже к букве F нашла того, кто, по ее мнению, ей подошел бы. Новый посредник отыскал предложение для де Гутс, убедил ее отклонить его и отправил книгу в другие издательства, которые массово ответили отказом. Затем он отправил ее обратно в первое издательство, где сказали: забудьте, мы все про вас знаем, – и бросил ее. После этого де Гутс написала роман, но даже не попыталась его опубликовать.
К этому времени ей было сорок два. Она решила поступить на программу MFA[76] в Тихоокеанский лютеранский университет – не для того, чтобы работать над своим произведением, а поскольку поняла, что ей нужны какие-то связи. Она их завела – в том числе и с основательницей программы Джудит Китчен, руководившей небольшим издательством под названием Ovenbird, которая взялась за нее. Джудит опубликовала то, что в конце концов стало первой книгой де Гутс: набор связанных между собой эссе – честных, ироничных, сдержанных, мудрых – о том, как распался ее брак. Де Гутс не получила аванса, но Ovenbird позволила ей сохранить 100 % выручки в обмен на добровольное пожертвование в издательство.
Именно эта книга, «Объекты в зеркале ближе, чем они кажутся» (Objects in Mirror Are Closer Than They Appear), была номинирована на премию штата Орегон. Она получила литературную премию «Лямбда» (Lambda Award). Карьера де Гутс взлетела. Из Нью-Йорка начали звонить агенты. О ней написали в Washington Post. Де Гутс появилась на шоу Fresh Air. Вообще-то, я шучу. На самом деле произошло вот что: книга стала продаваться чуть лучше, а де Гутс несколько раз выступила на обучающих семинарах по написанию статей, где познакомилась со многими агентами, хотя на момент нашей встречи контракта она еще ни с кем не заключила. К этому времени компания Objects продала около 2000 экземпляров, столько же, сколько было куплено романов автора из Simon & Schuster, о котором я упоминал в первой половине этой главы, но он получил аванс в размере 90 тысяч долларов.
Де Гутс сократила время на коммерческое писательство, что заметно повлияло на ее доходы, чтобы выкроить от десяти до пятнадцати часов в неделю на подготовку к публикации своей второй книги «Эксперимент по аутентичности» (The Authenticity Experiment). Книга выходила в другом небольшом издательстве, и это означало, что писательница должна была почти самостоятельно заниматься маркетингом. Де Гутс рассылала десятки экземпляров в СМИ, каждый с отдельным письмом; создавала «информационные карточки» с описаниями, которые ставят возле книг на полках книжных инди-магазинов; обращалась в организации, где проходила резидентуру, чтобы попасть в их информационные бюллетени; подавала заявки в книжные списки LGBT-журналов; организовывала турне и проводила онлайн-кампанию на Facebook и в своем блоге.
Один из уроков, который де Гутс получила от Джудит Китчен, это тот, как закончилась история с подборкой ее эссе. «Раньше я хотела успеть все и сразу, – сказала она. – Но в реальной жизни так не бывает».
10
Изобразительное искусство
Изобразительное искусство – в смысле, принадлежащее «этому миру», то есть галереям, музеям, аукционам и т. п., – находится в совершенно других экономических обстоятельствах, чем остальные виды творчества. Причина проста: музыка, литература и видео могут быть оцифрованы, и таким образом демонетизированы. А тот самый мир искусства – это царство уникальных физических объектов. То есть – когда, например, одно произведение может быть продано чуть ли не за полмиллиарда долларов, как «Спаситель мира» Леонардо в 2017 году, – проблема не в том, что денег там слишком мало, а в том, что их слишком много.
Так было не всегда. В десятилетия после Второй мировой войны, когда американское искусство показало свою мощь на международной арене, площадка сама по себе была не так велика и, в основном, финансово скромна. В 1940-е годы количество галерей, специализирующихся на современном американском искусстве, составляло не более двадцати; коллекционеров – около дюжины. Как пишет Бен Дэвис в книге «9,5 тезисов об искусстве и мастерстве» (9.5 Theses on Art and Class), «весь мир искусства Нью-Йорка [мог] поместиться в одной комнате». Это продолжалось еще лет двадцать, хотя комната и становилась все просторнее. В 1950-х
