– Вот это самое «кое-что» куда важнее, чем все женские роли вместе взятые! – послышался леденящий душу хохот Хоби. – Если бы он только и делал, что играл женщин, то воспринимал бы шутки и шпильки более философски.
– Заткнись, трепач! – прикрикнул Джек, но Хоби подпрыгнул, шутливо раскланялся и снова запел: – Дик, визгливая свистушка, слезы горькие утри: наш проныра – посмотри – новую завел подружку!
Они дошли до отведенных им апартаментов, и Вильям замедлил шаг, переводя взгляд с одного актера на другого – воистину они казались ему богоравными существами! Правда, многое из того, что он видел, мальчик не мог понять, но чувствовал, что к нему расположены все, кроме, пожалуй, Дика Джонсона. На него смотрели с живейшим интересом.
– Вот ваши комнаты, джентльмены, – Вильям распахнул двери.
– Какая роскошь! – Джек прошелся по покоям, осматриваясь. – Если дела наши и дальше так пойдут, то мы и вправду разнежимся!
Вильям решил, что тот шутит – комнаты вовсе не отличались каким-нибудь особенным великолепием, и нерешительно выговорил: – Мы очень старались, чтобы вам было удобно...
– Благослови тебя Бог, дитя! – сказал один из актеров. – Мы вовсе не жалуемся! – Этот был, пожалуй, старше всех, с живым и подвижным лицом, и говорил как истинный джентльмен. Глаза его были добрыми – сразу видно, что он не держит камня за пазухой. – Я Кристофер Малкастер, – представился он. – Пытаюсь все время призвать товарищей к порядку – но покуда безуспешно...
– Кит – наш шут, – объяснил Джек.
– Ну, это куда лучше, чем тот соломенный тюфяк, кишащий блохами, – там, в «Семи Звездах»! – воскликнул Дик Джонсон, распластываясь во весь рост на одной из кроватей.
– Ну-ну, не разнеживайся – здесь не тебе спать! – сказал Кит.
– Тебе вообще не придется долго дрыхнуть, – дурашливо проблеял Хоби.
– Хватит, Остен! Убирайтесь-ка отсюда. Я хочу поговорить с Биллом. – Джек снова обнял Вильяма за плечи и отвел в уголок. – Расскажи, мальчик, что ты тут делаешь? Каковы твои придворные обязанности?
– Я капельдинер, но кроме того помогаю главному церемониймейстеру. Да, еще я придворный музыкант.
– Ах, музыкант? Ну, а плясать ты умеешь?
– Да, сэр, – а еще петь, играть на лютне, на трубе и на гобое...
– Да что ты? – в голосе Джека звучала искренняя заинтересованность. Слова Вильяма произвели на него впечатление. – А из какой ты семьи?
Вильям начал рассказывать, но умолк, лишь заслышав звон, возвещающий время вечерней молитвы.
– Мне надо идти, сэр. Я должен был лишь отвести вас в комнаты – и тут же воротиться.
– Что ж, не смею тебя задерживать. Но мы с тобой непременно должны еще о многом переговорить... А будем мы иметь удовольствие видеть твое выступление?
– О да, сэр... Джек... у меня есть собственный номер, я покажу его на празднестве. Я сочинил четыре песни и завтра исполню их перед Ее величеством...
– Буду с нетерпением ждать. Хорошо, теперь иди. Встретимся за ужином.
Вильям словно летел на крыльях, чувствуя себя счастливым как никогда. Актеры такие добрые, ласковые, милые! Он все на свете отдал бы, чтобы стать одним из них!
Тем же вечером, сразу после ужина актеры сыграли одну из пьес перед государыней. У Вильяма захватило дух, когда он увидал их во всем блеске – в ярких костюмах, в гриме, произносящих страстные монологи, жестикулирующих... После спектакля через одного из слуг Вильяму передали приглашение зайти в актерские апартаменты, и, закончив свои обычные дела, юноша поспешил туда. Он застал их бездельничающими – кто-то уже переоделся и смыл грим, а некоторые были чумазые и полуодетые. Актеры болтали, пили, шутили и хохотали. У Вильяма закружилась голова – атмосфера цехового братства целиком захватила его. А когда Джек, завидев его, простер ему навстречу руки с таким видом, будто только его весь день и ждал, счастью Вильяма не было границ.
В тот вечер он многое узнал о них. У труппы было шесть совладельцев – Джек Фэллоу, Остен Хоби, Кит Малкастер, Бен Уитерс, Вилл Беннетт и Рейнолд Симмонс – и шестеро нанятых лицедеев. К тому же в труппе было множество учеников, подобных Дику Джонсону, – в их обязанности помимо лицедейства входило шитье костюмов, рисование декораций, беготня по мелким поручениям... Платили им гроши – но они счастливы были тем, что учатся у великих артистов.
Джек и Остен были весьма богаты, Кит Малкастер очень беден – виной тому были его многочисленные и требовательные любовницы, а также его собственные аристократические замашки. Остальные – ни то, ни се, хотя поголовно все рассказывали леденящие душу истории о побегах из-под стражи от разъяренных кредиторов, о том, как ночами, по темным крышам они ускользали от погони... Все они прекрасно изучили городские таверны, употребляли множество словечек, непонятных Вильяму – но в его глазах это лишь прибавляло им очарования...
К тому же мальчику льстил искренний интерес к нему Джека. Он с удовольствием слушал рассказы Вильяма о родном доме, о его воспитании, карьере, дарованиях и мечтах – а Вильям, раскрасневшись от счастья и выпитого вина, перестал смущаться и даже по просьбе Джека исполнил одну из песен собственного сочинения. Слушали его в полнейшей тишине и с искренним уважением – как собрата по искусству. Джек и Кит обменялись взглядами, Остен ухмыльнулся в усы и шумно отхлебнул из горлышка пузатой бутыли, а Дик вскочил столь порывисто, что опрокинул стул... Потом все наперебой хвалили Вильяма – ничьи похвалы доселе не были ему так приятны и дороги. В этой дивной симфонии счастья прозвучала диссонансом единственная нота – необъяснимая враждебность Дика Джонсона.
В последний вечер Вильяма пригласили в актерские покои на прощальный ужин. Джек Фэллоу поджидал его у дверей и пригласил сперва пройтись по галерее.
– Мне надо сказать тебе, мальчик, нечто очень важное, – начал Джек. Вильям с радостью последовал за ним. Некоторое время они молча прогуливались по галерее, потом Джек заговорил: – Нынче вечером ты был великолепен. У тебя дивный голос – наверняка тебе это тысячу раз говорили. Но ты еще и на трубе играешь как ангел! Поклясться могу, что видел слезы на глазах Ее величества.
Смущенный Вильям уставился в пол.
– Хорошо, а теперь признайся – ты никогда не подумывал о ремесле актера?
Вопрос был настолько неожиданным, что Вильям уставился на Джека, совершенно пораженный. Но потом до него дошло:
– О, Джек... да, да, да – очень часто! – сказал он – и тут же поверил в собственные слова. – Но отец мой никогда мне этого не позволит. В один прекрасный день я должен буду вернуться домой и принять бразды правления в свои руки – я наследник...
