— Хорошо, — сказала она, засыпая, уносясь от него.
Контуры ее тела едва вырисовывались под простыней, ему было не добраться до нее. Она была недоступна. Он попробовал обнять ее, но в руках оказалась лишь ткань, один хлопок, сияющий белизной, совершенно чистый, неодушевленный. Она отвернулась от него. Вот и все.
Глава 5
Нет счастья в Городе туманов.
На днях вечером диск–джок Джим Брискин, что крутит музыку на все вкусы на радиостанции (помните о таких, вы, телеманы?) «КОИФ», отколол номер, когда читал рекламу Полоумного Люка (фу три раза, ух и бред) в аккурат промеж Бетховеном и Брамсом.
Сперва Брискин объявил: «У Полоумного Люка вы купите отличную машину». Против чего Полоумный Люк не возражал. А потом возьми да и скажи: «Хватит уже ЭТОЙ рекламы». Против чего, черт возьми, не возражали почти все остальные в городе. Так что конец рекламе Полоумного Люка на «КОИФ», потому что, если не слушали вы, так спонсор слушал.
Но вот беднягу Джима пока отстранили. Лишили зарплаты за месяц.
Увы, нет правды этом мире.
От Людвига Гриммельмана, окопавшегося в своей крепости–чердаке, не ускользнуло, что троица подходит к его дому. Близился вечер ясного, жаркого дня. Сияющий тротуар подчеркивал силуэты.
Предводительствовал Ферд Хайнке, в своем сказочном костюме — мешковатых штанах и свитере. На нем были очки, а под мышкой он нес папку, набитую учебниками и книжками из библиотеки, и, конечно же, несколько последних номеров своего научно–фантастического журнала «Фантасмагория». За Фердом шел Джо Мантила, а за ним — Арт Эмманьюэл.
Чердак, где обитал Людвиг Гриммельман, когда–то служил залом для профсоюзных собраний. Это было большое голое помещение с кухонной плитой в одном конце. Из маленькой ванной можно было выйти на заднюю лестницу. Дом находился в «Дыре Хейс», трущобном районе Сан–Франциско, средоточии винных магазинов и старых некрашеных домов с меблированными комнатами. Под чердаком Гриммельмана располагались клетушки, которые теперь использовались под склады «Мексиканских и американских продуктов Родригеса» — бакалейного магазина на первом этаже. Через улицу ютилась католическая церковка.
Трое парней устало тащились по улице.
— Пойдем кока–колы купим, — предложил Джо Мантила.
— Не надо, — возразил Ферд, — у нас важное дело.
— Мы должны сообщить ему, — согласился с ним Арт Эмманьюэл.
Они плелись гуськом вдоль бакалейного магазина по тропинке из салатных листьев и сломанных ящиков из–под апельсинов. Тут и там, поклевывая отбросы, гордо вышагивали куры. На веранде одного из дальних домов сидела, покачиваясь, старая мексиканка. Ватага оравших изо всех сил мальчишек — негров и мексиканцев — гоняла по улице пивную банку.
У лестницы Ферд Хайнке остановился.
— Хотя он наверняка уже и сам знает.
— Пошли, — поторопил их Арт Эмманьюэл.
Но и ему было не по себе. Конечно же, Гриммельман сейчас пялится на них со своего чердака. Арт чувствовал тяжелый взгляд острых глазок этого волосатого сыча, который стоит там в черной шерстяной шинели, вэдэвэшных ботинках и дешевой хлопковой майке навыпуск.
— Ладно. — Ферд двинулся вверх по ступенькам.
Наверху приоткрылась металлическая дверь, поставленная Гриммельманом на случай взлома, и когда троица добралась до нее, хозяин встретил гостей пристальным взглядом, ухмыляясь, пританцовывая, потирая руки и отступая, чтобы впустить их.
При свете дня он выглядел взъерошенным и помятым. Он никого не ждал — стоял в носках, без ботинок. Ему было лет двадцать пять. Родился он в Польше, недалеко от немецкой границы. Его круглое славянское лицо было испачкано пятном похожей на подпаленный птенячий пух бороды, спрятавшей щеки и шею. Волосы его уже успели поредеть, еще несколько лет — и он будет лысым. Арт, который вступил в спертый воздух этого отшельничьего жилища вслед за Фердом, уловил знакомый запах долго не стиранной одежды Гриммельмана. Тот и жил, и трудился здесь над своими картами и революционными замыслами, облекал в слова свои грандиозные теории. Летом, когда деньги были потрачены, он принимался вкалывать как проклятый на консервных заводах — днем и ночью, без продыху, чтобы на заработанное жить оставшуюся часть года.
В продолговатой комнате тут и там валялись книги и бумаги. У стены стоял продавленный диван, на котором Гриммельман спал ночами, не снимая шинели. По стенам было развешано оружие — армейские пистолеты, гранаты, пара мечей, скотчем были приклеены репродукции с изображениями линкоров времен Первой мировой. На столах высились груды всякой всячины. Никто, в общем–то, не знал, к чему готовится Гриммельман — границы его планов терялись в бесконечности.
— Тут случилось кое–что, — сообщил Джо, усаживаясь на диван.
Гриммельман скользнул по нему взглядом, усмехнулся и вопросительно посмотрел на Арта.
— Об этом в «Кроникл» написали, — сказал Арт. — Знаешь Джима Брискина, ну, «Клуб семнадцать» ведет по радио. Так вот, его уволили.
— Отстранили его, — поправил Ферд. — На месяц.
У Гриммельмана засверкали глаза.
— Вон чего! — Он широкими шагами подошел к металлической двери и закрыл ее на засов. — И за что же?
— Не так рекламу прочитал, — сказал Арт. — Ну, про подержанные автомобили, знаешь?
Гриммельман в волнении ринулся к карте Сан–Франциско чуть не во всю стену. На ней его каракулями было отмечено все, что заслуживало в городе внимания. Он постоял у карты, освежая в памяти записи и знаки, относившиеся к Ван–Несс–авеню и магазинам подержанных автомобилей.
— О каком именно магазине идет речь?
— Полоумного Люка, — сказал Арт. — Где Нэт работал.
Гриммельман воткнул в карту булавку.
— Когда это произошло?
— Позавчера вечером, — ответил Ферд.
Гриммельман не на шутку разволновался.
— А из вас кто–нибудь слышал, как это было?
— Нет, — сказал Арт. — Тогда уже классическую музыку передавали. После «Клуба 17».
Гриммельман не отходил от карты.
— Это важное событие.
Он достал авторучку и наскоро дописал что–то в блокноте, висевшем рядом с картой. Затем выудил из картотеки несколько листков и открыл тяжелую коробку.
— Это может привести к целому ряду возможных последствий.
— Например? — спросил Арт, как всегда, захваченный энергией, излучаемой воображением Гриммельмана.
Каким пресным был бы мир без этого человека: благодаря его чутью к тайным силам, обладавшим мистической властью, и его упорству даже самые обыденные происшествия вспыхивали лихорадочным жаром. А такое событие, как исчезновение из эфира привычного голоса Джима Брискина, что само по себе уже было из ряда вон, в трактовке Гриммельмана обещало много неожиданных поворотов. Стоя лицом к карте, он читал знаки, скрытые от непосвященных.
— Во–первых, может быть, ему приказали запороть эту рекламу, — объявил Гриммельман. — Такой вариант не исключен.
— Да ну, чушь, — возразил Джо Мантила.
Гриммельман смерил его взглядом.
— Это маловероятно. Но возможно. А как он напортачил?
— Сказал, что надоело ему это до чертиков, — сказал Арт. — Хрен, говорит, с ним. Ну, и не закончил, оборвал рекламу на полуслове.
— Понятно, — кивнул Гриммельман.
— С тех пор его больше не слышали, — добавил Ферд Хайнке. — Ни вчера, ни сегодня. А потом вот эта статейка в «Кроникл» появилась.
Расстегнув молнию папки, он показал Гриммельману газетную заметку.
— Оставишь мне? — попросил Гриммельман.
Он вклеил вырезку в особый альбом и пригладил ее кулаком.
— Обидно, конечно, — вздохнул Арт. — Теперь «Клуб 17» какой–то тип ведет — полная лажа. Ставит музыку — и все, от себя слова не скажет.
— Думаешь, пора? — спросил вдруг Джо Мантила.
— Может быть, — сказал Гриммельман.
— Пора, — повторил Арт.
Среди единомышленников, собравшихся вокруг Гриммельмана, понятие «пора» занимало центральное место. На Арта накатило волной предвкушение, в его душе вскипела буря чувств. Не остались равнодушными и другие. Ради этой самой «поры» и существовала вся Организация. Их вылазки подчинялись непостижимой для простых смертных последовательности правильно вычисленных моментов, сочетаний небесных тел. Крестьянская хитрость, замешанная на крестьянском же суеверии, связывала Гриммельмана со звездами. Планы его были грандиозны, как космос, и космосом определялись. Гриммельман всегда и во всем искал знаков, которые должны были показать, что наконец пришел тот самый момент, тот миг, когда отпадают все сомнения в том, что можно действовать и добиться успеха.
— Организации пора приступать к действиям, — решительно заявил увлеченный идеей Ферд.
Все они сразу представили себе ритуал выступления: вот они выводят из укрытия массивную машину, тщательно перебирают двигатель и электронное управление, чтобы исключить малейшие неполадки. Проверяют оружие.
