Оба смолкли, у обоих перехватило дыхание. Вокруг них, казалось, сгустилась непроходимая мгла безнадежности. Нэт думал о своем магазине подержанных авто, этом кладбище машин. Прибыли у него не было никакой, вот–вот придется бросить это дело. А тут еще братишка с женой и малым ребенком! От горькой обиды и возмущения он совсем обессилел. Рейчел ему никогда не нравилась, он не хотел, чтобы Арт женился на ней. Вот и подтвердилось, что хотела дитем его к себе привязать.
— Так тебе и надо, — сказал он.
— Да ты что, это же, наоборот, здорово, — воскликнул Арт.
— Здорово? — недоверчиво отозвался Нэт. — Лучше в Заливе его утопите.
— Да, здорово, — повторил Арт.
Он не понимал брата, ему были отвратительны его злоба и жестокость.
— Да ты ненормальный, — сказал Арт. — Разве можно так говорить? Свихнулся тут на своих старых тачках.
— Нет, это не я ненормальный, — свирепо ответил Нэт. — А как насчет твоего дружбана Гриммельмана с его бомбами и картами? Ненормальный — тот, кто собирается взорвать мэрию и полицию.
— Да не собираются они ничего взрывать. К этому приведет естественный ход событий.
— Повзрослеть пора бы уже, — раздраженно и удрученно сказал Нэт.
Все, он умывает руки. Ну его к черту с его Рейчел. У него и без них забот хватает.
— Не жди, что о тебе кто–то будет заботиться. Тут уж пан или пропал. Хочешь выплыть — придется барахтаться, — Нэт взъярился пуще прежнего. — Ты знаешь, как наша страна создавалась? Бездельниками, что ли, которые весь день баклуши били?
— Слушай, я что, преступление какое совершил? — пробормотал Арт.
— Всего пару лет назад я пахал на этого фокусника Люка. Теперь у меня свой магазин. В нашей стране этого можно добиться — ты можешь быть сам себе хозяином и ничего ни у кого не выпрашивать. Будешь работать как следует, тогда и свой бизнес будет, понял?
— Не нужен мне никакой бизнес, — сказал Арт.
— А чего же тебе нужно?
Арт долго молчал, потом сказал:
— Мне нужно, чтобы меня в армию не забрали.
Нэт уставился на него, оцепенев от ярости.
— Послушай, ты, слабак, да если бы мы в свое время не разобрались с япошками на другом конце земли, ишачил бы ты сейчас на узкоглазых да зубрил в школе язык японский, а не болтался тут где попало.
— Ладно, — примирительным тоном сказал Арт. Ему стало стыдно. — Не надо так волноваться. Извини.
— В армии послужить тебе бы как раз очень даже на пользу пошло, — наставлял его Нэт. — Сразу после школы надо было идти, всех после выпуска тут же служить отправлять надо.
А не жениться им разрешать, добавил он про себя.
Он повернулся к «Доджу», чтобы снять неисправный провод.
В своей квартирке в подвальном этаже деревянного дома в Филлморе усталая Рейчел под звуки радио чистила над раковиной на кухне картошку. С восьми утра до полудня она работала в офисе авиакомпании. Фирма была одно название — всего четыре самолета, но в ней работали славные ребята — бывшие военные, они подшучивали над Рейчел, угощали ее кофе, а теперь, когда она забеременела, больше к ней не приставали.
Она протянула руку, чтобы взять сигарету из пепельницы на столе. По радио передавали Стэна Гетца[60]. Эту программу, «Клуб 17», она слушала каждый день. Только сегодня почему–то не было Джима Брискина. Новый ведущий не понравился ей, он нес какую–то околесицу.
Из–за окна с Филлмор–стрит доносились крики и ругань проходившей мимо мужской компании. Просигналил автомобиль. Позвякивал светофор. Внутри у нее было пусто. Куда ушел из ее дома этот непринужденный голос? Он всегда успокаивал, ему ничего не было нужно от нее. Она выросла в семье, где вечно бранились и ссорились. Каждый чего–то требовал, она постоянно ждала, что кто–нибудь больно ударит ее. Джим Брискин ничего не просил у нее. Что же будет дальше? Что заменит ей голос Джима?
Открылась входная дверь, и Рейчел сказала:
— Обед готов.
— Привет, — Арт закрыл дверь за собой и Фердом Хайнке и втянул в себя теплый запах еды.
Выкладывая на стол серебряные ложки и вилки, Рейчел спросила:
— Ну что, сказал ему?
— Сказал, — ответил Арт.
Она подошла и поцеловала мужа, обхватив его за шею тонкими холодными руками, еще слегка влажными после мытья посуды. Потом вернулась к столу и принялась неторопливо и заботливо расставлять тарелки и чашки. Сервиз был одним из немногочисленных свадебных подарков, они получили его от двоюродной бабушки Арта.
Ферд смущенно поздравил ее с будущим малышом.
— Спасибо, — сказала она.
Заметив, что она в подавленном настроении, Арт спросил:
— Что–то случилось?
— Да я тут слушала «Клуб 17». Джим Брискин больше его не ведет. Вместо него был новый человек.
— Об этом в газете писали, — сказал Арт. — Его месяц не будет — потому что рекламу читать не захотел. Отстранили на время.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Покажи.
— Газета у Гриммельмана.
Помолчав, Рейчел обратилась к Ферду Хайнке:
— Садись с нами обедать.
— Мне домой нужно, — попятился он к двери. — Мать меня к половине седьмого ждет.
Арт достал из холодильника квартовую бутылку пива и налил себе стакан.
— Оставайся, — сказал он. — По макету журнала пройдемся.
— Правда, не уходи, — поддержала его Рейчел.
Эти четыре месяца после женитьбы они мало с кем общались.
Глава 6
После полудня зазвонил телефон. Джим Брискин поднял трубку и услышал тихий высокий женский голос:
— Мистер Брискин?
— Да.
Джим не узнал, кто это.
Он присел на подлокотник дивана, стараясь не раздавить кипу принесенных с радиостанции пластинок, которые должен был когда–нибудь наконец вернуть.
— С кем я говорю?
— Вы не узнали?
— Нет, — сказал он.
— Может быть, вы меня не помните. Мы виделись на днях у радиостанции. Я жена Арта Эмманьюэла.
— А, конечно, помню. — Джим рад был снова услышать ее голос. — Просто по телефону не узнал.
— У вас есть секундочка?
— Вот уж этого теперь у меня хватает, — сказал он. — Как у тебя дела, Рейчел?
— Да в общем ничего. Ужасно, конечно, что вы больше не ведете «Клуб 17». Арт прочитал об этом в газете. Он мне пересказал, газету, правда, не принес. Вы вернетесь?
— Может быть, — сказал он. — Еще не решил. В конце месяца видно будет.
— Этот новый ведущий, как его там, он просто никакой.
— Чем ты занимаешься? — спросил он.
— Да так, ничем особенным. — Она помолчала. — Я тут подумала, мы оба подумали — приходите к нам как–нибудь поужинать.
— С удовольствием, — сказал он.
Ему было приятно.
— Приходите сегодня. — По телефону она говорила правильно, тщательно подбирая слова, приглашение прозвучало официально.
— Отлично, — ответил он. — Во сколько?
— Ну, давайте к семи. Ужин будет не ахти какой, ничего особенного не ждите.
— Уверен, ужин будет отличный.
— А вдруг нет? — все так же серьезно спросила она.
— Тогда мне просто приятно будет снова увидеться с вами обоими.
Он повторил адрес, который она назвала. Она попрощалась, и он повесил трубку.
Он повеселел. Побрился, принял душ и надел чистые свободные брюки. Было два часа дня. Нужно было чем–то заполнить пять часов, остававшиеся до ужина с Эмманьюэлами. С каждым часом хорошее настроение улетучивалось. Время, подумал он. Оно убьет его когда–нибудь.
Он сел в машину и поехал в сторону Пресидио[61]. На душе опять скребли кошки. Он задумался о Пэт, и это было ошибкой. Подобных мыслей ему нужно было избегать.
Полчаса он ехал куда глаза глядят, потом свернул к Филлмор–стрит.
В барах и магазинах кипела жизнь, и, глядя на них, Джим снова немного приободрился. Поставив машину на стоянку и заперев двери, он пошел по тротуару, разыскивая нужный адрес.
Их дом, огромный и обветшалый, стоял поодаль от тротуара, между рекламным щитом и магазином скобяных товаров. Джим с трудом открыл неповоротливую ржавую калитку в проволочном заборе. Она со стоном закрылась за ним.
По бетонной дорожке он прошел к боковой стороне дома. Ступеньки спускались к деревянной двери отдельной квартиры в подвальном этаже. Он постучал. Никто не ответил. Он постучал снова, подождал, постучал еще. Их не было дома. Сам виноват. Нелепая была, конечно, затея — куда его понесло?
Почувствовав острое разочарование, он пошел обратно. Куда теперь?
На широких ступеньках парадного крыльца здания сидели, развалившись, три подростка. Они молча наблюдали, как он стучался в подвал к Эмманьюэлам. Он только сейчас заметил их. Все трое были в джинсах, тяжелых ботинках и черных кожаных куртках. Лица их были непроницаемы.
— Они куда–то ушли? — спросил он.
